Ему было трудно врать, трудней, чем, пожалуй, держать дистанцию между собой и Натальей, но он считал, что это необходимо. Пока он ничего не может изменить. И как до приезда банкира Олег понятия не имеет, чем закончится эта история. Тетя Ирина права в одном – особняк жив и набирается сил.
Что он может ответить Наталье? Обрисовать все то, что увидел внизу и как едва не помешался, выбираясь из подземелья?
Стоит рабочим спуститься туда, они увидят то же самое, что видел Олег сегодня ночью. А потом он скажет, что просто кое-чего там не заметил… Это не преступление.
«Лучше бы она ушла… Нет, лучше не надо… – подумал он. – Нет, не знаю…»
Наталья разглядывала Олега, а тому стоило больших усилий не сорваться. Он резал огурцы и зелень, но вдруг представил, как вонзает нож в ее тело.
– Где-то кости убитых лежат до сих пор, – сказала она.
– Что будет, если твой муж раздумает восстанавливать дом?
– Раздумает? О нет, такого не может быть. Он маньяк. Скорее небо на землю упадет. Это настолько для него принципиально, что он пойдет по трупам, лишь бы добиться цели… – Пойдет по трупам. – Ты только посмотри, что там твориться сейчас! Пути назад не будет… Или мы разоримся, или дом станет таким, каким надо.
– И это никак нельзя остановить?
– Почему ты спрашиваешь? Я же говорю…
– Дому нужна кровь. Он хочет убивать. Как раньше, – сказал Олег. – Те, что умерли в девяносто пятом, были только на закуску… Дом уже почувствовал аппетит. Кажется, ему именно это нужно, а не…
– Что? – Сигарета в пальцах Натальи задрожала.
– Ему не надо быть красивым и современным. Ему нужны жертвы. Я знаю. Чувствую.
Олег уперся руками в край столешницы. Наталья испугалась, что ему плохо, и подошла ближе, готовая поддержать (человека, которого она хотела даже в эту минуту…).
– Олег.
– Кости костями, но лучше бы, чтобы строительство прекратилось… Что-то произойдет. Ты ведь предчувствуешь…
– Да. – Это была правда. Все сводилось к этому. Все мысли, все кошмары и нелепые страшные мысли. Олег выразил именно то, что было у нее внутри.
Пока дом ждал, копил силы и, возможно, выискивал жертву. Старое чудовище пробудилось.
– Так что же делать? – спросила Наталья.
– Не имею понятия. Наверное, ничего. Это дело твоего мужа.
– Значит, и меня оно касается.
– Знаю.
Не глядя на нее, Олег занялся салатом. Он был голоден. «Зря я завел этот разговор. Теперь она не даст мне покоя. И будет увиваться за мной, пока банкир не узнает, что у нас кое-что было…» Олег бросил в салатницу большую ложку майонеза, тот шмякнулся, словно ком жидкой грязи.
– Ты будешь есть? – спросил он.
– Нет, спасибо.
– Смотри.
– Олег, что нам делать?
– Ну что ты от меня требуешь? – спросил он, разозлившись. – Чтобы я принес себя в жертву этому дому? Повесился в холле? Так те трое?..
– Не знаю, Олег, – покачала Наталья головой.
– Тогда не говори больше об этом. Если что-то произойдет, мы не будем в этом виноваты…
Олег отвернулся, открыл холодильник, чтобы достать банку тушенки. В этот же миг он услышал шаги. Наталья вышла из кухни, пересекла коридорчик и оказалась в сенях. Олег выглянул из кухонного окна. Наталья шла через двор.
Дрожа, он сел на табурет и закрыл руками лицо.
12. Особняк (2)
– Пап, привет, как поживаешь?
Звонок дочери отвлек Виктор от работы, но он все-таки ответил.
– У меня нормально. Дела… – сказал Барышев. Внутри его головы словно поселился рой жалящих пчел. Их настойчивые укусы призывали к чему-то, но он не имел понятия, что им понадобилось. Пчелы гудели, заглушая многие звуки в окружающем мире. Барышев откинулся на спинку мягкого кресла в своем кабинете и поглядел в окно, на запруженную транспортом улицу. Сколько раз он уже видел эту картину? Потоки машин. Безразличный ветер и дождь. Фигурки прохожих, маленькие, хрупкие. Только протяни руку и сожми их, чтобы пошла кровь и вылезли внутренности.
– Слушай, я хочу к маме съездить. Проведать, как там она. Ну и отдохнуть малость.
– У тебя что, нет занятий?
– Нет, два дня свободных, – сказала Лида.
Пчелиное жужжание перешло в злобный гул. Виктор помассировал глазные яблоки и отвернулся от окна, уставясь на дверь. По лбу бежали блестящие струйки пота.
– Не думаю, что можно, – сказал Виктор.
– Как это?
«Она считает, что мое разрешение только формальность? Ошибаешься, деточка!»
– Мама занята, у нее сейчас масса дел. Масса! Важных дел!
– Я не буду ее отвлекать, просто поговорю и…
– Нет, – сказал Виктор, улыбнувшись.
– Пап!..
– Ты не знаешь, что постороннее присутствие там нежелательно!? Работа только-только началась. Все еще… очень зыбко… – прибавил он почти что шепотом, будто доверяя тайну.
– Ничего не понимаю, – произнесла дочь.
