.
Архиерейскому Синоду РПЦЗ, безрезультатно обращавшемуся за помощью к Сербскому патриарху Варнаве, в этой ситуации удалось добиться только того, чтобы студентам разрешили сдать экзаменационную сессию. Дальнейшие попытки спасти училище предпринимал Архиерейский Собор РПЦЗ 1936 г., но его ходатайства перед Болгарской Церковью о продолжении работы училища в каком-нибудь другом монастыре фактически не дали результата. Руководство экзархата, не возражая в принципе против существования училища, поставило условие, что обучаться в нем могут только русские с последующей иерейской хиротонией в РПЦЗ, но для ее приходов в Болгарии большого количества священников не требовалось. Окончательное решение о закрытии Богословско-пастырского училища Архиерейский Синод РПЦЗ принял в начале 1938 г.[395].
Также в 1938 г. перестал быть русской обителью и монастырь свв. Кирика и Иулитты. Его насельники в основном перешли в различные болгарские монастыри[396]. 15 ноября 1940 г. Болгарский Священный Синод заслушал доклад синодального секретаря об итогах работы, учебной программе русского Богословско-пастырского училища и постановил приравнять аттестаты его выпускников к аттестатам Банковского и Черепишского священнических училищ, а также выплачивать одинаковую зарплату священникам, закончившим одно из этих трех училищ[397].
Помимо владык Серафима и Дамиана, в 1925–1931 гг. в Болгарии также проживал имевший много духовных детей архиепископ Полтавский и Переяславский Феофан (в миру Василий Дмитриевич Быстров, 1873–1940), входивший первое время после эмиграции из России в состав Высшего Русского Церковного Управления за границей (в 1920–1922 гг.), а позднее – Архиерейского Синода РПЦЗ (со 2 сентября 1922 по 1925 гг. был заместителем председателя Синода). Он приехал в страну из сербского монастыря Петковице по приглашению Болгарского Синода. Архиепископ поселился в здании Синодальной палаты в Софии, а летом проживал на даче в Варне; при этом он часто служил в русской варненской церкви св. Афанасия Александрийского. У архиепископа Феофана были дружеские отношения с епископом Серафимом (Соболевым), которого он когда-то рукоположил во епископа Дубенского – викария своей епархии.
27 ноября 1925 г., когда в Архиерейском Синоде обсуждался вопрос о даровании автокефалии Польской Православной Церкви, владыки Феофан и Серафим отправили в Синод довольно резкое письмо[398]. Архипастыри также подвергли критике совместное служение литургии митрополитом Антонием (Храповицким) и главой Польской Церкви митрополитом Дионисием (Валединским) в Румынии в ноябре 1925 г. Заслушав это письмо, Архиерейский Синод в соответствующем решении указал, что «не собирается благословлять автокефалию Православной Церкви в Польше», но запрещения о сослужении с польскими архиереями не вынес[399]. А в 1927 г. епископ Серафим (Соболев) во время посещения Болгарии митрополитом Дионисием (Валединским) обсуждал с ним вопрос об условиях возвращения на кафедры русских архиереев, изгнанных польским правительством[400].
В апреле 1926 г. владыки Феофан и Серафим решительно выступили против учения митрополита Антония (Храповицкого) о догмате искупления (так называемого лжеучения об искупительной жертве Христа). Они подали в Русский Зарубежный Архиерейский Собор заявление о недопустимости решения Архиерейского Синода от 9 апреля 1926 г. о замене «Пространного Катехизиса» митрополита Московского Филарета «Опытом Катехизиса» митрополита Антония в качестве учебного пособия в русских школах за границей. 15 апреля владыки также выслали членам Синода свои богословские работы, объяснявшие их позицию. Главный труд «Об Искуплении» (в понимании митрополита Антония): 1. Гефсиманское моление; 2. Голгофская жертва; 3. «О гневе Божием» написал архиепископ Феофан. Владыка Серафим послал работу «О клятве»[401]. Благодаря, прежде всего, усилиям владык Феофана и Серафима, катехизис митрополита Антония, в конце концов, так и не был принят РПЦЗ в качестве официального[402].
В августе 1926 г. именно владыки Феофан и Серафим обратились в Москву к заместителю патриаршего местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгордскому) с письмом, в котором просили высказать мнение относительно разделения в Зарубежной Русской Церкви и поддержать Архиерейский Синод в его конфликте с митрополитами Евлогием (Георгиевским) и Платоном (Рождественским). Ответом было известное письмо митрополита Сергия от 12 сентября «Дорогие мои святители…» с указанием, что Московская Патриархия из-за отсутствия информации не может заниматься вопросами зарубежной церковной жизни, и советом создать новый авторитетный «центральный орган церковного управления»[403].
