6 сентября 1948 г. в результате провокации Врачанского митрополита Паисия, выступившего с резкой критикой поведения экзарха, якобы отдающего самовольные распоряжения от имени Синода, владыка Стефан был вынужден покинуть заседание полного состава Синода, и вечером того же дня в письме своему заместителю митрополиту Доростоло-Червен-ского Михаилу экзарх написал, что в «подобной атмосфере» он не «считает возможным» оставаться председателем Синода». Владыка рассчитывал, что его отставка не будет принята, однако уже 8 сентября решением Синода митрополит Стефан был освобожден от должности экзарха «по важным соображениям церковного характера» и лишен управления Софийской кафедрой, 10 сентября это решение утвердило Политбюро ЦК БРП, а 12 сентября в газетах опубликовали коммюнике Синода об отставке владыки Стефана «по болезни», хотя за день до этого бывший экзарх написал членам Синода о неправильности их решения[280]. Новым председателем Синода, временным главой экзархата и управляющим Софийской епархии на несколько месяцев стал митрополит Михаил.
Все усилия владыки Стефана показать незаконность этих решений не помогли, ему также не позволили встретиться с Г. Димитровым, которому он 12 сентября написал довольно подобострастное письмо[281]. Бывший секретарь Коминтерна уже тяжело болел, и Болгарией фактически руководил В. Коларов, не допустивший этой встречи. Вся акция по отстранению митрополита от власти заняла лишь несколько дней. 25 сентября информация о ней была отправлена в советское посольство. В этом сообщении говорилось, что митрополит Стефан будет выселен за пределы Софии в село Баня Карловской околии Пловдивской области без права передвижения по стране и с предоставлением персональной пенсии 25 тыс. левов ежемесячно. Подобное решение было принято Синодом и 14 сентября одобрено В. Коларовым, причем бывшему экзарху не разрешалось служить[282].
В докладной записке Г. Г. Карпова советскому руководству от 28 сентября выражалось некоторое недовольство поспешным устранением экзарха: «Резкость и нетактичность Илиева, имевшего личные столкновения со Стефаном, прямое и грубое вмешательство в дела Синода при существующем отделении церкви от государства содействовали поспешности постановки Стефаном вопроса об отставке, с которым болгарское правительство, перед его отъездом в Москву, имело договоренность о назначении его патриархом». Для исправления ситуации в Болгарской Церкви Г. Г. Карпов предлагал целую программу мероприятий из семи пунктов: «1. Ослабление реакционного большинства Синода… 2… изменение линии поведения директора департамента культов Илиева… 3. Радикальным для демократизации Синода, руководства церковью и успеха в борьбе с англо-американским влиянием является намерение болгарского правительства созвать Народно-церковный собор для устройства церкви, выборов экзарха и обсуждения вопроса об установлении в будущем патриаршества… 4. Предложение болгарского правительства пустить Стефана на территорию СССР в целях изоляции пагубно отразится на авторитете и положении Русской церкви в международных церковных кругах… Совет считает более целесообразным оставить в силе решение Синода о лишении Стефана права передвижения по стране…» и т. д.[283].
Через несколько дней, по просьбе В. Коларова, МИД и МГБ СССР дали согласие на разрешение лечения и постоянного проживания митрополита Стефана на территории Советского Союза. В этой ситуации Г. Г. Карпов 30 сентября в докладной записке заместителю министра иностранных дел В. А. Зорину написал о возможности принятия бывшего экзарха лишь на покой в один из монастырей, но не на службу в Русскую Церковь[284].
В личном письме патриарху Алексию от 16 октября бывший экзарх подробно описал обстоятельства своей «незаконной» отставки. Владыка Стефан также просил патриарха «вступить в свои священные права расследователя этого дела и верховного арбитра по спору нашему со Св. Синодом Болгарской церкви»[285].
В середине октября митрополит Стефан встретился с приехавшим в Софию на XXX конгресс Союза священников управляющим делами Московской Патриархии протопресвитером Николаем Колчицким. В беседе с ним владыка признал, что он под влиянием раздражения необдуманно, не учитывая последствий, подал в Синод заявление о своем оставлении должности экзарха, чем воспользовались его недоброжелатели – члены Синода и постановили уволить его от должности экзарха и одновременно отозвания Софийского митрополита. Затем владыка пожаловался на то, что «он страдает из-за Русской Церкви, ибо исполнил ее желание и пошел на Московском совещании против экуменизма; и вот-де Русская Церковь оставили его без защиты». На это отец Николай ответил, что Русская
Церковь не может «вторгаться в дела, хотя и братской, но не своей Церкви». Патриарх Алексий, искренне сочувствуя владыке Стефану, послал ему письмо с соболезнованиями, и в письме Г. Г Карпову от 20 октября запросил о возможности предложить бывшему экзарху «поселиться у нас в Почаевской Лавре, где ему может быть обеспечен покой, удобства и духовное удовлетворение в лаврских службах»[286].