Виктор вспомнил, что она застала его ночью сидящим в темноте на кухне… и испугалась. Она и должна, обязана бояться… Слово Барышева закон! Что там Лида бы себе ни вообразила, она не сможет ему помешать! Наталья утверждала, что их дочь пошла в него, но она не права. Лида только прикидывается. Цель ее ему неизвестна (пока), но все это не будет продолжаться вечно. Лида – очень ненадежное звено, не правда ли? Теперь-то совершенно ясно… Ночью он много думал, взвешивал, прикидывал.
Барышев запустил руку в волосы, нарушив укладку, сжал кулаки, дергая себя за светлые пряди.
– Я сказал, что тебе нельзя ехать. Сейчас, по крайней мере.
«Она – шпионка Натальи. Вот в чем закавыка! Моя пятая колонна!»
– Папа, ты, по-моему, не понимаешь. Я просто еду повидать маму. Я… да не собираюсь я приближаться к твоему дому! К стройке этой! Ты чего?
Твоему дому…
– Лидочка, ты меня не слушаешь. Это очень плохо… Я тебе запрещаю. Пока нельзя.
– Папа, я же…
– Ты никуда не поедешь, мерзкая дрянь!!! Не смей мне перечить!!! – заорал он в трубку что есть сил. За секунду до крика, пчелы в его голове, кажется, превратили мозг в кашу.
Наступила тишина. Виктор вынырнул из серо-багрового облака ярости и ждал.
– Дурак! Кретин! – донеслось из трубки.
Лида отключилась.
Он никогда в жизни не кричал на нее, на свою папину дочку. Что такое? И она отрубила связь сама, за ней осталось последнее слово!..
Виктор встал из кресла, взял телефонную трубку в руку наподобие ножа и стал ритмично, все увеличивая силу, долбить им по столу. На пол полетели мелкие предметы. Виктор бил телефоном о пластик, пока его корпус не затрещал и не треснул пополам. Потом Барышев бросил его на пол и принялся топтать.
При этом он не издал ни единого звука. Испуганная секретарша вошла в кабинет, посмотреть, что происходит, и увидела банкира, стоящего у окна. Разбитый вдребезги сотовый валялся на ковровом покрытии среди прочей мелочевки.
– Виктор Сергеевич, что случилось? – спросила девушка.
Он повернулся. Прическа сбилась, глаза блестели словно две лампочки, но на губах была нормальная улыбка. Почти нормальная.
– Я тут немного намусорил. Будь любезна, прибери, пожалуйста, а я пройдусь.
Секретарша кивнула. Она была уверена, что сейчас он накинется на нее и начнет бить головой о стену.
Виктор взял со спинки стула пиджак и вышел из кабинета, насвистывая. В ближайшем салоне связи он купил новый сотовый и тут же подключил его.
Лида подошла к машине, стоящей у подъезда, и забралась на сиденье рядом с водителем. Шофер, недавно нанятый Барышевым, поздоровался и спросил, куда ехать. Лида объяснила. Он кивнул: все ясно – туда, где сейчас живет хозяйская жена.
Машина развернулась и миновала пост охраны со шлагбаумом. Лида бросила сумку на заднее сиденье и пристегнулась, отвернувшись в окно. На ее щеках был румянец. Обычно он появлялся в моменты, когда градус гнева превышал норму. Лида была зла. Чертовски зла. Ее так и распирало от ярости.
Отец наорал на нее. В первый раз в жизни – раньше, что бы ни случилось, он себе подобного не позволял. Во всех конфликтах они находили общий язык гораздо легче, чем с матерью. Казалось, что это их сближает и лишний раз доказывает, что Лида – папина дочка (значит, все было только фикцией?). Эта истерика отца неоправданна, бессмысленна… Лида чувствовала себя униженной – точно ей при всем честном народе отвесили оплеуху. Что плохого в том, если она поедет повидать мать, скажите на милость?
Мерзкая дрянь!!!
Это уже ни в какие ворота не лезет. Похоже, ее отец начинает сходить с ума. Как же иначе объяснить его вспышку? Накануне Лида нашла его на кухне, сидящего в темноте с таким лицом… словом, она подумала, что с ним плохо… А сейчас еще и это. Грязное несправедливое оскорбление от человека, которого Лида считала примером для подражания.
Машина выехала на проспект, и шофер – молодой парень, поглядывающий на хмурую девушку, кусающую губы, – прибавил газу. Лида смотрела наружу, видя лишь смазанный фон, образуемый проносящимися мимо автомобилями, и сражалась со слезами. В горле появлялся ком, и начинало щипать в носу всякий раз, когда она вспоминала рев отца в трубке.
Нет уж, теперь я назло поеду, решила Лида после разговора. В другой ситуации такого протеста в ней бы не возникло. Ну, поспорили бы они, ну и что? Сейчас же она просто не может послушаться…
Мерзкая дрянь!!! Не смей мне перечить!!!
«Ну и подонок! Скот! Как можно мне такое говорить?» Лида швырнула трубку телефона на диван и несколько минут мерила комнату шагами, пытаясь успокоиться. Она ждала, что отец перезвонит, но ничего не дождалась. Ох, она бы высказала ему все… Он получил бы такой ответ…
Поняв, что продолжения разговора не будет, Лида решила, что сегодня дома не останется. Она поедет. Пускай отец, вернувшись, хоть всю квартиру разнесет в щепки. Ей плевать. Собрав все необходимые вещи в спортивную сумку, Лида вызвала шофера. Тот появился через десять минут – и за это время девушка вся извелась. Ей чудилось, что отец сейчас откроет дверь квартиры и закатит ей скандал. Лида поняла: она боится. Как только поступил сигнал от шофера, девушка помчалась вниз. У нее появилось чувство, что она уходит от погони, спасается от чего-то, что может причинить ей боль… «Или убить».