Русская историческая наука в конце XIX и начале XX столетия
Начало XX века – знаменательный момент в развитии русской исторической мысли. Это период творческого ее брожения и пересматривания основ исторического миросозерцания.
Появляются новые течения и в теории исторической науки, и в разработке ее материалов. С одной стороны, появляется тяготение к исследованию вопросов интеллектуального развития человечества. С другой – углубления методов разработки истории хозяйства и вообще материальной культуры.
Выступает на сцену новый историко-философский фактор – марксизм.
В этом общем сдвиге принимают участие и молодые, и среднего возраста ученые.
С половины XIX века связи русских историков с их западноевропейскими коллегами становятся все более тесными. В начале XX века налаживается международная организация исторической науки, в которой видную роль играл А. С. Лаппо-Данилевский.
Расширение кругозора русских историков являлось следствием сдвигов и революционного движения в России, с другой стороны – мировых потрясений, злосчастной Русско-японской войны 1904–1905 годов, войны 1914–1918 годов и последовавшей за ней Гражданской войны. Историки (порядок конца XIX и начала XX века по датам рождения):
Шмурло Е. Ф.
Багалей Д. И.
Шахматов А. А.
Павлов-Сильванский Н. П.
Веселовский С. Б.
Приселков М. Д.
Греков Б. Д.
Флоровский А. В.
Вернадский Г. В.
Пушкарев С. Г.
Карпович М. М.
Историки-марксисты:
Плеханов Г. В.
Покровский М. Н.
Е. Ф. Шмурло (1853–1934)
Старейший по возрасту из рассматриваемых нами в этой главе группы историков был Евгений Францевич Шмурло. Он был сыном ссыльного поляка или ополяченного литовца и родился на Алтае.
Шмурло окончил историко-филологический факультет Петербургского университета. Был учеником Бестужева-Рюмина. После смерти последнего (1897) Шмурло посвятил ему особую книгу «Очерк жизни и деятельности К. Н. Бестужева-Рюмина» (1899).
По выдержании магистерских экзаменов Шмурло получил звание приват-доцента и начал читать лекции в Петербургском университете. В 1889 году он защитил магистерскую диссертацию на тему «О записках Сильвестра Медведева».
Сильвестр Медведев, ученый монах, ученик Симеона Полоцкого, принимал деятельное участие в дебатах между латинствующими воспитанниками Киевской духовной академии и православными москвичами и греками, жившими в Москве (вторая половина 1680-х годов, в правление царевны Софьи). Одним из спорных вопросов было точное время пресуществления Святых Даров в конце литургии. Страсти разгорелись, Медведев (обвиненный в «латинской ереси») был казнен.
После защиты диссертации Шмурло получил кафедру русской истории в Дерптском (Юрьевском) университете.
На XI археологическом съезде в Киеве в 1899 году Шмурло сделал доклад о необходимости учреждения в Риме постоянной исторической комиссии для разысканий в итальянских архивах и библиотеках материалов по русской истории. Идея Шмурло оказалась плодотворной, и в 1903 году при историко-филологическом отделении Академии наук была учреждена должность ученого корреспондента в Риме. Шмурло, естественно, и был назначен на эту должность. Отчеты о его деятельности там печатались в книге «Россия и Италия. Сборник исторических материалов и исследований, касающихся сношений России с Италией».
Из состава профессоров Дерптского университета Шмурло тогда вышел. В течение нескольких лет подряд, между 1887 и 1900 годами, Шмурло предпринимал поездки этнографически-географического характера за Урал для изучения распространения русской колонизации на восток – в Тургайскую степь, Семипалатинскую и Акмолинскую области и на Южный Алтай. Яркие описания своих поездок он печатал в «Записках» Западно-Сибирского отделения Русского географического общества.
Шмурло живо отзывался вообще на окружающую его жизнь, в частности на голод в России в 1890-х годах. Корреспонденции его печатались в «Санкт-Петербургских ведомостях», а затем вышли отдельной книгой под заглавием «Голодный год».
Через некоторое время после большевистского переворота советское правительство послало в Италию, в Рим нового ученого корреспондента. Шмурло переехал в Прагу. Там он был выбран членом Русской учебной коллегии и продолжал свою научную и общественную деятельность. В Праге он и провел последние пятнадцать лет своей жизни.
Шмурло был одним из инициаторов учреждения Русского исторического олбщества в Праге и его первым председателем. Общество устраивало доклады, открытые для всех интересующихся, и издавало свои «Записки». Вышло два тома (1927–1929) – на дальнейшее не хватило средств. Содержание «Записок» отличалось высоким научным уровнем.
В первом томе этих «Записок» Шмурло поместил вдумчивую статью «Когда и где крестился Владимир Святой?». Этот его этюд – одно из лучших исследований об обстоятельствах крещения Владимира.
Шмурло играл видную роль в умственной жизни русской колонии в Праге. Был одним из популярных ораторов на ежегодных празднованиях Дня русской культуры 6 июня (день рождения Пушкина по новому стилю).
Научно-литературная продукция Шмурло весьма объемиста. Его литературные отклики, и написанные еще в России, и те, что он напечатал в Праге, яркие и живого стиля.
Его научные труды основаны на точных данных, почерпнутых им из источников и предыдущей исторической литературы.
Тематически их можно разделить на несколько групп.
Главным образом, Шмурло интересовался умственными течениями и религиозными вопросами – соотношением католицизма, православия и лютеранства. Сюда относятся его труды «Римская курия на православном Востоке в 1609–1654 годах» (Прага, 1918); «Юрий Крижанич» (по-итальянски, Рим, 1926) и доклад в сентябре 1928 года на IV съезде русских академических организаций в Белграде (напечатан в «Трудах» этого съезда, ч. 1, с. 65–111). Этот труд Шмурло озаглавлен «Сношения России с папским престолом в царствование Петра Великого» (1697–1707).
Сношения России с папским престолом Шмурло изучал в рамках Великой северной войны (России со Швецией) – постепенной смены старых приемов Посольского приказа приемами более гибкими и более приспособленными к условиям и обстановке международной жизни того времени. Великое посольство в Европу (1697–1700) официально не возглавлялось Петром (он ездил инкогнито под именем Петра Алексеевича Михайлова, урядника Преображенского полка). Приезд царя произвел сильное впечатление на европейских дипломатов. В частности, благоприятные сведения о царе, доходившие до Римской курии, давали ей самые радужные надежды на проекты проникновения католической пропаганды в Россию. Петр не опровергал этих слухов. Его главной целью в это время было создание международной коалиции против Турции, а в такой коалиции Римская курия должна была играть ключевую роль.
В дальнейшем изложении этой статьи Шмурло прослеживает извилистый путь переговоров, продолжавшихся и после заключения мира с Турцией.
В заключение Шмурло говорит: «Если русский царь в минуты наиболее трудные умел уберечь себя от формальных обязательств перед Римской курией, то теперь, став господином положения на Востоке Европы, тем свободней и независимей будет он держать себя по отношению к Римскому престолу, тем менее станет он считаться с его требованиями и пожеланиями».
О Петре Великом Шмурло вообще много написал. Первый его труд на эту тему: «Петр Великий в русской литературе. Опыт историко-библиографического обзора» (1889).
Во время своих заграничных командировок в Европу 1890-х годов Шмурло собрал в тамошних архивах много ценных материалов, часть которых он издал в «Сборнике документов, относящихся к царствованию Петра Великого», т. 1, 1693–1700 (1903).
В Праге он издал книгу: «Петр Великий и его наследие» (1925). В 1931 году вышла биография Петра (по-немецки) в серии Menschen die Geschichte machten.
В связи со своим интересом к Петру Шмурло поставил на очередь и более широкую проблему – «Восток и Запад в русской истории» (1926); «Россия в Азии и Европе» (по-чешски, Прага, 1926).
Шмурло – автор двух полезных обзоров хода русской истории: «История России. 862–1917» (Мюнхен, 1922) и «Курс русской истории», два тома, каждый в двух выпусках (гектографированное издание, Прага, 1931–1934) (тираж всего 100 экземпляров). «Курс» этот мог появиться в свет благодаря содействию Славянского института в Праге, взявшего на себя часть расходов по изданию.
В мюнхенской книге Шмурло поставил себе целью дать в руки русской эмигрантской молодежи надежный учебник русской истории.
«Но учебник, – пишет Шмурло в предисловии, – никогда не заменит живого слова преподавателя… [между тем] необходимо вызвать ученика на размышление, помочь ему сделать соответствующий вывод, от самого его еще ускользающий… Дать такое истолкование в области русской истории и является целью настоящей книги… Книга предназначается меньше всего для чтения, но больше для размышления и анализа».
