Вежда уже показывал Илье, как противостоять вооруженному человеку, всегда орудуя деревянным мечом, но орудуя так, что синяки и шишки постоянно покрывали тело Ильи. Может быть, поэтому сверкнувшего лезвия он не испугался. Но слухом он уловил нечто другое, что сразу вносило неправильность в действия Ильи, до того бывшие безупречными. И это нечто было очень знакомо Илье — он уже слышал это прежде, в схожем положении, но понять…
Не успел, потому что летящей ему в спину стреле помешало нечто…
Илья перелетел через телегу, и уже один только этот бросок его тела был для вожака непреодолим. Когда Илья поднялся, крутанувшись через голову, Засов уже не знал, где валяется его меч. Долговязый за все это время успел только поднять голову от мешков и увидел, как упавшему неведомо отчего вожаку не дает подняться парень-крепыш, что неизвестно как очутился здесь, у телеги, хотя только что стоял вместе со всеми на обочине. И едва начавший подниматься Засов, издав неприятный звук горлом, оседает мешком обратно на землю и подниматься уже как будто не собирается. И уже слышны стрелы, посылаемые сидящим в засаде увальнем, но хлестких окончаний их полетов не слыхать, потому как что-то так и косит их на лету что твой ковыль…
Больше ничего увидеть долговязый не успел, как не узнал и того, как именуется в далекой стране неведомый удар, сваливший его: «драгоценная утка проплывает сквозь лотос». И только после этого Илья увидел, что именно останавливает стрелы, летящие в него из леса.
Когда крутящееся колесо замерло на месте, на мгновение Илья увидел, что это была обыкновенная палка и палка эта невероятным образом висела в воздухе, будто оплетенная невидимой паутиной. И как только Илье эта палка показалась знакомой, она исчезла, как будто ее и не было никогда. Но оставался еще в лесу пятый разбойник, и Илья, опомнившись, кинулся сквозь кусты разыскивать его. И догнал невысокого полного детину с луком и колчаном за спиной, норовившего затеряться в чаще.
Когда очухались да собрали всех лиходеев гуртом на той же обочине, где недавно стояли сами, задумались, что делать с ними дальше. И решили уже отпустить с богами, как тут же появился на лесной дороге конный дружинный дозор муромского князя, словно не на самом деле все происходило, а пелось под гусли бродячим певцом, чтоб получилось складно, а не по правде.
…Дружинный разъезд уводил помятых лиходеев в ту же сторону, куда направлялся Илья с неожиданными попутчиками, — к недалекому уже Мурому.
Княжий десятник, едучи на коне рядом с телегой, сказал Илье:
— Один против пятерых… мда… Ты, парень, иди-ка к нашему князю муромскому в дружину. Я за тебя перед ним сам словечко замолвлю.
Илья покачал головой:
— Рано мне еще в дружину, я ведь учусь только.
— Ты?! — изумился один из дружинников, ехавший неподалеку. — Что ж будет, когда ты всему научишься?
Илья — смущенный, недовольный, — отвечал:
— Для дружинника я и мечом пока не владею. Только так вот, голыми руками…
Все — и дружинники, и селяне на телеге — грохнули от смеха. Раздались возгласы:
— Вот святая простота!..
— Да тебя, брат, коли мечному бою выучить, никакому ворогу спасу не будет!
— И у кого же ты учишься-то?
После этого вопроса все умолкли, ожидая ответа. Илья пожал плечами:
— Веждой моего учителя зовут.
Дружинники переглянулись, и десятник ответил за всех:
— Не слыхали такого наставника. Из каких он земель-то?
— Не знаю, не сказывал он. Знаю только, что издалека пришел. Говорил, будто в Китае жил долго.
Дружинники загалдели:
— Ну да! Из такой-то дали!
— Наврал он тебе, Илюшка! Виданное ли дело?
— Какой он из себя-то? Не чернявый ли?
— Какой там чернявый! — махнул рукой Илья. — Седой как лунь.
— Так он что — старик? — изумленно спросил десятник.
Илья кивнул.
— Седой как лунь, старик и бьется отменно? — перечислил десятник.
— Голыми руками против меча устоит, — подтвердил Илья. — Да и меч отберет. И звать Веждой.
— Веждой, не Веждой, но я бы не удивился, если б он оказался самим Святогором.
— Былинным-то велетом? — недоверчиво покачал головой Илья. — Ты что же, хочешь сказать, что я с самим Святогором дружбу вожу вот уже больше года, а сам — ни сном ни духом?
Десятник развел руками:
— Прости бог, а только выходит так!
И дружина снова рассмеялась — по-доброму и теперь вроде бы даже завистливо.
— Да, так едешь-то ты куда? — спохватилась Люба, и Илья сказал:
— Да в Карачарово.
Люба переглянулась с Самохой, а Илья, опережая дальнейшие неизбежные расспросы, добавил:
— За добрым мечом я в ваши края заглянул. Вернее, наставник мой Вежда сказал здесь меч искать. — Илья вздохнул. — Вот только мены никакой с собой брать не велел, наказал самому с кузнецом расчет достойный искать.
Самоха хотел было что-то сказать, но Люба тронула его за рукав, а десятник спросил:
— Выходит, твой наставник послал тебя к нашему Белоте? — Илья снова кивнул. — Сам не местный твой Вевда, или как его там, туто нем никто не слыхал, а про мастеров здешних лучше тебя знает. — Десятник усмехнулся. — Нет, парень, у тебя в наставниках сам Святогор и есть. Тут и гадать нечего.