2 ноября митрополит встретился с В. Коларовым, который заявил, что «решение правительством принято по государственным соображениям, и он не должен в какой-либо форме сопротивляться этому решению». Однако владыка сказал Коларову о «неправильном решении вопроса Синодом и правительством об освобождении его от митрополичьей Софийской кафедры», не хотел он и ехать в гости или на службу к патриарху Алексию ввиду лишения прав экзарха и правящего митрополита. Следует отметить, что 5 ноября Совет по делам Русской православной церкви сообщил в МИД СССР мнение патриарха Алексия, поддержанное Советом, о необходимости оставления за владыкой Стефаном Софийской кафедры[287].
Но это пожелание учтено не было, болгарские власти разозлила неуступчивость бывшего экзарха, отвергавшего все попытки уговорить его подчиниться. Под давлением Синода, требовавшего ускорить высылку владыки, Политбюро ЦК БРП 18 ноября приняло решение о принудительной отправке митрополита Стефана к указанному месту жительства. 24 ноября 1948 г. владыка был насильно выдворен в село Баня, лишен права свободного передвижения и возможности совершать богослужения. 25 ноября он сообщил о своем насильственном изгнании в письме Московскому патриарху Алексию. В селе Баня владыка Стефан жил в ссылке до своей кончины 14 мая 1957 г.[288].
Патриарх Алексий глубоко сострадал митрополиту и оказывал помощь в его лечении, летом 1949 г. спас владыку Стефана от возможного уголовного преследования. В это время Синод потребовал от митрополита отчета в израсходовании потраченных владыкой на личные нужды части средств из 30 млн. левов, полученных от Московской Патриархии в качестве займа. В начале августа патриарх, по просьбе митрополита Стефана, через архиепископа Серафима (Соболева) сообщил Болгарскому Синоду: «Акт передачи в 1947 г. б. экзарху 30 миллионов левов был облечен в вид долгосрочного займа лишь формально; по существу это было дарение, т. к. наша Церковь, входя в положение Болгарской церкви, имела намерение ей существенно помочь. Московская Патриархия считает Болгарскую церковь свободной от необходимости уплаты этой суммы»[289]. В результате дело было закрыто.
В самом начале 1949 г. митрополита Михаила в качестве наместника-председателя Синода и управляющего Софийской епархиией сменил митрополит Паисий. 6 января он сообщил об этом в письме патриарху Алексию, выразив глубокую признательность Русской Церкви за разнообразную помощь. 9 февраля патриарх отправил владыке Паисию поздравительное письмо, и в ответ тот 5 июля написал о предложениях Болгарского Синода по укреплению связей между обеими Церквами: устройство концертов русских церковных хоров, выставок русской иконописи в Болгарии, обмен статьями богословов, командировки болгарских клириков, студентов, богословов и церковных регентов в СССР, взаимное осведомление о действии инославной пропаганды и т. д.[290]. Следует отметить, что среди духовенства Болгарии в то время существовало небольшое течение во главе с епископом Левкийским Парфением (Стоматовым) и епископом Тихоном, выступавшее за присоединение Болгарской Церкви к Московскому Патриархату.
Сразу же после отстранения экзарха Стефана началась новая кампания давления на Церковь. На чрезвычайном заседании 4 октября 1948 г. Священный Синод отменил запрет совершать отпевание и христианское погребение заключивших только гражданский брак верующих, отказался от религиозного обучения детей и подростков, признав его исключительным правом государства, а также от ведения религиозной пропаганды. Духовенству было разрешено участвовать в деятельности Отечественного фронта и указано соблюдать исключительное право государства на обучение молодежи[291]. В декабре 1948 г. на съезде БРП было принято решение об активизации борьбы против «религиозных предрассудков»[292].
В это же время началась разработка законопроекта о вероисповеданиях в Болгарии, который в конце октября был внесен на рассмотрение Великого Народного собрания. Однако он вызвал негативную реакцию советского руководства. По инициативе Г. Г. Карпова заместитель министра иностранных дел В. Зорин 17 ноября 1948 г. подал в Политбюро ЦК ВКП(б) докладную записку в которой отмечал: «…законопроект о вероисповеданиях, провозглашая отделение церкви от государства, содержит в себе по существу идею полного подчинения церкви департаменту вероисповеданий МИД Болгарии… Стремление департамента вероисповеданий МИД Болгарии подчинить себе церковь является следствием той линии, которую занимает по отношению к церкви руководитель этого департамента Дмитрий Илиев… МИД СССР считает целесообразным о вышеизложенном устно информировать тов. Димитрова, сообщив ему при этом, что, по нашему мнению, упомянутый законопроект в своем теперешнем виде неприемлем и его следовало бы переработать с учетом наших замечаний»