Каждый отдел книги заканчивается особой рубрикой – «Памятники русской культуры». Тут отмечается, кроме произведений литературных, также и вещественная старина: церкви, иконы, фрески, живописное шитье и другие предметы изобразительного искусства.
Пражский «Курс русской истории» – труд иного характера. Он предназначен для более подготовленного читателя.
В процессе писания «Курса» Шмурло все время не переставал его пересматривать, перерабатывать, дополнять. Он сам руководил изданием до последних минут своей жизни. Ближайшим его помощником по изданию «Курса» был В. В. Саханев. На него же Славянский институт возложил дальнейшее осуществление издания.
Взглянем на второй том «Курса». В его первом выпуске сначала идет последовательное изложение хода русской истории, умственных и общественных течений в Московском государстве (1462–1613), а затем обозревается история и культура Руси в Польше и Литве (1613–1654).
Второй выпуск – приложения «Спорные и невыясненные вопросы русской истории». Многие комментарии Шмурло представляют собою обстоятельные исследования. Таковы, например, «Стоглав и его происхождение», «Опричнина, ее цели и достижения», «Как сложилось представление о Москве как третьем Риме?», «Как умер царевич Димитрий?», «Когда, в царствование Ивана Грозного, созван был первый Земский собор?», «Как состоялось избрание М. Ф. Романова на царство?».
За время его жизни у Шмурло образовался чрезвычайно ценный архив и богатая библиотека. После окончания Второй мировой войны и то и другое было перевезено в Москву.
Д. И. Багалей (1857–1932)
Дмитрий Иванович Багалей получил высшее образование в Киевском и Харьковском университетах.
По выдержании магистерских экзаменов стал приват-доцентом Харьковского университета. В 1887 году защитил диссертацию на тему «Очерки по истории колонизации степной окраины Московского государства» и получил профессуру.
В Харькове Багалей жил до 1918 года. Принимал живое участие в умственной и общественной жизни города. Отзывался и на все общерусские интересы и события.
Летом 1918 года возник вопрос об учреждении в Киеве Украинской академии наук. Инициаторами этого плана были В. И. Вернадский и Н. П. Василенко. Оба знали о научных трудах Багалея и оба были с ним лично знакомы.
Поэтому, когда в их предварительных совещаниях об организации и личном составе Украинской академии зашла речь о приглашении будущих членов академии, то было решено вызвать в Киев и Багалея.
Багалей немедленно приехал.
В октябре 1918 года в особой комиссии были выработаны принципы организации и устав Украинской академии.
После этого намечены были новые члены академии.
27 октября 1918 года состоялось первое заседание академии. Закрытой баллотировкой В. И. Вернадский (член русской Академии наук) был единогласно избран президентом Академии наук, а Багалей – вице-президентом.
Перехожу к разбору научных трудов Багалея. До 1918 года он печатал все свои произведения по-русски, а после этого – по-украински.
Первый его большой труд – диссертация «Очерки по истории колонизации степной окраины Московского государства» (1887).
Дополнением к этому служит его издание документов «Материалы для истории колонизации и быта Харьковской и отчасти Воронежской губерний (1886–1890)».
«Очерки» его дают широкую картину не только стихийного движения русской колонизации на юг, но и социологию этого стихийного русского потока, значение его и для самих переселенцев, и для общего экономического развития России, и для исторической географии и демографии. «Очерки» до сих пор не потеряли своей ценности.
Вслед за тем Багалей написал «Опыт истории Харьковского университета» (Харьков, 1893–1894). За этим последовала статья об украинском философе XVIII века Григории Сковороде (Киевская старина. 1895. № 1–11).
В 1914 году появился большой труд Багалея «Русская история», т. 1 (М., 1914).
Труд этот интересно задуман и построен. В начале его Багалей уделяет много времени археологии, отчасти под влиянием М. И. Ростовцева. На Ростовцева же Багалей опирается и в вопросе о роли эллинства и иранства в начальной истории, вернее, предыстории Киевской Руси. Главные работы Багалея на киевском этапе его жизни – «Нарис[1] украинской историографии», т. 1 (в двух выпусках. Киев, 1923–1926).
За этим последовали работы «Декабристы на Украине» (Харьков, 1926) и «Нарис истории Украины на социально-экономическом грунте» (Харьков, 1928).
А. А. Шахматов (1864–1920)
Алексей Александрович Шахматов был одним из крупнейших филологов своего времени.
Вместе с тем все его творческое мышление было проникнуто живым чувством истории и исторического развития русского языка и русского бытописания.
Алексей Александрович Шахматов родился в Нарве.
Раннее детство Алексей провел в Одессе, где отец его служил по судебному ведомству. В Одессе Алексей лишился матери в 1870 году. В январе 1871 года умер его отец. Вместе с обеими своими сестрами Алексей взят был на воспитание братом его отца. Дядя и тетка заменили ему родителей. До 1876 года семья жила в деревне близ Саратова.
Здесь началось учение. Книга А. Ф. Петрушевского «Откуда пошла Русская земля», а затем «История государства Российского» Карамзина вызвали в Алексее интерес к истории. Помимо того, из книги А. С. Хомякова о родстве славянских языков с санскритом он познакомился с некоторыми санскритскими словами.
В январе 1879 года Шахматов поступил в 4-й класс гимназии. В это время он уже был страстно увлечен филологией. Собирал санскритские, древнегерманские, готские, персидские, арабские и кельтские слова для сравнительного изучения их корней. Познакомился с профессорами-филологами Всеволодом Миллером, Ф. Е. Коршем и Ф. Ф. Фортунатовым. В 1881 году Фортунатов раз решил Шахматову посещать его лингвистический семинар.
Весной 1883 года Шахматов окончил гимназию и поступил на историко-филологический факультет Московского университета.
В следующем году он получил от историко-филологического факультета командировку на время летних каникул в Олонецкую губернию для изучения местных говоров и фольклора. Поездка была очень плодотворна.
В декабре 1884 года Шахматов подготовил к печати свое «Исследование о языке новгородских грамот XIII и XIV века».
По предложению академика И. В. Ягича, с которым Шахматов познакомился в 1881 году, труд этот был напечатан в «Сборнике Отделения русского языка и словесности Академии наук».
В 1887 году Шахматов окончил университет со степенью кандидата.
В 1890 году, выдержав магистерские экзамены, он получил звание приват-доцента и начал было читать лекции. Но «в связи с некоторыми душевными переживаниями» (как он пишет в автобиографии) решил оставить Москву и взял место земского начальника в Саратовской губернии летом 1891 года.
1891 год ознаменовался в России страшным бедствием – голодом, а потом и холерой, продолжавшимися до нового урожая 1892 года. Шахматов принял деятельное участие в помощи населению.
В 1892–1893 годах Шахматов написал диссертацию на степень магистра «Исследования в области русской фонетики». Защитил он ее 12 марта 1894 года. Факультет присудил ему степень доктора русского языка и словесности (минуя магистерскую степень).
В следующем году Шахматов был избран адъюнктом Академии наук и переехал в Петербург. Через три года он был избран экстраординарным академиком, а в 1898 году – ординарным.
Что касается его личной жизни – в 1896 году он женился на Наталии Александровне Градовской (дочери профессора Градовского).
В жизни Академии наук Шахматов принял деятельное участие. Работал он и в различных комиссиях при академии, в том числе в комиссии об отмене стеснений для печатания книг и журналов на малорусском (украинском) языке (1911) и в комиссии по вопросу об упрощении русской орфографии (1917).
В 1910 году Шахматов был избран сверхштатным ординарным профессором Петербургского университета. При всем том он все время усиленно продолжал свою собственную научную работу, писал и крупные труды, и детальные исследования по специальным вопросам.
Научное наследие Шахматова богато и многообразно. Здесь я могу только кратко указать его важнейшие труды.
Их можно разделить на два отдела – лингвистические труды (историческая фонетика) и исследования о составе древнерусских летописей и истории летописания.
В связи с этим стоит отметить его интерес к исторической этнографии. Он первый стал читать курс исторической этнографии Восточной Европы и истории русской географии (расселение и племенные передвижения русских славян, колонизацию и диалектологию).
Шахматов подвел итоги этим своим исследованиям в небольшой, но глубоко содержательной работе «Древнейшие судьбы русского племени» (1919).
