бить сбоку – значит обрушить все вниз. Но вот тут, глядите, если пролезть, осталось небольшое подвальное окошко, надо хотя бы попробовать понять, есть ли там кто живой и можно ли его вытащить. Плач прекратился с полчаса назад…
Ян посмотрел на Асли. Ползти под завалы казалось чистым самоубийством, но решать ей. Асли присела, осматривая узкий лаз, ноздри ее расширились, впитывая запахи. Ян чувствовал только гарь и бетонную пыль, но девушка явно чуяла больше.
– Он там, – сказала она. – Ребенок. Скорее всего, девочка. И у нас почти нет времени. Господин полицейский, отведите отсюда людей. Ян!
Тот шагнул ближе.
– Держи мою одежду.
И Асли принялась сбрасывать с себя куртку и свитер. Спасатель тактично отвернулся и побежал выполнять распоряжение, Ян отвернуться не мог, поэтому наблюдал, как спина Асли покрывается мурашками от холода, но в следующую секунду над разрушенным домом прокатилась волна жара – Асли-рыси холод был не страшен.
Рыжая кошка сунула мордочку между плит, снова повела носом и нырнула внутрь.
Поначалу ползти было тяжело, то и дело приходилось отодвигать головой или лапами мешающие обломки, но когда Асли добралась до подвального окошка, стало полегче. Она свободно проникла сквозь лаз и осторожно спустилась по груде кирпичей – похоже, фундамент дома старше, чем выстроенное на нем здание. Нюх подсказывал, что человек где-то рядом, и она доверилась интуиции. Шажок мягких лап, еще шажок… ага, вот он.
На полу, вымазанная в каменной крошке, лежала девочка, на вид не старше четырех, с припорошенными бурой пылью кудряшками. Асли бросилась к ней, скинула с тельца в лиловом вельветовом комбинезончике две доски – они не придавливали девочку, видимо, та просто пыталась хоть как-то укрыться от мороза. Прижалась телом, сунула мордочку к девочкиному лицу, замерла, с минуту вслушивалась.
Жива!
Асли облегченно выдохнула.
Синяки, может быть, пара трещин в кости – не больше. Но замерзла очень. Надо греть. И рысь распласталась, стараясь накрыть детеныша своим телом, дыша теплым в ее крошечный носик.
Через пару минут девочка задвигалась, чихнула, открывая глаза. Асли сползла на пол, чтобы не пугать ее.
– Коша… – прошептала девочка. – Коша, иди…
Асли вновь приникла к ребенку. Та обняла ее ручонками, прижала к себе. Так они лежали некоторое время, Асли лихорадочно соображала, что делать. Протащить сюда одеяла, еду и воду, чтобы девочка могла продержаться, пока спасатели разгребут завал? А если не дождется, не выдержит? Вдруг все-таки повреждения сильнее, чем она думает? Рысь аккуратно высвободилась, девочка-кудряшка снова открыла глаза.
– Коша, не уходи! – заплакала она.
Рысь потерлась пушистой щекой о щеку девочки и поднялась на лапы. Пристально смотря ребенку в глаза, она кивнула в сторону кирпичной кучи и отошла на пару шагов, как бы предлагая следовать за ней.
– Не уходи…
Девочка поднялась на четвереньки и поползла вслед за Асли. Заплакала еще раз, когда обломок кирпича впиявился ей в ладонь. Асли опять вздохнула с облегчением – ползет, значит, никаких серьезных травм нет. Но оставлять такую кроху на целые сутки… Она мысленно прикинула обратный путь и решилась. Подбежала к ребенку, коснулась лапкой и увлекла за собой. Девочка оказалась сообразительной. Упорно и сосредоточенно она ползла за рысью по каменной куче, плакала, размазывала слезы, но лезла дальше. Вот они добрались до окна, Асли первой нырнула в проем, выглянула оттуда, муркнула.
– Мы к маме, да, коша? – спросила девочка, протискиваясь в узкий для нее лаз.
Рыжая рысь кивнула – кудряшка совсем не удивилась этому. Коша пришла ей помочь, наверное, ее мама попросила, что тут странного?
Дальше пробираться стало сложнее, но рысь продвигалась вперед, расчищая, насколько это возможно, путь для девочки. Внезапную дрожь камня она почувствовала всеми вибриссами… Шерсть мгновенно стала дыбом. Только не завал. Ох, нет, пожалуйста, только не завал! Напрягшимся телом рысь ощущала, как сдвинулись плиты наверху; на голову посыпалась пыльная крошка, и тут же забился нос. Если еще чуть-чуть… Рыжая кошка мощно заработала лапами, тихонько взрыкивая, подгоняя чихающую кудряшку. Живей, живей! Сзади заскрипело, завибрировало, закрежетало. Ну же, давай! Рысь ринулась в светлый проем окна, как в закрывающийся портал в рай, развернувшись, ухватила девочку за ворот, дернула вперед. Последний рывок – и они на свободе. За спиной что-то грохнуло, с отчетливым уханьем просели камни.
К завалам кинулись спасатели. Девочка снова заревела, когда поняла, что ее уносят, а коша остается, но и «кошу» тоже уносили. Ян подбежал к Асли-рыси, поднял на руки и поволок прочь от разрушенного дома.
– Успела… Тебя так долго не было, я уж испугался, – сказал он, когда они забрались в одну из машин «Скорой помощи», дежуривших неподалеку.
