После прихода в сентябре 1944 г. в Болгарию советских войск о. Георгий Шавельский стал помогать митрополиту Софийскому Стефану, вступившим в активные отношения с новым правительством Отечественного фронта и советским военным командованием, в ведении переписки, которая возникла по поводу ликвидации болгарской схизмы. Кроме этого, о. Георгий по меткому выражению современного российского исследователя о. Илии Соловьева «стал спичрайтером митрополита Стефана». Так, большую известность в свое время получила написанная о. Георгием речь митрополита, произнесенная владыкой на Московском совещании глав и представителей Православных Церквей в июле 1948 г. по случаю юбилея автокефалии Русской Церкви[544].
25 марта 1945 г. исполнилось 50 лет пастырского служения отца Георгия, но по его желанию юбилей прошел тихо, без празднества. Однако руководство Болгарского экзархата все же отметило это событие[545]. В апреле 1945 г. о. Георгий несколько раз встречался с членами прибывшей в Софию делегации Московского Патриархата в составе Псковского архиепископа Григория (Чукова), архимандрита Иоанна, протоиерея Константина Мещерского и профессора А. И. Георгиевского[546].
В конце мая 1946 г. отец Георгий приветствовал в храме Святых Седмочисленников Московского патриарха Алексия (Симанского), приехавшего в Софию 20 мая, и уехавшим лишь 3 июня. До революции протопресвитер не знал владыку Алексия. При встрече о. Георгий увидел в патриархе аристократические манеры, хорошее воспитание, умение вести аполитичные разговоры и вообще говорить и выступать публично так, что ни к одному его слову нельзя было придраться. Первосвятитель предложил о. Г. Шавельскому вернуться в Москву, однако чуткий и умный протопресвитер почувствовал, что в словах и речах патриарха было много недоговоренного, «и после всех его речей завеса, закрывавшая от нас происходившее в Российской Православной Церкви и в Советском Союзе, осталась спущенной».[547]
Кроме того, из разговоров с митрополитом Григорием о. Г. Шавельский понял, что произошло в России за минувшие с его отъезда годы – из 40 военных священников, остававшихся в Петрограде, в Ленинграде не было никого. Проповеди, печатавшиеся в Журнале Московской Патриархии, убедили протопресвитера в том, что в СССР «церковная проповедь сильно сужена, ограничена строго благочестивыми рамками, хотя для антирелигиозной пропаганды там предоставлена полная свобода»[548].
Трижды во время своего визита патриарх Алексий приглашал к себе на обед о. Г. Шавельского, и хотя за столом всякий раз было около 10 человек, Первосвятитель беседовал почти исключительно с ним. Но и в застольных, и в частных беседах с глазу на глаз патриарх не был многоречивым: «Более тридцати лет, – писал о. Георгий в своих мемуарах, – он провел в стране, где за всякое праздное слово люди дают строгий ответ на суде… а ни одно слово патриарха не оставалось в тайне от тех, кому надо было знать»[549].
Вскоре после возвращения в СССР патриарх Алексий отправил протопресвитеру телеграмму с приглашением приехать осенью 1946 г. в Москву для занятия профессорской кафедры в Московской духовной академии с проживанием в г. Загорске. 11 июля последовал ответ: «Согласен. Земно кланяюсь. Прошу благословения. Протопресвитер Шавельский». Через два дня патриарх Алексий обратился к председателю Совета по делам Русской православной церкви Г. Г. Карпову с письменной просьбой о содействии приезду отца Георгия в Москву, однако встретился с негативной реакцией. В резолюции Карпова на письме Первосвятителя говорилось: «Договорились с патриархом, что он посылает ответ Шавельскому, что в этом году надо воздержаться (ввиду неполучения корпуса в Загорске), а фактически ввиду его старости»[550].
Впрочем действительная причина отказа заключалась в том, что протопресвитер не вызывал доверия у советских чиновников, особенную враждебность вызывали его «белогвардейское» прошлое и экуменические взгляды. Так, например, в справке о положении в Болгарской Церкви, составленной в ноябре 1947 г. заведующим консульским отделом Миссии СССР в Болгарии Г. П. Шнюковым, отмечалось: «…ближайшим советником экзарха является русский белый эмигрант, б. духовник царя Николая II, протопресвитер Шавельский, известный своей ненавистью ко всему советскому». А в письме поверенного в делах СССР в Болгарии К. Левычкина заместителю министра иностранных дел А. Я. Вышинскому от 7 мая 1948 г. говорилось: «Протопресвитер Георгий Шавельский, белоэмигрант (комиссия отказала ему в восстановлении в советском гражданстве за активную антисоветскую деятельность), сторонник экуменизма, имеет сомнительные связи с американскими представителями в Болгарии, оказывает большое влияние на экзарха Стефана».
Советские власти не хотели включения отца Георгия в состав делегации Болгарской Церкви на Всеправославное совещание в Москве 1948 г. и сделали все, чтобы этого не случилось, несмотря на желание экзарха[551]. К. Левычкин предлагал прямо сказать митрополиту Стефану, что кандидатура о. Г. Шавельского в составе делегации «нежелательна как белогвардейца, не восстановленного в советском гражданстве за его активную деятельность против Советского Союза»[552]. В результате о. Георгий так и не увидел Родины.