«В общем строе своей ученой работы Шахматов может быть назван историком русской народности. Выдающийся лингвист, он в центре своих лингвистических изучений поставил историю русского языка» (Пресняков).
Капитальный труд Шахматова в этом аспекте – его диссертация «Исследования в области русской фонетики». Кроме того, он написал еще несколько выдающихся лингвистических работ.
Его перу принадлежит также ценная статья «Русский язык» в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона (т. XXVIII, с. 564–581) (1899).
Основной труд Шахматова по изучению летописей – «Разыскания о древнейших русских летописных сводах» (1908).
«До Шахматова, – пишет Пресняков, – наши летописные своды рассматривались почти исключительно как исторические источники, как сборники разнородного исторического материала… В трудах Шахматова ожили летописные своды как целый существенный отдел древнерусской письменности, как памятники старинного литературного творчества и упорной работы общественной мысли правящих кругов над основными течениями современной им политической действительности».
«Шахматов, – продолжает Пресняков, – был поистине призванным служителем науки. Именно „служителем“, как лиц духовных называют „служителями алтаря“. […] Глубже кого-либо сознавая многосложность научных заданий и неисчерпаемость изучений, Шахматов мерил свои достижения далеким идеалом полного разрешения сложнейших проблем истории культуры. Он бывал часто очень смелым в своих построениях, но судил о них строже кого-либо иного, постоянно их проверял, выправлял и перестраивал, как неустанный искатель».
Н. П. Павлов-Сильванский (1869–1908)
Николай Павлович Павлов-Сильванский окончил историко-филологический факультет Петербургского университета. Был участником семинара С. Ф. Платонова.
По окончании университета поступил на службу в Министерство иностранных дел.
Его научное творчество шло по двум направлениям. Вначале он занимался преимущественно Петровской эпохой. Позже углубился в область политической и социальной истории Древней Руси и посвятил свое внимание вопросу о феодализации России в сравнительно-историческом освещении.
К первому периоду деятельности Павлова-Сильванского относится его капитальный труд «Проекты реформ в записках современников Петра Великого». В этом исследовании Павлов-Сильванский показал, что во вторую половину своего царствования (после Полтавской победы 1709 года) Петр приступил к осуществлению плана реформ в России, тогда как раньше все его внимание было поглощено текущим развертыванием Северной войны для предотвращения катастрофы. Этим были опровергнуты взгляды Милюкова, который в своем труде «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII века и реформа Петра Великого» (1892) пришел к заключению, что во все время царствования Петра реформа шла стихийно и что пожелания его советников тоже хаотичны и сбивчивы. Тут дело в том, что материал пожеланий советников Петра попал в два различных архивных фонда, а Милюкову был известен только один, другой был обнаружен Павловым-Сильванским. В своей биографии Петра в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона (полутом 46 [1898], с. 487–495) Милюков признал значение исследования Павлова-Сильванского.
Обратимся теперь ко второму периоду развития научной мысли Павлова-Сильванского – к его работам о феодализме в России.
Главных его труда в этой области два: «Феодализм в Древней Руси» (1907) и «Феодализм в удельной Руси» (1910). С точки зрения Павлова-Сильванского, феодализм в России произошел от смешения государственного и частного начала. В Древней Руси существовали и иммунитет, и закладничество, и патронат, и бенефиции.
Мы встречаем в удельной Руси те же учреждения, те же отношения и воззрения, что и на Западе, но иногда в менее определенных чертах. В русских грамотах этого времени встречаются фразы, представляющие собою как бы буквальный перевод соответствующих латинских текстов.
Умер Павлов-Сильванский от холеры. Преждевременная смерть прервала дальнейшее развитие его исследований.
С. Б. Веселовский (1876–1952)
Степан Борисович Веселовский родился в Москве в семье агронома.
Учился сначала в московской, потом в тамбовской гимназии. Окончил ее в 1896 году и поступил на юридический факультет Московского университета. В 1903 году, по окончании университета, Веселовский начал систематическую работу в московских архивах. Изучал главным образом историю народного хозяйства и финансов Московского государства XVI–XVII веков.
В мае 1917 года Веселовский был избран экстраординарным профессором Московского университета по кафедре истории права, а в следующем году – ординарным. В 1929 году он был избран членом-корреспондентом Академии наук, а в 1946 году – академиком. В Московском университете Веселовский преподавал до ликвидации факультета общественных наук в 1925 году.
В 1928–1930 годах он руководил аспирантурой в научно-исследовательском Институте народов советского Востока.
С 1938 по 1941 год был профессором Московского государственного историко-архивного института.
Перехожу к обзору научных трудов Веселовского.
В 1913–1915 годах, после десятилетней подготовительной работы, вышел в свет его монументальный труд «Сошное письмо. Исследование по истории кадастра и посошного обложения Московского государства» (два тома).
Работа эта основана на громадном и глубоко изученном материале, впервые введенном в научный оборот. Академия наук присудила Веселовскому за этот труд Уваровскую премию, а Московский университет – степень доктора истории русского права.
Помимо этого, между 1911 и 1917 годами, Веселовский опубликовал ряд исследований по истории центральных учреждений Московского государства XVII века.
В те же годы он написал несколько трудов в области изучения церковного, монастырского и светского землевладения, в том числе «Село и деревня в Северо-Восточной Руси XIV–XVI веков», «Феодальное землевладение в Московской Руси», «Монастырское землевладение в Московской Руси» и «К вопросу о происхождении вотчинного режима».
После 1940 года внимание Веселовского обратилось на изучение опричнины Ивана Грозного. Он написал ряд статей на темы общего смысла опричнины и отдельных ее учреждений и собрал их для издания в виде особого сборника. Сборник этот был готов в 1945 году, но не мог тогда быть издан.
Это было еще время сталинского «культа личности» и прославления царя Ивана и опричнины. Труд Веселовского «Исследования по истории опричнины» появился только в 1963 году. Веселовский отверг подход предыдущих историков к пониманию опричнины, видевших в ней целесообразную политику Грозного – раздавить боярство и возвысить средние классы – дворянство и горожан.
Согласно мнению предыдущих историков, к низшему слою – черни (крестьяне и батраки) – Грозный относился милостиво. Последним высказал это мнение Платонов. Ему, главным образом, и возражает Веселовский.
Веселовский установил, что в опричном дворе царя Ивана преобладали такие же знатные княжеские и боярские роды, как и в земщине, и что вспышки террора направлены были царем одинаково против тех и других. «Возвышения» средних классов дворянства и горожан не было. По наиболее полным спискам синодика Ивана Грозного упоминается казненных 3300 человек. Поименно в синодике записано 1240 человек. Из них 400 человек принадлежат к служилому классу привилегированных землевладельцев. Около 2060 человек показаны числом, безымянно, большинство их принадлежало к низшим слоям населения. Все эти цифры относятся к людям, казненным по приказу Ивана. Гораздо больше было число убитых при разгроме опричниками Новгорода и других городов.
Большое значение имела деятельность Веселовского по изданию ценных документальных материалов. Отмечу здесь «Акты подмосковных ополчений и Земского собора 1611–1613 годов» (1911); «Акты писцового дела. Материалы для истории кадастра и прямого обложения в Московском государстве» (два тома, 1913–1917); «Памятники социально-экономической истории Московского государства XIV–XVII веков» (1929); «Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI в.» (1952).
М. Д. Приселков (1881–1941)
Михаил Дмитриевич Приселков был учеником Шахматова и успешно продолжал дело своего учителя по исследованию русского летописания.
Приселков родился в Петербурге. Отец его (который умер в 1909 году) был человек со средствами. Михаил Дмитриевич окончил историко-филологический факультет Петербургского университета.
Выдержав магистерские экзамены, Приселков получил звание приват-доцента и начал читать лекции в университете.
Магистерскую диссертацию написал на тему «Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси» (1913). Главным оппонентом на диспуте был его учитель Шахматов. Диалог между ними носил характер оживленной научной беседы.
Первой печатной работой Михаила Дмитриевича была статья «Летописание XIV века» (в сборнике статей по русской истории, посвященном Платонову, 1911 г.). Первым его крупным трудом была магистерская диссертация: «Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X–XII веков» (1913). Это вдохновенная, увлекательная книга.
Основная ее идея – борьба молодой русской церкви за независимость от Византии, тем более что византийские императоры считали, что когда «варварские» народы обращаются в христианство, то это влечет за собой признание господства над ними не только «вселенской» (византийской) церкви, но и Византийской империи.
Единственным исключением из этого порядка было временное признание автокефалии болгарской (в то время) архиепископии в Охриде.