Вскоре епископ Серафим (Соболев) отправил письмо Архиерейскому Синоду, в котором обосновывал необходимость самых жестких мер в отношении митрополита Евлогия и его сторонника берлинского протоиерея Григория Прозорова, вплоть до лишения сана[404]. 26 января 1927 г. Архиерейский Синод временно запретил митрополита Евлогия в свягценнослужении. По сообщению парижской газеты «Возрождение», архиепископ Феофан отнесся к этому запрещению отрицательно, заявил, что такие меры могут быть приняты только после соборного обсуждения обстоятельств дела, и в знак протеста решил выйти из состава Синода[405]. Правда, «Церковные ведомости», со слов владыки Феофана, вскоре известили, что сообщение газеты является клеветой и злонамеренной ложью[406]. Однако апротопресвитер Г. Шавельский свидетельствовал, что в частном разговоре с ним архиепископ Феофан высказывал большое недовольство всем происходящим в Архиерейском Синоде[407]. И в 1927 г. владыка действительно вышел из состава Синода. Следует отметить, что к советской власти он относился резко негативно и, по утверждению архимандрита Амвросия (Коновалова), считал Сталина предтечей антихриста[408]. Архиепископ Феофан жил в Болгарии до 29 апреля 1931 г., а затем по приглашению своего старого друга генерала Ф. В. Прохорова уехал во Францию, в г. Кламар под Парижем, где оставался до 1936 г. В последнее десятилетие своей жизни владыка отошел от всякой церковно-общественной деятельности и посвятил себя молитве и аскетическим подвигам. В 1936–1939 гг. архиепископ Феофан проживал в городке Моун-сюр-Луар, скончался он 19 февраля 1940 г. в местечке Лимерэ-сюр-Луар вблизи г. Амбуаза, где жил затворником в пещере и был похоронен[409].
В период между 1933 и 1937 гг. периодически проживал в Болгарии еще один русский архиерей – епископ Печерский Иоанн (в миру Николай Александрович Булин). В 1919 г. он эмигрировал в Эстонию, где в 1920–1932 гг. служил настоятелем Псково-Печерского монастыря и в 1926 г. был рукоположен во епископа Печерского. С 1932 г. владыка управлял Нарвской епархией автономной Эстонской Православной Церкви, но в связи с негативным отношением к ее переходу из юрисдикции Русской Церкви в юрисдикцию Константинопольского Патриархата, в 1933 г. был уволен на покой и на несколько лет изгнан из Эстонии. В это время владыка Иоанн фактически входил в РПЦЗ, сослужа с ее архиереями.
Протопресвитер Георгий Шавельский
В 1937 г. он вернулся в Эстонию, после присоединения этой страны в 1940 г. к СССР был признан в качестве епископа Печерского патриаршим местоблюстителем митрополитом Сергием (Страгородским), но вскоре арестован НКВД и расстрелян летом 1941 г.[410].
Заметной фигурой не только в Болгарии, но и во всей русской церковной эмиграции являлся бывший глава российского военного и морского духовенства протопресвитер Георгий Иванович Шавельский, еще до революции 1917 г. ярко проявивший себя как талантливый администратор, церковный писатель, поэт и историк. Он стоял у истоков Зарубежной Русской Церкви, как один из организаторов и товарищ председателя Ставропольского Церковного Собора 18–24 мая 1919 г., член учрежденного 23 мая 1919 г. Временного Высшего Церковного Управления на Юге России и редактор его журнала «Церковные ведомости».
После поражения войск А. И. Деникина, отец Георгий был заменен на должности протопресвитера военного и морского духовенства Добровольческой армии и по приказу генерала П. Н. Врангеля от 28 марта 1920 г. командирован за границу «для изучения духовного быта и устроения этой стороны жизни наших беженцев»[411]. В конце апреля 1920 г. о. Г. Шавельский покинул Севастополь и ненадолго прибыл в Константинополь, уже 19 мая он выехал в сербскую столицу Белград, решив по дороге заехать в Софию. Здесь 21 мая он получил предложение заняться преподавательской деятельностью в намеченной к открытию Духовной академии. Синод Болгарской Церкви назначил протопресвитера на профессорскую кафедру и разрешил ему поселиться в Софийской духовной семинарии. Однако к концу 1920 г. Болгарский Синод из-за финансовых и административных проблем оставил мысль об открытии Академии (в дальнейшем ее заменил открытый в 1923 г. богословский факультет Софийского университета), и о. Георгию было предложено заняться преподаванием в пастырском училище, размещавшемся в Бачковском монастыре, в 50-ти километрах от г. Пловдива. Это предложение пастырь не принял и затем получил п