Отойдя от греха подальше от опасного прилавка, чуть было не налетел на крупного мужчину в трико и красном колпаке, полностью закрывающем лицо. Лишь глаза его тускло сверкнули в узкой прорези странного головного убора. Мужчина сурово на меня глянул, буркнул что-то недружелюбное и начал выкладывать на прилавок из большой корзины свой товар. Ну и товарец, скажу я вам: связка веревок, заканчивающихся эшафотным узлом и петлей, ржавые кандалы, длинные пряди волос и… Тут меня чуть не вывернуло. Палач — а это был, без сомнения, городской палач — спокойно выкладывал на стол отрубленные руки, вырванные языки и еще что-то из человеческих потрохов. Все ясно, отрубленная рука вора — лучший амулет для представителя этой древней профессии. А уж какой силой обладает веревка повешенного, если правильно ее заговорить, не мне вам объяснять…
— Что, парень, хочешь приобрести? — хрипло спросил палач, становясь за прилавок и демонстрируя мне чью-то отрубленную ладонь. — Бери, не пожалеешь. Это рука Кусаки, а тот первый щипач был на всю округу, пока ко мне не попал, ха-ха-ха…
По-видимому, палач признал во мне начинающего вора. Я, как лошадь, замотал головой и попятился, словно палач собирался меня догонять. Но тот быстро потерял ко мне интерес, потому что к нему подошел какой-то щуплый малый в сером плаце и почти без торга купил ту самую руку. Палач пересчитал монеты и благожелательно улыбнулся покупателю, прибавив что-то вроде «До скорой встречи, клиент».
Я перевел дух и тут же снова вздрогнул — внезапно у меня за спиной раздался гомон, какой-то шум, заиграла музыка. Странная какая-то музыка, несуразная. Я обернулся и чуть не остолбенел от удивления. Из «Стоунхенджа» на площадь выходил… дракон. Да, многого я здесь уже повидал, но драконов по-прежнему считал выдумкой. Но это был самый настоящий дракон со всеми драконьими атрибутами: зубастой пастью, крыльями, когтистыми лапами, гребенчатым хвостом. Только какой-то маленький, размером чуть больше пони. Дракона вел на веревке мальчик лет семи-восьми, а впереди ковылял очень бедно одетый старик с шарманкой. Вот из этой шарманки и раздавался странный мотив.
Старик остановился в центре площади, не переставая крутить ручку шарманки, установил ее на складной треноге, скомандовал дракону: «Сидеть», повесил ему на шею табличку с какой-то надписью, кинул свою шляпу на брусчатку и не лишенным приятности голосом запел. Пел он старинную балладу о доблестном рыцаре О. Вайланге, ушедшем в поход в Святые Земли, чтобы завоевать сердце прекрасной дамы Эмилии. В честь этой самой Эмилии совершил он немало подвигов, в одну харю одолел кучу злющих гоблинов, троллей и циклопов, изничтожил добрую дюжину великанов и одолел ужасного дракона. После каждой победы он посылал любимой алую розу. И весть о каждой новой победе доблестного рыцаря О. Вайланга заставляла трепетать сердце прекрасной леди Эмилии. Когда, наконец, доблестный рыцарь О. Вайланг, победив кого только можно, повернул боевого коня в сторону родного города, где ждала его дама сердца, огромная орда речных гоблинов окружила его и потребовала отречься от любви. Но рыцарь гордо отказался предать светлый идеал любимой и пал в неравной битве. Безутешная Эмилия похоронила своего возлюбленного, после чего до самой смерти не смотрела на мужчин, носила только черное и умерла, собственно, на могильной плите павшего героя, прижимая к груди букет алых сушеных роз, каждая из которых напоминала ей об одном из подвигов любимого.
Песенка была жалостливая, но, на мой взгляд, не логичная. Во-первых, с какой стати гоблинам заставлять рыцаря от кого-то там отрекаться? Вряд ли они подозревали даже о существовании какой-то там Эмилии. И на хрен им не уперлась эта самая Эмилия! Скорее всего просто бродячие гоблины решили поживиться кошельком, конем да латами странствующего рыцаря, вот и пустили ему кровь. Во-вторых, если рыцарь погиб в Святых Землях, как прекрасная леди Эмилия могла его похоронить? Кто тело доставил?
В-третьих, рифма в балладе местами сильно хромала. Скорее всего старик-шарманщик просто заменил горных орков на речных гоблинов из соображений политкорректности. После последнего замерения указом герцога орков ругать категорически запрещалось.
Хотя с чего это я ударился в критиканство? С какой стати? Послушать нашу эстраду, вот где кошмар. Одни эти «муси-пуси» чего стоят. Или «Ты целуй меня везде — восемнадцать мне уже» — офигенная рифма! А тут — красивая история о любви, почти готовый сценарий для любовного сериала. И еще имя этого рыцаря смутило, О. Вайланг. Где-то я его определенно слышал.
Старик тем временем закончил петь и кивнул мальчику, который уже успел обрядиться в игрушечные латы, очень похожие на настоящие: шлем, кирасу, алый плащ. И в таком вот виде пацан оседлал палочку с головой коня и, вооружившись копьем с длинным полосатым древком, начал «наезжать» на дракона. Судя по комментариям старика-шарманщика, малец изображал исторический бой доблестного рыцаря с драконом. Дракон-недомерок охотно мальцу подыгрывал: щетинил гребень, пятился, щеря пасть, рычал и изрыгал из пасти пламя. Но факелок у него получался жидким, больше дыма, нежели огня, а шипение совсем не впечатляло. В финале «битвы» пацан таки умудрился ткнуть дракошу своим копьем прямо в «сердце», дракон испустил душераздирающий стон, опрокинулся гребенчатой спиной на брусчатку и «издох», задрав лапки. А «доблестный рыцарь» поставил на тушу ногу и победно протрубил в рог.
