– Сидя в темноте? Ночью? Ты чего? – Лида убрала от него руки, отстранилась. В груди было больно.
– Да просто… Вышел попить воды. Потом сел и, кажется, уснул.
– У тебя были открыты глаза, – заметила дочь.
«Ну и лицо у него было!»
– Ну, это случайность. Я же не специально…
Лида встала и подошла налить себе сока. Внутри все дрожало. Дрожь передалась рукам. Вынув из холодильника коробку сока, она взболтала его и налила в стакан.
– Я проснулась из-за тебя, – сказала Лида, – но зачем же сидеть в темноте? Иди спать.
Еще один с причудами, подумала девушка. Сначала мама, потом и он… а может, это заразно? От взаимовлияний никуда не денешься.
Лида не смотрела на него. Стояла у окна, за которым была ночь, засыпанная городскими огнями, и пила холодный сок.
Кажется, это не просто чудачество. Он много работает, всегда работал много, даже слишком – и, возможно, так обзавелся нервным срывом… В конце концов, соломинка ломает спину верблюду…
Девушка поставила стакан и вышла из кухни. Она чувствовала обиду, ей было не до разговоров, даже видеть отца не хотелось. Виктор попытался что-то сказать, но Лида его проигнорировала. Небольшая месть не помешает. Пусть больше не выкидывает подобных фокусов… Окажись мама на моем месте, она бы устроила ему!..
Лида закрылась на замок и приложила ухо к двери. С такого расстояния она, конечно, ничего не могла услышать. Чем отец там занимается? Так и будет сидеть до утра? Девушка разделась и легла. Ночь была влажной, жаркой. Открытая форточка не спасала, а кондиционера в комнате у нее не было. Вентилятор будет шуметь.
Лида сбросила с себя простыню и лежала раскрытая.
Олег убедился в том, что в доме тети Ирины все утихомирились. Спят. Можно идти. Возвращаться в особняк… В подземелье.
Они вернулись с обхода почти час назад. Олег трясся в лихорадке, но держал себя в руках, не понимая, как ему это удается. Хотелось кричать и размахивать руками, совершать хаотичные, бессмысленные движения, сходить с ума… чтобы только выплеснуть то, что успело накопиться у него внутри. Напряжение требовало какой-то разрядки. Олег пожелал Наталье доброй ночи и ушел к себе. Запершись в ванной, он стал умываться ледяной водой, тер руками изможденное лицо с впавшими щеками и глазами, похожими на двух перепуганных насмерть зверьков. Он не мог узнать себя. Точно из похода в особняк он вынес на себе чужую личину, которая скрыла его истинную сущность… (Какой же он истинный?) Чужая злобная маска не желал сходить… Олег ударил себя ладонью по правой щеке. В голове что-то щелкнуло – и он увидел себя прежним. Изменившимся, но прежним. Улыбнулся. Подняв правую руку, он ударил кулаком в стену. Боль прошла по костяшкам, обожгла кожу. Олег ударил снова, а потом еще раз, с большей силой. Он ободрал руку, появилась кровь, но, кажется, своей цели добился: напряжение рассеялось, его прогнали боль и ярость, вылетевшие вместе с этими ударами. Боль принесла покой. Олег сунул руку под струю холодной воды и стал тереть сбитые места. К утру они припухнут и станут розово-синими. Это неважно. Суставы целы, а на сердце стало гораздо спокойней. Раньше Олег уже прибегал к такому методу – когда чувствовал, что больше не в состоянии выносить такого давления, когда не может больше слышать голос костей и выполнять его прихоти… Он не мог покончить с собой, хотя не раз обдумывал эту возможность, но пока у него не хватало смелости.
Он просто-напросто трус. Это надо признать.
Олег признает – плевать он хотел на подобные определения. Сейчас у него на повестке дня стоял совершенно другой вопрос. Он хочет вернуться в особняк? Не обойти его вокруг, выполняя свои обязанности сторожа, а войти внутрь?
Хочет.
Хочет спуститься в подземелье, чтобы проверить свою гипотезу? Туда, вниз? И одному на этот раз?
Хочет.
Олег взял полотенце, вытер руки, промокнул ранки. Кровь больше не шла. Всего лишь кожа содрана. Он прислушался, стараясь уловить движение на чердаке, где лежали кости. До сих пор они не подавали признаков жизни, но Олег не был уверен, что и дальше так будет. Рано или поздно кости начинают шевелиться. Это он знал с детства. Можно сказать, это была одна из первых усвоенных им истин.
Пора идти. Олег не поленился сходить во двор – проверить, горят ли окна в доме Шведовой. Не горели. В поселке вообще не было ни одного огня. Все спали. И каждого, Олег чувствовал, посещали в эту ночь страшные сны. Что ж, раз это происходит, значит, так нужно.
Он надел энцефалитку, проверил, хорошо ли заправился и не оставил ли уязвимых для насекомых мест. В подземелье ему, возможно, предстоит встретиться с чем-то, что пока не показывалось на свету. Дом не хочет, чтобы я шел туда, подумал Олег.
Он взял из ящика с инструментами молоток и спрятал его во внутренний карман куртки. От призраков молоток не спасет. И топор тоже. Но все-таки с ним было легче.
Олег проверил, работает ли фонарик, и вышел из дома. Над поселком носился ветер. В этот час мир накрывала безумная тьма.