В противовес византийским притязаниям киевские князья стремились добиться от Византии автокефального митрополита. История этой борьбы и составляет канву всей книги.
Опорными точками для Приселкова являются русские летописи (в толковании Шахматова и его самого), сербский историк Б. Прокич и арабский летописец Яхъя (родившийся в конце X века, умерший в 1066 году).
Исходя из них Приселков плетет изящное кружево своих предположений и гипотез. Читатель невольно подпадает под обаяние домыслов Приселкова, но если глубже вдуматься, то появляются и некоторые сомнения.
Дело в том, что Приселков не дает ни полной картины политических и церковных событий, ни многообразных мотивов и оттенков в международных отношениях, а все сводит исключительно к борьбе русских князей и духовенства с византийскими требованиями.
Нередко при этом получается упрощение действительности.
Но зато в конце диссертации Приселков приводит читателя к своей главной догадке – тождеству знаменитого митрополита Иллариона (автора «Слова о законах и благодати») с создателем Киево-Печерского монастыря – Никона Великого.
Это, конечно, тоже гипотеза и формально не доказана. Но внутренне и психологически она убедительна.
Это конец всей книги Приселкова.
В 1938 году вышла в свет статья Приселкова «Слово о полку Игореве как исторический источник» (Историк-марксист. 1938. № 6).
В следующем году появилось очень тщательно выполненное Приселковым исследование Лаврентьевской летописи – «Лаврентьевская летопись, история текста» (Ученые записки Ленинградского университета. Вып. 2). В этой работе Приселков во многом разошелся с выводами Шахматова.
Приселков также изучал летописание в Западной Украине и Белоруссии (Ученые записки Ленинградского университета. № 7. Серия исторических наук. Вып. 7. 1941).
Вершиной изумительного проникновения Приселкова в дух и букву русского летописания является его реконструкция Троицкой летописи.
Троицкая летопись сгорела в московском пожаре 1812 года, но до этого ею пользовался Карамзин и сделал много выписок в своих примечаниях к «Истории государства Российского». Кроме того, в нескольких летописях XV века сохранились отрывки Троицкой летописи.
Приселков успел закончить свою кропотливую работу. Издана она была отдельным томом посмертно.
Б. Д. Греков (1882–1953)
Борис Дмитриевич Греков родился в Миргороде Полтавской губернии. В 1901 году Греков окончил гимназию и поступил на историко-филологический факультет Варшавского университета, откуда в 1905 году перевелся в Московский университет. Среди его учителей главным был Д. М. Петрушевский. В 1914 году Греков защитил магистерскую диссертацию «Новгородский дом св. Софии. Опыт изучения организации и внутренних отношений крупной вотчины», часть 1.
В 1917/18 учебном году Греков был профессором Пермского университета. Читал там курс древней русской истории и вел семинар.
Из Перми он перебрался на юг, в Симферополь, и был там приглашен на кафедру древней русской истории в только что тогда открытом Таврическом университете.
После занятия Крыма Красной армией (осень 1920 года) Греков вернулся на север. Преподавал в Ленинградском университете. С 1937 года до конца жизни был руководителем Института истории Академии наук.
В 1934 году был избран членом-корреспондентом Академии наук, а в 1935 году – ее действительным членом.
Вместе с тем он занимался и общественной деятельностью. Был избираем последовательно членом Ленинградского городского Совета, депутатом Верховного Совета РСФСР и, наконец, депутатом Верховного Совета СССР.
Греков был выдающимся и плодотворным историком – исследователем и издателем документальных материалов.
Под его редакцией вышло монументальное издание Русской Правды – «Правда Русская» (издательство Академии наук). Том 1 – тексты; том II – комментарии; том III – факсимильное воспроизведение текстов (1963).
Второе капитальное издание, вышедшее под редакцией Грекова, – «Судебники XVI–XVII веков», изданные также Академией наук. Первый по времени составления – «Судебник 1497 года» (выработанный при Иване III). До его издания на Руси действовали нормы Русской Правды и уставных наместничьих грамот. Правительство Ивана III сознавало необходимость кодификации прежних законов. Судебник и отвечает этой нужде.
«Судебник 1550 года» составлен при Иване IV (после принятия им царского титула в 1547 году – отсюда его название «Судебник царский»). Значительнее по содержанию, чем предыдущий. Он был утвержден церковно-земским собором (так называемым Стоглавым).
В ряде своих работ Греков касался вопроса о феодализме и феодальных отношениях в Древней Руси, особенно в связи с историей русского крестьянства и феодальной вотчины. Греков подошел к вопросу о феодализме не с юридической точки зрения, а с социально-экономической. Становление феодальных отношений в Древней Руси, по его мнению, совпадает с процессом закрепощения крестьян.
Московское государство XVII века и Российская империя до освобождения крестьян суть этапы в развитии феодального строя.
Капитальный труд Грекова по истории русского крестьянства – «Крестьяне на Руси с древнейших времен до середины XVII века» (1946; 2-е расширенное изд. 1954).
Особую группу составляют работы Грекова по истории южных и западных славян. Сюда относятся: хорватские Винодольский статут (1288) и Полицкий статут (1662) и Польская Правда – «Книга Правда» XIII века (Избранные труды, том 1).
Греков написал несколько ценных работ по истории Киевской Руси. Отмечу здесь две следующие: «Киевская Русь» (4-е изд., 1944) и «Культура Киевской Руси» (1944).
К истории татарско-русских отношений относится его труд (совместно с ориенталистом А. И. Якубовским) «Золотая Орда и ее падение» (1950).
Греков интересовался и русской историографией. Сюда относятся его очерки «Ленин и историческая наука», «Ломоносов – историк» и «Исторические воззрения Пушкина» (все три напечатаны в «Избранных трудах» Грекова, том III).
«Пушкин, – говорит Греков, – жил в границах времени, весьма широко очерченных; далекое прошлое, настоящее и будущее представлялись ему как нечто единое, непрерывное, одно из другого вытекающее».
«Пушкин не представлял себе просвещенного человека, не знающего истории. В одной из своих заметок он ставит знак равенства между знанием истории и просвещением. В другой жестоко высмеивает тех, кто не интересуется историей».
Пушкин изучил французского историка Гизо очень внимательно и делал для себя выписки. Одна из характерных выписок – такая: «Общество, его состав, образ жизни, отношения различных классов, лиц – словом, гражданский быт людей – таков, без сомнения, первый вопрос, привлекающий к себе внимание историка, который желает знать, как жили народы, и публициста, который желает знать, как они управлялись».
Взгляды Пушкина отразились в его «Истории Пугачевского бунта», а равно и в некоторых его художественных произведениях, как, например, в «Борисе Годунове» и «Капитанской дочке».
«Ломоносов, – пишет Греков, – историком-профессионалом в узком смысле слова не был. Он не отдал всей своей жизни этой отрасли знания и не мог отдать, потому что жизнь предъявляла к нему слишком широкие требования, чтобы он мог сосредоточиться на чем-нибудь одном. Главной его побудительной причиной, – продолжает Греков, – была деятельная любовь к родине. Ломоносов стремился познать Россию, чтобы ее возвеличить, защитить ее от всевозможных на нее покушений, не только реальных, но даже и мнимых».
По отчетам Ломоносова о ходе его подготовительной работы к писанию русской истории видно, как серьезно он отнесся к своей задаче.
В отчетах за 1751 год значится: «Читал книги для собрания материй к сочинению российской истории: Нестора, законы Ярославли, большой летописец, Татищева первый том» (и так далее).
В отчете за 1752 год: «Для собрания материалов о российской истории читал Кранца, Претория, Муратория, Иордана, Прокопия» (и так далее).
В отчете за 1753 год писал: «1. Записки из упомянутых прежде авторов приводил под статьи числами. 2. Читал Российские академические летописцы, без записок, чтобы общее понятие иметь пространно о деяниях российских».
В 1756 году «Русская история» была готова. Академия напечатала ее в количестве двух тысяч экземпляров. Вышла она в свет уже после смерти Ломоносова.
В заключение перехожу к статье Грекова «Ленин и историческая наука».
«Много сложных и глубоких ассоциаций связано в наших представлениях с именем Ленина, – начинает свою статью Греков. – Я хочу говорить о Ленине лишь как об ученом, исследователе-историке, причем считаю необходимым и здесь оговориться, что речь будет идти только о самом важном, только о контурах его облика как ученого, без всяких претензий на сколько-нибудь исчерпывающую характеристику всего, сделанного им в области истории».