«Бой» закончился, публика зааплодировала, в шляпу посыпались медь и даже серебро. Дракон поднялся на лапы и начал раскланиваться во все стороны. Что ж, стоит признать, роль свою сыграл он неплохо. Тут я разглядел, что было написано на табличке, украшавшей его грудь: «Дракон Мышат. Ранен в неравном бою с гоблинами. Подайте на лечение в Камелоте». Господи, везде одно и то же…
А меж тем мне стоило поторопиться. Великий маг вряд ли привык долго ждать. Я еще раз оглядел площадь и заметил подсказку. Еще один истукан держал над головой светящийся голубым фонарь, рукой указывал в сторону переулка. Я подошел к статуе, осторожно рассмотрел ее лицо. Те же грубые черты, тот же рот — щель, как у истукана на Мясной площади и у таверны. А лицо другое, совсем другое, нежели у тех, что попадались мне раньше.
— Не совсем приятное зрелище, да? А ведь когда-то этот парень неплохо пел смешные песенки. Теперь вот стоит столбом с легкой руки вашего О. Раньи, — услышал я за своей спиной. Повернулся, да так и замер. Передо мной стоял эльф, самый настоящий эльф. Высоченный — явно за два метра, в зеленом плаще, с белыми вьющимися волосами. За спиной у него виднелся странно изогнутый лук и колчан со стрелами. Судя по одежде, эльф был явно из знатных, пальцы его украшали серебряные перстни, на груди висела массивная серебряная же цепь с крупными драгоценными камнями, на поясе — короткий меч в богато украшенных ножнах.
Эльф щелкнул пальцем по носу истукана, хмыкнул, повернулся ко мне спиной и подошел к прилавку с цветами и кореньями. Тут же я вновь услышал его резкий голос:
— Эй, откуда у тебя цветы папоротника, смертный?! Отвечать! Отвечать мне! Такой папоротник цветет только в Эльфийских лесах! Смертным входить туда запрещено договором! Откуда у тебя (он сделал особо ударение на «у тебя») эти цветы? Ты не можешь торговать этими цветами!
Торговец — жабообразный мужчина с необъятным брюхом, кое-как затянутым в халат, гулко расхохотался. По всему, устрашающий вид эльфа его совершенно не устрашил.
— Господин эльф, не хватайтесь вы за свой меч и не мечите таких молний из глаз, — пророкотал жирдяй. — Это вам не Синие Эльфийские леса, господин эльф, и не долина Луиарры. Это Арроххон. Здесь торгуют чем хотят, когда хотят. Купите лучше корень мандрагора, господин эльф, кстати, из тех же мест и…
Торговец не договорил — эльф ударил его заклятием. Так, не очень сильно ударил, скорее отвесил пощечину. Вернее, хотел отвесить. Потому что вокруг толстяка немедленно образовалось голубоватое сияние, заклятие, срикошетив, багровой молнией ушло в сторону и раскололо один из булыжников мостовой. Брюхо торговца заколыхалось:
— Ха-ха-ха… Шли бы вы дальше, господин эльф, если не хотите ничего покупать. А то ведь кликну магическую стражу, за применение магии на торге мало вам не покажется…
— Да как ты смеешь, презренный смертный, — прошипел эльф. Но чем кончилась ссора, я так и не узнал, потому что кто-то дернул меня за край плаща.
— Эй, парень, хочешь сыграть или узнать свою судьбу? — услышал я голос откуда-то снизу. Под статуей, прямо на брусчатке мостовой сидел слепец. Откуда он тут появился — понятия не имею. Могу поклясться, еще минуту назад его здесь не было. Перед слепцом стоял небольшой деревянный бочонок, на котором белели игральные кости.
— Я бедный студент, у меня денег нет, — ответил я привычно.
— Тогда сыграем на часы, что у тебя в суме, — предложил слепец.
— Откуда ты знаешь, что у меня в суме? — удивился я.
— Я слеп, но не глух, — улыбнулся слепец. — Я даже слышу, как сыплются песчинки в колбах твоих часов.
— Ну, допустим, а что поставишь ты?
— А вот. — Слепец вытащил из-под плаща холщевый мешочек и вытряс из него кучку костей. Судя по виду — куриных.
— И эти кости — твоя ставка? — засомневался я.
— Кости? Ты сказал кости? — удивился слепец. — Это не совсем кости, вот смотри.
Слепец взял на ощупь одну из косточек, положил на ладонь, погладил ее и вдруг с хрустом переломил пополам.
— Уф-ф-ф, — вдруг громко выдохнул… истукан и опустил руку с фонарем. Другая рука продолжала указывать в сторону дома господина О. Раньи.
— Что, Сибба, тяжело быть чучелом? — участливо спроси слепец.
— Слов нет, как тяжело, — раздалось из щели, обозначающей рот истукана, — особо когда рука затекает.
— Так надо было думать о последствиях, когда поешь частушки о магах Арроххона и особо о мэтре О. Раньи. Я ведь предупреждал, — хихикнул слепец.
— Предупреждал, кто спорит. Надо было думать, — со скрипом кивнул головой истукан, вдруг резко поднял руку с фонарем над головой и замер. Косточка вспыхнула в ладони мага бенгальским огнем и исчезла.