Дружина возбужденно загудела, а Люба сказала:
— Мены не брать… А крут норовом-то батюшка Святогор! А?
Она оглянулась на ехавших воинов, и те ответили одобрительным гулом:
— Верно, добрый меч деньгами не возьмешь.
— Святогор в этом толк знает.
— Да, парень, задачка у тебя…
Рано утром на перепутье разошлись все: телега с Самохой, Любой и мальчишкой двинулась прямо, дружинники повели пятерых хмурых да потертых разбойников направо, на суд муромского князя, а Илье указали налево.
После полудня в низине у речки-переплюйки и увидел Илья село Карачарово.
Проходя мимо росших на меже вытянутых в струну молодых деревьев, Илья запоздало подумал о том, что неплохо было бы обзавестись посохом подорожным, и тут же вспомнил про палку, чудесным образом защитившую его от вражьих стрел в лесу. А вспомнив, сразу понял, почему она показалась ему знакомой.
— Вежда! — сказал он вслух и даже остановился.
…Вежда на выселках своим посохом гонял, бывало, Илью, обозначая удары и заставляя его парировать их или уклоняться. Тогда-то Илья и присмотрелся к посоху повнимательней. При ближайшем догляде становилось ясно, что посох был обтянут поверху кожей, отчего в руке сидел ладно и не скользил.
— Что за палка у тебя, Вежда? — спросил он тогда же. — Откуда она у тебя?
— Палка у кобеля в зубах да на хмельной пирушке в руках, — передразнил Вежда. — Сделал — вот откуда. Взял хорошую лесину и натянул на нее лоскут хорошенько вымоченной бычьей кожи, взятой с плеча. Шкура высохла, да и натянулась на палку что кожа на кость.
— А зачем?
— А затем, что стала после этого моя «палка» — как ты ее кличешь — прочней всякого иного посоха. Вот и вся недолга.
…Илья снова увидел белесое колесо крутящегося посоха, стрелы, мертвыми долгоносыми осами отлетающие от него, и снова, теперь уже уверенно, сказал:
— Вежда!
Затем он хорошенько огляделся, но не заметил ни одной живой души окрест и погрозил пальцем кустам у речки со словами:
— Так-то, значит, ты в селе остался? Ну ладно…
Дом кузнеца Белоты ему указали у первой же избы дед с бабкой, копавшиеся на огороде.
За время долгой дороги Илья представлял себе оружейных дел мастера Белоту на лад их сельского кузнеца Борыни. Белота виделся ему нестарым еще мужиком в кожаном фартуке, в своей кузне у иссеченной наковальни с молотом в руке и непременно в окружении громадных молотобойцев и мальчишки-подмастерья, суетящегося то у мехов, то на подхвате. А вышло вовсе не так.
Девушка, встретившая Илью у порога, повела его не в сторону кузницы, которую Илья приметил еще на подходе и которая стояла, как и полагалось, опричь остальных домов в деревне, а в глубь двора, за избу. Высокий да крепкий старик с седыми, как у Вежды, волосами без рубахи колол дрова на задах. «Да они с Веждой братья!», — подумал Илья.
— Батюшка, человек до тебя, — позвала девушка и тотчас ушла.
Старик оставил топор и повернулся к Илье.
— Мир тебе в дом, да чтоб огонь в горне не умер, — поклонился Илья.
— И тебе не болеть, молодец, — отозвался старик.
— Ты ли будешь здешний кузнец Белота?
— Я, — кивнул Белота.
На лицо он совсем не был похож на Вежду, но Илья сразу решился спросить:
— Меня прислал к тебе Вежда. Не брат ли ты ему?
— Вежда? — приподнял брови кузнец. — Нет. Да и нет у меня братьев, сестры одни.
— Значит, Вежду не знаешь? — смутился Илья.
— Не знаю, — покрутил головой старик и пристально оглядел Илью. — А он что же, слыхал обо мне?
— Выходит, слыхал, если меня за восемь дней пути послал к тебе за добрым мечом. — Илья неловко потоптался на месте и снова спросил: — А ты точно ничего не путаешь? Не знаком тебе Вежда?
— Вот чудь-человек! Да точно! Не помню я никого с таким именем.
— А может, знавал ты его под иным именем? — все не отступал Илья. — Образ его, может, знаком?
— Ну и каков твой Вежда? — усмехнулся кузнец.
— Да стар вроде тебя и седой такой же. Да крепкий под стать тебе. Вот и подумалось, будто братья вы…
Илья с надеждой вглядывался в лицо кузнеца, но Белота снова отрицательно покрутил головой:
— Что-то путаешь ты, парень. Может, и не я тебе нужен, а?
— Да нет же, ты! Мне боевой меч потребен. Только… — Илья замялся, теребя постромки котомки, которую так и не снял еще со спины. — Вот ведь какая незадача: заплатить мне тебе нечем.
Белота удивленно вздернул брови и присел на край колоды, протянув:
— Так-так… Даже русы из дружины князя киевского всегда платили мне если не гривнами, но кунами или дирхемами. А ты, выходит, ставишь себя выше дружинников князя?
— Да нет же, это мой наставник наказал так сделать, — попробовал протестовать Илья, чувствуя себя очень скверно, словно ему приходилось просить милостыню.