Капитан переводит дух. Таких, как Жак, питает собственная тоска и бессилие.
— Наши люди больше не хотят быть честными и справедливыми, им легче стать равнодушными медузами, чтобы, перебирая отростками, двигаться по течению киселеобразной жизни. Знаешь почему? Они перестали ждать обещанных издревле летающих кораблей и слепящих золотых куполов.
— Единственная надежда — твердый, непоколебимый правитель. Я ждал момента тринадцать с половиной лет. Я знал, что у императора и императрицы не хватит сил вести державу. Они устали от жизни, они больше ни во что не верят. Нужна свежая кровь! Та, что потащит вперед!
— Ты ехал в порт за Риком? — спрашиваю я.
— За вами обоими, — отвечает с ухмылкой маг. — Я подставил тебя.
— Ты нарушил триграммы?
— Думаешь, они только от пыли и сырости защищали? — Капитан громко, искренне смеется. — Глупый мальчишка! Магистрат использует триграммы скрытия, ты бы никогда не нашел этих книг!
Задыхаюсь. Цензура в Университете? Как? Зачем? Неужели просиженные в Зале месяцы были зря?
— Когда тебя нашли с пыльными книгами, это значило лишь одно. Ты узнал о тайне Магистрата, подобрался вплотную к запретным знаниям. Мало того, куда-то несколько книжек дел. Может, решил перепродать врагам Империи или мятежникам?
Мне нечего сказать. Мир, оставшийся на берегу, меняется с каждой секундой. Мягкие и нежные детские сказки уходят, обнажая костяной остов действительности.
— Я думаю, ни для кого в Магистрате не было секретом, что ты ищешь. Мало ли, чем дитя тешится.
Хочу ответить, но удается лишь беззвучно шевельнуть губами. Моя мечта напоминает половую тряпку.
— Не потеряй! — строго говорит Жак и достает из кармана штанов что-то, завернутое в черную ткань. Рик любопытным взглядом провожает сверток. Не разворачиваю. Взвешиваю на ладони — почти не имеет веса. Убираю в рюкзачок.
— Да, и ту рукопись, — добавляет патриот.
Рино через наложенное заклятие подчинения понимает команду без слов. Матрос бросает за борт махорку и вразвалочку направляется к трюму за книгой с описанием ритуала.
Шхуна почти подошла к порту. Бесчисленные извилистые улочки, каменные домики и сотни торговых лавочек рядом с пристанью. У пирсов бросили якорь с полсотни симпатичных яхт и два шумных купеческих судна. Слева и справа белеют пляжи с вычищенным песком.
Рик стоит, заложив руки за спину и широко расставив ноги. Я держу рюкзак в руках — плечи горят после вчерашней солнечной ванны.
— Вам удастся исполнить ритуал. И не криви губы, вижу тебя насквозь. Самый обычный эгоист, кои тысячами заполонили страну.
— Сколько? — спокойно спрашиваю я.
— Двести монет, — бросает Жак.
Не торгуюсь. Хватит за глаза года на два безбедной жизни. Боевые маги не умеют врать.
Шхуна подходит к пирсу.
— Снимай обувь, — командует капитан.
Череда неизвестных слов, замысловатые взмахи руками. На правой ладони Жака разгорается зеленая пятиконечная звезда. Капитан касается левой пятки мальчика. Рик вздрагивает. Клеймо мерцает и гаснет.
Моя очередь. Ладонь мага прохладная. Удивленно гляжу на ногу — ничего. Тогда щелкаю пальцами и смотрю на ауру. Объемные, сложные, светящиеся яркой зеленью узоры. От нас с Риком к Жаку тянутся нити. Словно к ногам привязали кандалы. Так…
— Не мучай голову, — советует с усмешкой Жак. — Таких слов в школе не проходят. Умел бы развязать — сидел бы сейчас академиком в Магистрате.
Плевать. Пускай насмехается.
«Мечта моря» бросает швартовы к маленькому пирсу. Николай ловко спускается и крепит канаты. Никто из порта не спешит встречать затрапезного вида судно.
— Да, и не забудьте купить мальчику сандалии, — напутствует Жак и помогает сбросить иссохшие сходни.
— Вперед, — говорю я и подталкиваю Рика в спину. Кажется, в порту сотни кораблей. В торговый гам врезается крик чаек. Струятся ароматы пряностей и благовоний. Жак что-то кричит, но мы, словно сговорившись, не оборачиваемся.
— Ты же мечтал стать волшебником, — говорю в худую спину.
Паренек вздрагивает. Сходим с пирса и, стараясь не раствориться в пестрой толпе, идем по маленькой улочке.
Яростно выгадывают медяки приезжие, охотно борются с ними смуглые аборигены. В прохладе арок замерли рослые стражи в кожаной броне с мечами на перевязи. Порядок на курорте — дело необходимое.
Двух- и трехэтажные домики нависают над головами. На балкончиках вывешено белье, кое-где на террасах покачиваются в креслах-качалках, со стаканом или книжкой в руке, а кто и с тем, и с другим, откормленные мужчины среднего возраста. Умиротворенный взгляд все успевших людей устремлен к морю. Туда, где живут русалки и огромные дельфины.
— Глупым мечтам не свойственно сбываться, — отвечает Рик, вступая под первую арку. — Так говорит мой отец.
— Ты потратил год жизни в трущобах и провонявшей рыбой лодке. Сбежал от родителей, живя единственной мечтой — поступить в школу магии. Зря?