На рубеже XIX и XX веков «важнейшее из стоявших перед исторической наукой вопросов», по мнению Грекова, можно свести к следующим:
«1) род и община как начальные фазы в развитии общества, обуславливающие и дальнейшую его эволюцию;
2) русский феодализм как показатель закономерного и аналогичного с другими европейскими странами развития России;
3) зарождение в недрах феодального общества капиталистических отношений и дальнейший их рост».
«По глубочайшему убеждению Ленина, – говорит Греков, – тот, кто хочет не только изучить историческую жизнь людей, но и участвовать в ее перестройке, должен быть историком-марксистом. Марксизм – единственное научное понимание общественной жизни».
А. В. Флоровский (1884–1968)
Антоний Васильевич Флоровский окончил Одесский университет по историко-филологическому факультету. Еще студентом он написал первый свой ученый труд – о составе законодательной комиссии при Екатерине II. Этот очерк послужил остовом его магистерской диссертации – «Состав законодательной комиссии 1767–1774» (1915). После защиты ее он был избран профессором.
В 1920 году, в конце Гражданской войны, Флоровский эвакуировался в Болгарию, а через год переехал в Прагу. В Праге он был избран членом Русской учебной коллегии и профессором Русского юридического факультета.
Флоровский был одним из основателей и товарищем председателя Русского исторического общества в Праге (председателем был Е. Ф. Шмурло).
После создания в Праге Кондаковского семинария, посвященного археологии и византиноведению, Флоровский вошел в число его членов.
Впоследствии он был назначен профессором чешского Карлова университета.
Летом 1967 года Белорусская академия наук пригласила Флоровского принять участие в чествовании 450-летия со дня выхода в свет в Праге первой белорусской книги в издании уроженца Полоцка Франциска Скорины. Скорина – русский (как он сам себя считал) ученый начала XVI века. Был типографщиком в Праге, потом в Вильне.
Чествования происходили в Минске и Полоцке.
Оттуда Флоровский съездил в Ленинград повидаться с учеными. Ему доставило большое удовлетворение признание ценности и значения его научных работ ленинградскими коллегами.
В начале 1968 года у Флоровского обнаружилась астма. В промежутках между припадками Антоний Васильевич бывал бодр и продолжал страстно интересоваться проблемами русской истории. Роковой припадок небывалой остроты и боли прекратил его жизнь (27 марта).
Талантливый человек широкого кругозора Антоний Васильевич всю жизнь посвятил неустанному научному творчеству. Избегая в своих трудах крупных обобщений, он основал свою работу на тщательном анализе исторических материалов и критическом их исследовании.
Диапазон его сочинений чрезвычайно разнообразен – история русской и славянской культуры и между славянских связей, библейские и византийские влияния, восточные известия о Древней Руси, история торговли, иезуиты в России в конце XVII и начале XVIII века, Петр Великий и Эфиопия, новые известия о Пушкине – все это Флоровский изучал по первоисточникам.
Каждая его работа, хотя бы небольшая, по своему уровню не уступает большим трудам.
Главный монументальный труд Флоровского – «Чехи и восточные славяне. Очерки по истории чешско-русских отношений X–XVIII вв.».
Первый том этого труда вышел в свет в Праге в 1935 году. Второй том был подготовлен к печати в 1941 году, но в обстановке войны и немецкой оккупации не мог тогда быть издан и появился на свет лишь в 1947 году.
По своему строению книга состоит из ряда отдельных очерков, каждый из которых содержит законченное изложение конкретных вопросов из прошлого чешско-русских отношений. «По своей внутренней связи, – пишет Флоровский в предисловии к первому тому, – эти очерки составляют три группы… Первые четыре очерка основным своим содержанием касаются киевского периода истории Руси IX–XII вв.». Пятый очерк имеет своим содержанием отношения между Чехией и Галицким княжеством в XII, отчасти в XIV веках.
«Вторую часть нашей работы, – продолжает Флоровский, – образуют очерки, основным содержанием касающиеся отношений между Чехией и чехами с одной стороны, и с другой, Русью и русскими, охваченными пределами польской, и в особенности литовской государственности; хронологическими пределами этих очерков являются столетия XIV и XVII. Последняя, третья часть книги содержит обзор данных о сношениях между чехами и Московской Русью и заключается сведениями о чешско-русских взаимоотношениях в эпоху Петра Великого и его ближайших преемников».
Второй большой труд Флоровского посвящен теме о чешских иезуитах в России в конце XVII и в XVIII веке. Написан и издан он по-чешски.
Книга состоит из двух частей. В первой говорится об организации иезуитских школ в Чехии в XVII и XVIII столетиях и о стипендиях, выдаваемых восточнославянским юношам для учения. В числе их привлекались и московиты. Во второй части речь идет о поездках чешских иезуитов в Московию, начиная со времени царевны Софии, а потом Петра Великого. Иезуиты не вели открытой пропаганды католицизма, а предлагали свои услуги для распространения просвещения в России.
Тем не менее патриарх Иоаким и жившие в Москве греки братья Лихуды протестовали против их деятельности, и в 1689 году они были изгнаны из Москвы. Но понемногу некоторым из них удалось опять проникнуть в Москву инкогнито. В 1719 году они были опять изгнаны.
Книга богато иллюстрирована. Большинство иллюстраций извлечено из пражских архивов и библиотек. Среди этих иллюстраций находятся портреты иезуитов, царевны Софии, князя В. В. Голицына, молодого Петра, виды Кремля, Немецкой слободы, зарисовки калмыков. Этот труд Флоровского (как и все другие его работы) построен на твердом основании архивных источников и литературе предмета.
Полной библиографии трудов Флоровского нет. Два главных его труда и большое количество оттисков мелких работ имеются в моей библиотеке (были мне в свое время присланы автором). Кроме того, см.: Antoine Florovsky. La Litterature historique russe. Emigration. Compterendu, 1921–1926; Bulletin information des sciences historiques en Europe Orientale. Т. 1. Варшава, 1927; Материалы для библиографии русских научных трудов за рубежом (1920–1930 гг.); Вып. 1. Белград, 1931. С. 340–343; Вып. II. 1941. С. 372–374.
Г. В. Вернадский (1887–1973)
Георгий Владимирович Вернадский родился в Петербурге. Сын Владимира Ивановича и Наталии Егоровны Вернадских.
Окончил московскую пятую классическую гимназию с золотой медалью весной 1906 года. Поступил в число студентов историко-филологического факультета Московского университета.
Слушал лекции Ключевского (семинаром Ключевский уже не руководил). Учителями Вернадского были: М. М. Богословский (русская история), Д. М. Петрушевский (Средневековье) и А. Н. Савин (новая история).
В 1907 году Вернадский женился на Нине Владимировне Ильинской, верной спутнице его жизни (умерла в 1971 году).
По окончании университета в 1910 году начал самостоятельную научную работу и занялся историей Сибири. Изучал мало тогда разработанный материал в Московском архиве Министерства юстиции. Плодом этих занятий были три статьи, одна из которых – «Государевы служилые и промышленные люди в Восточной Сибири XVII века» (Журнал Министерства народного просвещения. Новая серия. Т. IV. 1915) была уже серьезным научным трудом.
Удостоверившись благодаря архивным изысканиям в своей способности к научному творчеству, Вернадский в 1911 году обратился к С. Ф. Платонову с просьбой руководить его подготовкой к магистерским экзаменам, а затем и писанием магистерской диссертации.
Платонов согласился.
В 1913 году Вернадский переехал в Петербург (где жили его родители). В 1914 году Вернадский получил звание приват-доцента и начал читать лекции в Петербургском университете.
В 1915 году Вернадский написал статью «Венгерский поход 1849 года» (Русская мысль. 1915. № 2).
В 1971 году, будучи уже в Америке, Вернадский вернулся к теме своей работы – заново ее переработал и значительно расширил для Ferdinandy Festschrift (Сборник статей в честь венгерского историка Михаила Фердинанди – профессора европейской истории в Пуэрто-Риканском университете по случаю его шестидесятилетия).
Темой своей магистерской диссертации Вернадский наметил «Русское масонство в царствование Екатерины II».
Вернадский не масон и никогда масоном не был. Тема о масонстве в XVIII веке привлекла его внимание возможностью изучить одно из значительных умственных течений этой эпохи на фоне европейских интеллектуальных исканий (и рационалистических, и мистических).