Олег шагал почти вслепую по узким лесным тропкам. Этими маршрутами пользовался он один – только ему было под силу отыскать тайные кривые напряжения и извилистые цепочки призрачных следов. Иногда Олег находил в этих пересекающихся и петляющих линиях убежище, и прогулки превращались в один из способов уйти от безумия. Оно подстерегало его повсюду, готовое вонзить зубы ему в загривок. Если это случится, освободиться от него будет невозможно.
С листьев по-прежнему срывались целые россыпи холодных капель. Они стекали по капюшону и попадали Олегу на лицо. Он утирал их левой рукой. Правая болела. Ощупывая костяшки, которыми бил стену, Олег чувствовал боль. Может быть, повреждения сильней, чем казалось. Но пальцы шевелятся, не встречая никаких препятствий. При переломах так не бывает. Вынув молоток, он сжал рукоять, взмахнул пару раз.
Нормально. Главное, переломов нет. Олег спрятал свое оружие обратно.
К подножию холма он вышел через пять-шесть минут и посмотрел на громаду особняка. Казалось, тот стал больше размером. Стены, перекрытия, окна, лестница, колонны – все будто пришло в движение, изменяя геометрию здания. Словно великан, сто лет сидевший на корточках и окаменевший без движения, пробовал подняться.
– Ты меня не испугаешь, – пробормотал Олег. Сжав кулаки, он смотрел на дом. На темно-сером небе виднелся край крыши. – Ты – никто. Мертвец. Поэтому сиди и заткнись!
Олег вооружился фонариком и молотком и шагнул к дому. Надо успеть обследовать подземелье до рассвета.
И остаться в живых…
Когда Лида ушла, Виктор сел обратно за стол и подвинул к себе пепельницу. Посмотрел на пачку сигарет и зажигалку и подвинул их к себе тоже. Его движения были неторопливыми.
В самом деле, спешить некуда. Пока он никак не может повлиять на ситуацию. Надо с этим смириться.
Сигарета повисла на нижней губе Виктора. Он сидел и смотрел перед собой, как несколько минут назад. Потом рука с зажигалкой двинулась вверх, большой палец крутанул колесико, трижды. Кончик сигареты, окунувшись в пламя, зардел. Голову Барышева окутало облако дыма.
Хорошо. Спокойно.
Если не будешь суетиться и все обдумаешь, если поймешь, что спешка только вредит, все встанет на свои места. Ведь так он поступал раньше, взвешивал каждый шаг. Был осторожен и хладнокровен… – иначе бы не достиг сегодняшнего положения. Виктор вспомнил о банке и всем, что с ним связано, и подумал, что это все очень далеко. Существует где-то в другой галактике. Оттуда Виктор прилетел на звездолете, который разбился при посадке. Пути назад нет. Пока наверняка не будет ясно, что ожидает его предприятие… Пока не будет ясно, какая судьба ожидает его семейное дело.
Виктор встал и выключил на кухне свет. В темноте было лучше.
Спокойней.
Час назад он почувствовал желание встать с дивана, на котором уснул в своем кабинете. Ничто его не будило, просто Виктор вынырнул из того глубокого болота, куда погрузился после возвращения домой, и сел. Он слышал у себя в голове какой-то шум, сродни тому, что был во время и после видения, посетившего его на трассе. Ему вспомнились повешенные. Воспоминания не померкли. Виктору не удалось от них избавиться. Более того, они сделались ярче.
Ясно, что его семейному делу что-то угрожает. В этом нет сомнений. Он же почувствовал это еще до того, как сегодня закончил все дела. Он видел это по лицу Натальи. Ох уж эти ее гримасы. В них презрение, злость, стремление во что бы то ни стало его унизить. Она думает, что на старости лет Виктор придумал себе занятие. Впал в детство, решив поиграть в дом… Да, именно так думает жена. Она не может думать по-другому.
Потому что она сумасшедшая! Виктор долго закрывал глаза на ее поведение, списывал все эти странности на депрессии, на усталость и врожденные свойства характера. Но до каких пор можно не обращать на это внимания?
Виктор закурил другую сигарету. Ее огонек то вспыхивал в темноте, то вновь угасал.
С тех пор, как его жена ударилась в свое писательство, их семья стала разваливаться. Хотя нет, это произошло еще раньше. Наверное, в тот период, когда Наталья решила отойти от его жизни и перестала исполнять обязанности супруги высокопоставленного человека. Она отошла от приемов, вечеринок и всего официоза (который и Виктору-то был не по душе). Видите ли, устала. От чего? От безделья? От собственных фантазий?
Если она ушла в мир, где ей комфортно и безопасно, то почему ему нельзя?..
Виктор сбросил пепел.
Но он не таков. Он никогда не бежал от реальности. Не такова его кость и кровь. В его жилах не вода, а внутри черепа не кусок свиного навоза. Виктор это доказал – и не только себе. Наталья поступает несправедливо, она неправа. Для него семья всегда стояла на первом месте. А как может женщина думать по-другому? В конце концов Виктор делает все это ради семьи и будущего. А для чего пишет Наталья свои гнусные памфлеты? И кого она вставляет в свою поганую пьесу? Может, где-то затесался персонаж, подозрительно похожий на него, Виктора? Надо было внимательней читать то, что она ему давала. Наталья способна на это.