В докладной записке председателя Совета по делам Русской православной церкви Г. Г. Карпова в Совет Министров СССР от 28 сентября 1948 г. отмечалось: «В отношении протопресвитера Георгия Совет считает необходимым пересмотреть вопрос о приеме его в гражданство СССР и срочной репатриации в СССР, как и других в прошлом активных белоэмигрантов, переодевшихся в церковную рясу (б. князья Ливен, Ухтомский и другие)»[553].
В конце 1948 г. о. Г. Шавельскому пришло приглашение занять богословскую профессорскую кафедру в США (где жила его дочь), однако об этом вскоре узнали в Москве. 27 декабря Г. Г. Карпов написал в МИД СССР о данном приглашении, указав, что это якобы может повлечь за собой «усиление враждебной деятельности эмигрантского духовенства», и, попросил принять меры по предотвращению выезда протопресвитера[554]. В результате отец Георгий остался в Болгарии. В другом письме в МИД СССР от 2 сентября 1949 г. Г. Г. Карпов считал, что «было бы целесообразно» «устранение от занимаемых постов, а может быть, и привлечение к ответственности проф. Цанкова и протопресвитера Шавельского, как главную агентуру западных экуменистов»[555]. К счастью этого не произошло.
Отец Георгий скончался в Софии 2 октября 1951 г. Его похороны привлекли огромное количество людей, пожелавших проститься с любимым пастырем и наставником. На заупокойной литургии в храме Святых Седмочисленников присутствовали все члены Болгарского Синода, отпевание совершал его председатель митрополит Кирилл (впоследствии патриарх Болгарской Церкви) в сослужении с двумя епископами и софийским духовенством. Похоронили отца Георгия рядом с его другом профессором Н. Н. Глубоковским[556].
В 1946 г. кафедральным храмом архиепископа Серафима (Соболева) вновь стала русская посольская церковь свт. Николая Чудотворца. Сразу же после ее частичного разрушения в 1944 г. Министерство благоустройства начало восстановительные и реставрационные работы, однако они заняли несколько лет. В конце 1944 г. заместитель председателя Контрольной комиссии союзников по антигитлеровской коалиции генерал-полковник С. Бирюзов потребовал от болгарских властей ускорения реставрации и восстановления росписей. На возрождение церкви из бюджета Болгарии было выделено 8 миллионов левов, а всего в процессе ее реставрации было затрачено более 12 миллионов левов. Росписи стен и некоторые иконы отреставрировал русский эмигрантский художник Михаил Малецкий[557].
Реставрацию Никольской церкви в основном закончили специально к визиту в Болгарию патриарха Алексия. 4 декабря 1945 г. Болгарский экзарх Стефан писал министру иностранных дел и исповеданий, что восстановление русской церкви свт. Николая Чудотворца еще не завершено, и просил помочь в этом деле, так как храм должен освятить патриарх Московский и всея Руси[558]. Никольская церковь была освящена накануне Вербного воскресенья, а 22 мая патриарх Алексий совершил в ней литургию в сослужении архиепископа Серафима (Соболева) и Ленинградского митрополита Григория (Чукова). Первосвятитель подарил храму старинную русскую икону (к прискорбию украденную в 1991 г.). 22 декабря 1946 г. после окончательного завершения реставрации Никольской церкви ее официально передали в ведение архиепископа Серафима.
2 июня 1946 г. владыка Серафим написал два рапорта патриарху Алексию: о необходимости выделить 600 тыс. левов на постройку одноэтажного дома для сторожа и канцелярии при церкви свт. Николая Чудотворца, а также о ежемесячном финансировании русского духовенства в Болгарии из сумм Московской Патриархии в размере 168 тыс. левов (ранее средства выделяли болгарские митрополии и частично МИД). 18 июня Священный Синод решил удовлетворить эти ходатайства, и в августе Совет Министров СССР выделил необходимую валюту[559].
Так как правительство Отечественного фронта запретило церковную благотворительную деятельность, братство при русской общине в Софии в 1945 г. прекратило свое существование, но вместо него было создано сестричество, которое возглавляли духовные дети владыки Серафима: княгиня Ольга Андреевна Ливен (дочь протоиерея Андрея Ливена, позднее игумения Серафима) и выпускница богословского факультета Софийского университета Надежда Ивановна Ястребова (в дальнейшем монахиня Серафима). Весной 1948 г. на основе сестричества архиепископ Серафим с разрешения Московской Патриархии создал женский монастырь Покрова Пресвятой Богородицы. Эта новая русская обитель из 10 сестер была устроена в пригороде Софии – селе Княжево. Ее настоятельницей стала принявшая 6 марта 1948 г. монашеский постриг игумения Серафима (Ливен), казначеей – постриженная в мантию в тот же день монахиня Серафима (Ястребова), а духовником – многолетний секретарь владыки Серафима архимандрит Пантелеймон (Старицкий). Однако официально монастырь не был зарегистрирован