— Нет, — жестко произносит мальчик и оборачивается. Лицо бледное, несмотря на жаркое солнце. — Я познакомился с Николя. Я перестал быть слюнтяем. Я готов вести Империю.
Крепкие кожаные сандалии с деревянной подошвой обошлись в серебряный. Цены на архипелаге взлетают к середине дня вместе с солнцем.
Бродят приезжие, стремглав летят чумазые ребятишки, зажав веревки неказистых воздушных змеев. Проплывают увлеченные друг другом пары, вышагивают семьи с двумя-тремя детьми. Куда-то спешат осунувшиеся женщины. На каждом углу неизменно по два хмурых стражника.
Такой контраст встречается лишь на курортах. Одни трудятся, другие отдыхают.
Нужно выйти из города.
На главной площади никого. Утро — самое время для купания, бойкой торговли винами, коврами и розовыми ракушками, которые жители собирают зимой, когда море отступает.
Кажется, шаги по старательно выложенным булыжникам разносятся по всему кварталу. В углу площади стоит белая башня мэрии. Рядом притулились пекарня и гостиница.
Массивная дверь завешена громадным, начищенным до блеска замком — сегодня не приемный день. Понимаю, что раз дошли сюда, значит, случиться ничего не может — мы успели раньше Магистрата. Но все равно сосет под ложечкой.
— Смотри, Рик, — камни оплавлены, — говорю, когда поравнялись с башней.
Рядом с башей булыжники мостовой напоминают застывшее стекло. Некоторые камни словно смяты великаном. Будь осторожен, путник. Ты угрожаешь мечте Империи.
Не сговариваясь, поднимаем глаза. На верхушке башни красуется сапфировое зернышко размером с добрую бочку. Лучи боевого талисмана исполосовали мостовую, сжигая повстанцев.
С тех пор минуло тридцать лет. Летнюю резиденцию императора и императрицы отдали под гостиницу для аристократов, а на уроках истории школяров заставляют зубрить перемещения горстки мятежников и доблестной армии Империи.
Доносится злой лай собак. Стражники встречаются реже, зато прохожих, причем самого затрапезного вида, прибывает.
— Моя любимая сказка — о волшебнике, который умел зажигать звезды. Маг приходил к детям, садился на край кровати и узнавал заветное желание. Затем доставал палочку, взмахивал ею, и ребенок через окошко видел, как на черный бархат неба выкатывается новая искорка. Волшебник говорил — когда подрастешь, сможешь протянуть руки и, если остался смел и чист душой, достать свою мечту. Если ты бежал от себя, лгал, переставал верить в любовь, то тебя уже ничто не спасет. Ту мечту, что однажды зажег, — больше не достать. Руки, коснувшись беззащитного света, превратятся в угольки, а звездочка вспыхнет и погаснет навсегда, — тихо говорю я.
— А уходя, волшебник наказывал — всегда будь честен, храни любовь в сердце и верь. Иначе навсегда забудешь, кто ты, — почти неслышно заканчивает принц. Мне кажется, от мальчика исходит невероятный жар. Встань ближе — и сгоришь. Так всегда пылают люди, верящие в чудеса. Я знаю.
Мне притчу рассказывала мама. До того дня. Я ее читал своим двум братьям. До того дня. А папа — научил меня читать… Но это было не здесь. В другой вселенной. В другом мире.
— Пить хочешь? — спрашиваю мальчика. Не дожидаясь ответа, бросаю две медные монетки торговцу. Толстый, высокий, с длинными усами мужчина нехотя встает из-за навеса и ставит на прилавок два кувшина темного виноградного сока. Вкус насыщенный, явственно чувствуется масляная терпкость косточек.
— Я напросился на экскурсию в город и сбежал. Наверное, учителю сильно досталось, — грустно говорит Рик.
Если не повесили. Возвращаем кувшины и идем дальше.
— Решил поехать в Нарву, от столицы далеко. Нанялся к одному рыбаку — он предложил пожить у него. Жена умерла при родах вместе с ребенком, детей нет. Мне он понравился.
— И чем же ты занимался? — с интересом спрашиваю.
— Каждый вечер изучал магию по двум учебникам, которые взял из дома. А ранним утром мы уходили в море. Оказалось вовсе не хуже, чем сидеть в мягком кресле на уроке.
Камни белоснежной мостовой давно сменились старыми досками. Крепко слаженные дома пропали, и все вокруг заполонили хибары. На улицах — хмурые женщины с выводком ребятишек. Как выйдем из города — до горы останется меньше пяти часов. Совсем не волнуюсь.
— Поначалу было очень тяжело — рыбацкий труд не простой, — со знанием дела сообщил Рик.
— А о родителях во дворце ни разу не вспомнил?
— Я все время о них думаю, — смутился Рик. — Когда стану взрослым, буду с ними жить. Я хотел… — Мальчик споткнулся и чуть не упал. Я протянул руку, но принц помощи не принял, его лицо опять стало жестким и отрешенным. — Я хотел поступить в Школу магии, когда мне исполнится четырнадцать.
— Знаешь, Рик, — говорю я. На самом деле говорю себе, не мальчишке. — Почему-то всегда меньше всего мы думаем о родных и близких. Нам кажется — мимолетный жест, поцелуй или благодарная улыбка — ни к чему, мы уверены — всегда можно успеть.
Но мальчик не отвечает. Он в ослепляющей короне на выложенном подушками троне.