Асли издала бархатистый горловой звук. Ян вспомнил, что запихнул ее вещи в сумку, достал, положил на кресло.
– Оборачивайся, я подожду снаружи, – он соскочил на асфальт.
Из машины повеяло холодком, а через некоторое время Асли спрыгнула с подножки и встала рядом.
– Ты молодец, – сказал Ян и обнял девушку, немного неловко, но, что называется, от сердца.
Асли смущенно опустила голову.
– А пойдем вечером в кафешке посидим, в городе? – неожиданно для самого себя предложил Ян.
– Пойдем! – воскликнула Асли и тут же смутилась еще больше.
Вечером они действительно сбежали с территории Центра и отправились бродить по единственному островному городку, точнее даже – поселку.
Кафешку нашли уютную, без хайтека и прочего арт-безобразия. Дубовые стенные панели, столы с льняными скатертями, свечки в «домике» и огонь в дровяной печи, где готовилась вкуснющая пицца с тонким тестом и поджаренной сырной корочкой.
Поначалу Асли говорила мало, но чашка чая с апельсиновой цедрой и черничные пироженки располагали к легкой болтовне. «А как тебе Синатра?», «А что скажешь о Честертоне?», «Ой, Муми-троллей обожаю!», «Нет, талант Ларссона считаю преувеличенным».
– Расскажи о себе, – в какой-то момент попросила девушка. – Где учился, кто мама? Про отца ты уже говорил.
Ян пожал плечами:
– Да нечего особо рассказывать. Родители в Стокгольме, мама домохозяйка, подрабатывает всяким хенд-мейдом. Учился я тоже там.
– Ну… что-то же в твоей жизни было интересного? До Центра.
– В общем, ничего.
– Так не бывает.
Асли попыталась заправить прядь волос за ухо, та выскользнула и упала на лицо. Девушка собралась повторить попытку, но Ян остановил ее, удержав за кисть.
– Не надо, так очень красиво.
Щеки девушки порозовели, улыбка расцвела сама собой.
И как-то удивительно получилось, что, выходя из кафе, Ян обнял ее за талию, спасая от лужи, да так и пошел, забыв убрать руку.
Со следующего дня началась обычная рутина. Теперь, однако, и утренние тренировки, и все «обязательные психологические» и «коммуникативные» тренинги проходили гораздо веселее. Если раньше у Асли случались тяжелые дни, когда все валилось из рук и лап, когда она не могла сделать свою сотню отжиманий в день или просто хандрила, то сейчас все давалось ей легко. Частенько они стали соревноваться с Яном, и соревнования неизменно заканчивались хохотом и дурашливым валянием на матах.
Как-то перед обедом Ян сидел в столовке, то и дело поправляя очки, съезжающие на нос, гонял игрушку на планшете. Асли подошла, как всегда, неслышно и, положив ладошку ему на плечо, заглянула в планшет. Кончики темно-русых волос защекотали Янову шею, свежий – Асли только вылезла из душа – запах ее кожи коснулся ноздрей. Пахло горьковатыми травами и цитрусом. Ян поднял голову.
Асли улыбнулась, взъерошила ему волосы на затылке и, танцуя, удалилась к «салатному» столику.
Второе задание пришло из неожиданного источника.
– Понимаешь, – объяснял Олаф, – иногда мы оказываем услуги крупным магнатам. Они хорошо платят, а деньги Центру нужны. Не всегда с работой можно справиться, тогда оплата идет чисто за вызов. Не волнуйся, ничего противозаконного, мы с Асли уже были на подобном деле.
Для «дела» необходимо было явиться в полицейский участок. Необычности преследовали их прямо со входа. Во-первых, никаких предварительных процедур – их сразу, без вопросов, провели в небольшую комфортабельную комнатку с диваном и креслами. Во-вторых, в комнате находились самые высокие полицейские чины и двое мужчин в возрасте, одетых слишком элегантно и дорого, чтобы их можно было принять за простых смертных. Один из «богатеев» был повыше и постройнее, но и существенно постарше, за семьдесят, не меньше, второй напоминал забытую на грядке картофелину или, для более подобающего сравнения, побитое яйцо Фаберже.
– Кто из них? – спросил «богатей» постарше.
– Девушка, – отозвался глава Уголовной полиции (Ян видел его раньше – он появлялся в Центре).
Мужчина повернулся к Асли.
– Здравствуй, – произнес он. Видно было, что человек он старой закалки, и обращение на «ты», повсеместно введенное в шестидесятых годах прошлого века, до сих пор вызывает у него неудовольствие. – Давай сразу по существу вопроса. За стеной сидит человек, имя его не имеет значения, он обвиняется в похищении кое-каких документов. Прямых доказательств у нас нет. Тесты на детекторе лжи он прошел, не без провалов, но в целом зацепиться не за что. Мне нужно… нам нужно точно знать, участвовал он в воровстве или нет. Просто – знать. От тебя не требуется поиска доказательств, это дело полиции. Но если бы мы были уверены в его причастности, мы бы могли… были бы вправе применить… другие методы воздействия. Это очень важное для нас дело.
Слово «важное» он выразительно подчеркнул голосом.
– Суть ясна?
– Да, – Асли кивнула. – В таком случае надо, чтобы господа полицейские допросили подозреваемого, а я бы при этом допросе присутствовала. Мне нужен визуальный и обонятельный контакт.
– Хорошо, это мы устроим.
Пока полиция решала свои вопросы, Ян с Асли отсели в сторонку.