Помимо Платонова Вернадский советовался о выборе темы, а затем и ходе работы над ней с А. С. Лаппо-Данилевским. Неоценимую помощь Вернадскому оказал также Я. Л. Барсков. Барсков был в это время старшим научным сотрудником Государственного архива и досконально знал также, в каких других петербургских архивах и библиотеках имеются материалы, относящиеся к теме о масонстве.
Рукопись диссертации была готова к началу 1917 года. Платонов одобрил ее и назначил диспут на 22 октября. Защита диссертации прошла успешно, и факультет единогласно присудил Вернадскому степень магистра русской истории.
Попутно в это время Вернадский, по предложению дочери А. Н. Пыпина, Веры Александровны Пыпиной-Ляцкой, переработал, исправил и дополнил собрание статей Пыпина о русском масонстве XVIII и первой четверти XIX века (написаны были в 1870–1873 годах).
Далее, по предложению редакции очередного тома «Русского биографического словаря», Вернадский написал большой очерк о Н. И. Новикове. Новикову Вернадский уделил много внимания в своей диссертации о русском масонстве, но у него осталось большое количество неиспользованного материала о Новикове.
Издание «Русского биографического словаря» было прекращено после Октябрьской революции. Книга Вернадского о Новикове была издана отдельным томом в 1918 году.
На 1918/19 учебный год Вернадский был приглашен профессором новой русской истории в Пермский университет. (Профессором по кафедре древней русской истории был Б. Д. Греков.)
Вернадский был одним из основателей и деятельным членом Общества исторических, философских и социальных наук при Пермском университете. В первом сборнике этого общества Вернадский поместил статью «Императрица Екатерина II и Законодательная комиссия 1767–1768 годов».
Осенью 1918 года Пермь была фактически автономна и не подчинялась центральному советскому правительству. Положение изменилось к весне 1919 года. Большевики получили большинство в Пермском Совете рабочих депутатов. Из Москвы были присланы в Пермь агенты ЧК, начались аресты. Доброжелатели посоветовали Вернадскому уехать на лето, рассчитывая, что к осени положение может измениться.
Вернадский с женой уехали на юг, в Симферополь. Там Вернадский был приглашен на должность профессора новой русской истории в только что открытом Таврическом университете. Туда же перебрался из Перми и Греков, получив профессуру по древней русской истории.
Как и в Перми, поражала тяга молодежи к высшему образованию. Состав студенчества в Симферополе был разнороден. Здесь были и студенты более старшего возраста, и совсем молодые, только что окончившие гимназии, в частности в Симферополе. Помимо чтения лекций и руководства семинаром в университете Вернадский принял деятельное участие в работах Таврической ученой архивной комиссии. Во главе ее стоял выдающийся ученый, большой знаток крымской старины Арсений Иванович Маркевич. Несмотря на разницу лет (Маркевич был много старше Вернадского), между ними установились близкие дружественные отношения.
В Крыму находилось в частных руках много ценных семейных архивов. Ввиду смутного времени Гражданской войны многие из владельцев еще до основания Таврического университета передали их в Архивную комиссию.
От Маркевича Вернадский узнал, что в имении Тавель хранится большой ценнейший архив В. С. Попова, правителя канцелярии Потемкина. Владельцы охотно согласились на передачу этого архива в библиотеку Таврического университета. Наблюдение за перевозкой взял на себя библиотекарь университета Н. Л. Эрнст. Так архив был спасен, и Вернадский начал его понемногу разбирать.
В конце Гражданской войны, осенью 1920 года, Вернадский с женой эвакуировались в Константинополь, а оттуда в марте 1921 года переехали в Афины, где провели одиннадцать месяцев.
В Афинах Вернадский получил место инспектора русской прогимназии.
Во время пребывания в Греции Вернадский ознакомился с классическими древностями, а также заинтересовался памятниками византийской старины. Это послужило началом его последующих трудов по византиноведению.
В начале февраля 1922 года Вернадский получил извещение, что он выбран членом Русской учебной коллегии в Праге.
В конце февраля Вернадский с женой переехали в Прагу. Там уже собралось много русских профессоров и студентов и продолжали еще приезжать. Прага в это время на несколько лет сделалась как бы уголком России – крупным центром русской культуры.
Вернадский был избран профессором истории русского права в только что основанном Русском юридическом факультете. Читал курс русского государственного права императорского периода.
На основе этих лекций он написал «Очерк истории права Русского государства XVIII–XIX веков» (Прага, 1924).
Кроме того, Вернадский был избран членом Славянского института (чешского научного учреждения) и вошел в дружеские отношения с выдающимися чешскими учеными – Карлом Кадлецом (историком славянского права) и Любором Нидерле (археологом).
Осенью 1922 года приехал из Болгарии в Прагу академик Н. П. Кондаков, знаменитый археолог, историк искусства и византиновед, и начал читать (по-русски) курс лекций в чешском Карловом университете. Среди слушателей были и русские, и чехи, знавшие русский язык. Посещал эти лекции и Вернадский. Среди русских слушателей образовался кружок почитателей Кондакова, которые начали собираться раз в неделю по вечерам у него на дому. Приходил туда и Вернадский.
В 1924 году в ноябре Кондакову исполнилось 80 лет. Вернадский произнес речь о значении его научной деятельности на III съезде русских зарубежных историков в Праге 25 сентября, а 17 февраля 1925 года Кондаков умер.
Кружок учеников, друзей и почитателей Кондакова решил не расходиться, а образовать в память учителя дружеско-научное объединение – Семинарий имени Кондакова (Seminarium Kondakovianum). Для начала решено было издать сборник статей международного характера, посвященных памяти Кондакова (Recrecii Kondakov) (Прага, 1926).
В этом сборнике приняли участие и русские и иностранные ученые. Вернадский написал для этого сборника вводный очерк о жизни и деятельности Кондакова (напечатан по-французски).
Помимо того, Вернадский поместил в сборнике статью «Византийские учения о власти царя и патриарха».
В число членов Семинария имени Кондакова вошли: археолог Н. П. Толль, историк искусства Н. М. Беляев, художница княгиня Н. Г. Яшвиль. Руководителями семинара были Вернадский и археолог А. П. Капитанский.
Первый том Seminarium Kondakovianum вышел в 1927 году. После этого каждый год выходило по тому.
Для первого тома Вернадский написал статью «Золотая Орда, Египет и Византия в их взаимоотношениях в царствование Михаила Палеолога». Ряд статей и заметок Вернадского появился и в следующих томах. Из них отметим здесь: «М. И. Ростовцев. К шестидесятилетию его» (Seminarium Kondakovianum. IV. 1931); «А. А. Васильев. К семидесятилетию его» (Annales de l’Institut Kondakov. X. 1938). (Это продолжение серии Seminarium Kondakovianum.)
В 1925 году Вернадский опубликовал исследование о «Государственной уставной грамоте Российской империи 1820 года». Это проект переустройства России на принципах умеренно-конституционного характера. Проект был составлен Н. Н. Новосильцевым по поручению Александра I. Александр долго держал у себя проект, но так и не утвердил его.
В начале 1930-х годов Вернадский расширил и совершенно переработал этот труд. Книга была издана во французском переводе С. С. Ольденбургом (Париж, 1933).
В мае 1926 года Вернадский принял участие в Международном византийском конгрессе в Белграде.
Через год произошел перелом в его жизни. В августе 1927 года он получил приглашение от Йельского университета (Yale University, Нью-Хейвен, Коннектикут, США) на должность ученого сотрудника (research associate) этого университета. В 1946 году был избран профессором. С 1956 года состоял в отставке за выслугой лет.
Библиография трудов Вернадского
Материалы для Библиографии русских научных трудов за рубежом, 1920–1930. Вып. 1 (Белград, 1931. С. 65–67); Вып. 2 (Белград, 1941). С. 83–85.
A. D. Ferguson and Alfred Levin, Editors, Essays in Russian History. A Collection dedicated to George Vernadsky. Hamden, Conn., 1964, pp. XIII–XXV.
Андреев Н. А. Библиография трудов Г. В. Вернадского. Париж, 1973.
См. также: Who’s is Who in America, 37th edition 1972–1973. Volume 2, page 3262.
С. Г. Пушкарев (родился в 1888 году)
Сергей Германович Пушкарев родился в Старооскольском уезде Курской губернии.
Родители Пушкарева – Герман Иосифович (нотариус в Курске и землевладелец) и Александра Ивановна, урожденная Шатилова.
Пушкарев окончил курскую гимназию с золотой медалью и поступил на историко-филологический факультет Харьковского университета, где учился с 1907 по 1910 год.
В 1911–1914 годах был студентом Гейдельбергского и Лейпцигского университетов.
Вернулся в Харьков в 1915 году и в 1917 году был оставлен при кафедре русской истории, по предложению профессора М. В. Клочкова, для подготовки к профессуре. С 1917 по 1919 год готовился к магистерским экзаменам.
В июне 1919 года Пушкарев поступил в Добровольческую армию в пехоту. Был тяжело ранен, потом служил на бронепоезде и в ноябре 1920 года был эвакуирован с армией генерала Врангеля в Турцию.
Оттуда он в конце 1921 года переехал в Прагу, где получил от Русской учебной коллегии стипендию для научной работы. Готовился к магистерским экзаменам под руководством проф. И. И. Лаппо. Выдержал их в 1924 году и получил звание приват-доцента.
Был избран членом Русской учебной коллегии. Преподавал в Русском свободном университете в качестве доцента.
Кроме того, был приглашен в члены Чешского славянского института (основанного при Чешской академии наук).
Был членом ученого совета Русского заграничного исторического архива в Праге, находившегося в ведении чешского Министерства иностранных дел.
Пушкарев входил также в состав Научно-исследовательского объединения, издававшего свои «Записки».
Принимал участие и в Русском историческом обществе в Праге. На заседаниях этого общества он прочел два доклада – «Принципы торговой и промышленной политики Петра Великого» и «Посошков и его значение в истории русской культуры».
За эти и последующие годы Пушкарев напечатал целый ряд ученых работ.
2 сентября 1927 года Пушкарев женился на Юлии Тихоновне Поповой (скончалась в Америке 19 августа 1961 года). В 1929 году у них родился сын Борис.
Весною 1939 года Прага была оккупирована немецкой армией. Чешский университет был закрыт. Русский свободный университет попал под немецкий контроль.
Но вот произошел перелом войны. Весной 1945 года советская армия подошла к Праге с востока, а американская приближалась с запада. Пушкареву с семьей удалось уйти в американскую зону.
Во время пребывания в лагерях перемещенных лиц Пушкарев был директором и преподавателем средней школы для русских детей.
В 1949 году УНРРА начала перевозку беженцев из немецких лагерей в Америку. Пушкаревы приехали в Нью-Хейвен 21 июля 1949 года. В 1950 году Сергей Германович был назначен преподавателем русского языка в Йель ском университете (Yale University).
Борис в 1950 году поступил студентом в школу архитектуры, которую окончил в 1954 году, а в 1954–1956 годах прошел еще отделение «планирования городов».
Обзор научных трудов С. Г. Пушкарева (составлен Г. В. Вернадским).
Все труды С. Г. Пушкарева основаны на тщательной подготовке к их писанию и на глубоком знании источников и литературы предмета.
Тематически диапазон его работ очень широк. Вот главные темы, разработанные им в течение его неустанной плодотворной деятельности:
1) История русского крестьянства; происхождение поземельной общины; крестьянское самоуправление.
2) Государство-город в Северной Руси (Псков).
3) Народная основа Московского царства.
4) Донское казачество и его взаимоотношения с Москвой.
5) Значение церкви в истории России.
6) Петр Великий.
7) Ленин.
8) Россия и Запад.
К первой группе относятся брошюры Пушкарева «Очерк истории крестьянского самоуправления в России» (Прага, 1924) и большое, очень ценное исследование «Происхождение крестьянской поземельно-передельной общины» (две части, Прага, 1939–1941).
Нужно упомянуть также статьи Пушкарева The political movement and political organization of the Russian peasantry in 20-th century (в сборнике: A Systematic Source Book in Rural Sociology, P. A. Sorokin, ed., vol. II, Mineapolis, Minnesota, 1931) и The Russian Peasants’ Reaction to the Emancipation of 1861 (Russian Review. Vol. 27. No. 2. April 1968).
Ко второй группе («Государство-город») принадлежит превосходная работа «Внутреннее устройство и внешнее положение Псковского государства в XIV–XV веках» (по-чешски) (Прага, Sbornik ved pravnich a statnich, 1925).
К теме о донском казачестве относится работа Пушкарева «Донское казачество и Московское государство в XVII веке».
Пушкарев начинает свою статью с возникновения казачества и образования своеобразной военно-демократической республики («Великое Войско донское») и отмечает роль казаков в Смутное время. Военный союз Дона и Москвы продолжался, с краткими перерывами, в течение всего XVII века.
Переломному моменту в истории Московского царства – Смутное время и всенародные выборы нового царя – посвящена статья Пушкарева «Русская земля в безгосударное время (1606–1613)».
Пушкарев ярко описывает разруху Смуты, польскую интервенцию, объединение русских городов для восстановления порядка и выборы на царство Михаила Федоровича Романова.
Внутреннему строю Московского государства посвящены статьи: «Целовальники в суде и управлении Московской Руси» и «Целовальники в государственном хозяйстве Московской Руси» (Записки Русского научного института в Белграде. Вып. 9. 1933; Вып. 13. 1936).
О значении церкви в русской истории Пушкарев написал две небольшие книжки «Свято-Троицкая Сергиева лавра» (Прага, 1928) и «Роль православной церкви в истории русской культуры и государственности» (Ладомирово, Чехословакия, 1938).
Много говорит он о роли церкви и в статье о Смутном времени.
В 1926 году Пушкарев поместил статью о принципах торговой и промышленной политики Петра Великого (по-чешски) в серии Sbornik ved pravnich a statnich, XXI.
В начале 1970-х годов Пушкарев вернулся к Петру и написал для «Записок» Русской академической группы в США (т. VII, 1973) две статьи: «Личность и деятельность Петра Великого» и «Обзор царствования» (соединены под общим заглавием: «Петр Великий»).
Обратимся теперь к статьям Пушкарева о Ленине.
В 89-й книге «Нового журнала» (1967) появилась статья Пушкарева «Октябрьский переворот 1917 года без легенд».
В 100-й книге того же журнала (1970) напечатан очерк Пушкарева «Ленин и США».
В IV томе «Записок Русской академической группы в США» Пушкарев поместил статью «Внешняя политика Ленина 1914–1922» (1970).
Работы эти основаны, главным образом, на советских источниках и материалах.
Наиболее обстоятельное и правильное описание Октябрьского переворота находится, по мнению Пушкарева, в книге С. П. Мельгунова «Как большевики захватили власть» (Париж, 1953).
В своей статье «Октябрьский переворот 1917 года без легенд» Пушкарев описывает хаотическое состояние, создавшееся в Петрограде в конце существования Временного правительства, потерю последним инициативы, нейтралитет огромного большинства солдатской массы, растерянность «революционной демократии» – эсеров и меньшевиков.
Но и у большевиков не было достаточно надежных сил.
25 октября большевики не встретили в Петрограде серьезного сопротивления, и Зимний дворец был занят ночью без всякого «штурма» после того, как немногочисленные защитники или разошлись, или прекратили сопротивление.
В своей статье «Внешняя политика Ленина (1914–1923)» (Записки Русской академической группы, т. IV, 1970) Пушкарев подчеркивает значение основного лозунга Ленина «Превращение империалистической войны в гражданскую». Фактически пораженческая пропаганда Ленина в России означала прямую помощь Германии, от которой ленинцы получили миллионные субсидии.
После поражения Германии и Версальского мира 1919 года политика Ленина носила двоякий характер. С одной стороны, он основал 3-й (коммунистический) Интернационал и возглавлял коммунистические движения во всем мире. С другой стороны, он стремился внести рознь между западными странами и привлечь европейских капиталистов к финансовой помощи России путем займов и «концессий».
В 100-й книге «Нового журнала» Пушкарев напечатал статью «Ленин и США» (1970). В этом очерке Пушкарев рассматривает попытки Ленина добиться признания со стороны Соединенных Штатов и восстановления дипломатических отношений между Советским Союзом и США. Попытки эти окончились неудачей.
Перехожу теперь к обзору работ Пушкарева на тему «Россия и Запад».
В статье Russia and the West: Ideological and Personal Contact before 1917 (Russian Review. Vol. 24. No. 2. 1965) приведен обширный материал о многосторонних отношениях и связях дореволюционной России с западным миром, особенно в области духовной культуры.
Исторический очерк взаимоотношений России и Америки дан Пушкаревым в его статье «Россия и США» (Новый журнал. 1967. № 88).
Пушкарев начинает с Екатерининской эпохи – Екатерина не признала американских колоний воюющей стороной, но фактически оказала им существенную помощь своим отказом послать в Америку русский корпус на помощь Англии и своей декларацией вооруженного нейтралитета, имевшей целью парализовать английскую блокаду североамериканских штатов.
Апогеем русско-американской дружбы была эпоха Александра II.
С 1880-х годов дружба пошла на убыль. Охлаждение Америки к России было вызвано главным образом дискриминацией евреев русским правительством и его агрессивной политикой на Дальнем Востоке.
В 1950-х годах Пушкарев написал два тома русской истории для широких кругов читателей: «Обзор русской истории» (Нью-Йорк, 1953) и «Россия в XIX веке» (Нью-Йорк, 1953).
В своем изложении Пушкарев приводит много цитат из источников, чтобы читатель «воочию видел нашу древность и слышал ее голос».
Каждый из этих трудов заключает в себе очерк политической и социальной истории русского народа. Истории русской духовной культуры Пушкарев касается вкратце. Истории русской церкви он касается постольку, поскольку церковь, особенно в допетровской Руси, была тесно связана со всей общественной и государственной жизнью русского народа.
В конце каждого из томов приводится длинный список использованных автором источников и литературы предмета. Книга была переведена на английский язык профессором Робертом Макнилом и издана под заглавием «Возникновение современной России».
В 1950-х годах среди русско-американских историков в США возникла мысль о необходимости издания солидной «книги источников» по русской истории. Такая хрестоматия необходима для студентов и вообще для всех интересующихся русской историей, но не знающих русского языка. Но и для людей, владеющих русским языком, хрестоматия такого рода может быть полезна, так как в ней указано, из каких русских источников сделан перевод.
Для осуществления этого плана образован был редакционный комитет в таком составе: Г. В. Вернадский (старший редактор), Ральф Фишер (редактор-распорядитель), Алан Фергюсон, Андрей Лосский (член комитета) и С. Г. Пушкарев (составитель).
Хрестоматия была озаглавлена: A Source Book for Russian History from Early Time to 1917 (1972). Издана она была в трех томах:
I – от древних времен до конца XVII века.
II – от Петра Великого до Николая I.
III – от Александра II до Февральской революции 1917 года.
Пушкарев взял на себя подготовку выдержек из источников.
Большей частью это были выдержки из русских источников, но часть из английских. Выдержки из русских источников были переведены на английский язык компетентными сотрудниками.
По мере продвижения работы Пушкарев составил словарь исторических терминов, встречающихся в источниках. Этот словарь необходим для читателей хрестоматии, но, помимо этого, он чрезвычайно ценен и сам по себе. В Советском Союзе не было до сих пор издано такого подробного справочника.
М. М. Карпович (1888–1959)
Михаил Михайлович Карпович родился в Тифлисе. Отец его был железнодорожный инженер, поляк по происхождению, мать русская, сестра историка, профессора А. Е. Преснякова.
Карпович учился во второй классической гимназии в Тифлисе, которая отличалась высоким уровнем преподавания.
В последний год учения в гимназии Карпович был захвачен поднимавшимися тогда в России революционными настроениями и примкнул к партии социалистов-революционеров. Был дважды арестован, но гимназию окончил. После этого он, однако, был выслан с Кавказа.
Как справедливо замечает профессор Мозли, по темпераменту Карповичу была ближе либерально-демократическая программа Партии народной свободы (кадетской), чем революционный терроризм.
Осенью 1906 года Михаил Михайлович поступил на историко-филологический факультет Московского университета, но в 1907 году уехал в Париж и слушал лекции Диля и Люшера в Сорбонне.
В 1908 году Карпович вернулся в Москву. Учителями его в Московском университете были М. М. Богословский (по русской истории) и Д. М. Петрушевский (по Средневековью).
Зиму 1913/14 года Карпович провел в Петербурге, где написал работу об Александре I и Священном союзе. Весной 1914 года он выдержал государственные экзамены и начал готовиться, под руководством Богословского, к магистерским экзаменам. Получил должность помощника ученого секретаря Московского исследовательского музея. Это, собственно говоря, была синекура, и Карповичу оставалось много свободного времени, чтобы продолжать готовиться к ученому поприщу.
Мирные занятия были прерваны Первой мировой войной. Карпович был прикомандирован к военному министерству. Февральская революция 1917 года освободила его от этой службы.
Случайная встреча с Б. А. Бахметевым на Невском проспекте повернула весь ход жизни Карповича. Бахметев только что был назначен русским послом в Соединенные Штаты и искал личного секретаря, на которого мог бы вполне положиться. Бахметев раньше жил на Кавказе и хорошо знал отца Михаила Михайловича. Бахметев и предложил эту должность Карповичу. Решать надо было сразу. Карпович согласился. В середине мая Бахметев со своей свитой выехал в Америку.
После Октябрьского переворота правительство Соединенных Штатов не признавало большевистской власти и считало Бахметева законным представителем России. Вместе с тем деятельность русского посольства была сильно сокращена, личный состав посольства уменьшен сравнительно с прежним.
В течение пяти лет, с середины 1917 года до середины 1922 года, Карпович был не только личным секретарем Бахметева, но фактически первым секретарем посольства.
В это время Карпович познакомился с профессором Гарвардского университета Арчибальдом Кулиджем (Archibald С. Coolidge), который задумал ввести русскую историю в круг преподавания в Гарварде.
В декабре 1918 года Бахметев поехал в Париж, чтобы принять участие в Русском комитете, образовавшемся для того, чтобы представлять интересы России на мирной конференции в Париже. Но представители Русского комитета не были допущены на конференцию.
После заключения мира (на котором Россия, как таковая, не была представлена) русское посольство в Вашингтоне было закрыто. Бахметев и Карпович переехали в Нью-Йорк. Карпович помог Бахметеву ликвидировать дела посольства.
Оставшиеся неизрасходованными денежные суммы решено было обратить на создание особого фонда, целью которого была бы поддержка научных предприятий (Humanities Fund of New York City).
В январе 1927 года по предложению профессора Арчибальда Кулиджа Карпович был приглашен на должность лектора русской истории Гарвардского университета. «Начать преподавание надо было сразу же, в весеннем семестре». В своем курсе русской истории Карпович вел речь не только о политической истории России, но и об истории русского общества и русской культуры. В дальнейшем, следуя традициям Московского университета, он начал руководить семинаром по русской истории.
Из этого семинара вышла целая плеяда талантливых учеников, впоследствии ставших профессорами русской истории в Америке.
Первым по времени поступления под руководство Карповича был Филипп Мозли.
В 1949 году, оставаясь членом исторического отделения университета, Карпович был назначен главой отделения славянских языков и литературы.
За годы своего пребывания в Гарварде Карпович опубликовал много статей и свою первую книгу «Императорская Россия» (Imperial Russia, New York, 1932). (Об ученых трудах Карповича будет сказано после его биографии.)
Помимо своей основной ученой деятельности американского профессора русской истории у Карповича была в Америке другая сфера культурной работы – русская эмиграция. Ей он отдавал много сил и внимания. Его часто приглашали в Нью-Йорк тамошние русские организации для лекций, бесед и совещаний всякого рода. Он никогда не отказывался от этих приглашений.
Большая заслуга Карповича – руководство русским общественным мнением в Америке в качестве редактора «Нового журнала».
«Новый журнал» был основан друзьями Карповича М. Алдановым и М. Цетлиным в 1942 году. В 1946 году Карпович стал его бессменным редактором, вплоть до своей смерти.
Карпович и сам писал в «Новом журнале» на разные темы: «Милюков как историк»; «Америка, Россия и Европа» (о доктрине Трумэна и плане Маршалла); «М. И. Ростовцев и А. А. Васильев». На текущие вопросы и события Карпович откликался в своих вдумчивых «Комментариях».
В 1923 году к Михаилу Михайловичу приехала из Москвы его невеста Татьяна Николаевна Потапова, и они повенчались.
Перехожу теперь к обзору ученых трудов Карповича.
Упомянутая уже книга об императорской России дает читателю блестящий сжатый очерк основных линий развития России от Петра Великого до Николая II.
Экономическому развитию России этого периода Карпович посвятил две главы в сборном труде Borodin-Karpovich Usher «Economic History of Europe» (1937).
В 1946 году в журнале Review of Politics Карпович поместил вдумчивую статью «Владимир Соловьев о национализме».
В этой работе Карпович указал на непримиримый конфликт между узкопонимаемым национализмом и христианской этикой.
По случаю сотой годовщины смерти Пушкина Карпович произнес речь в Нью-Хейвене на собрании Коннектикутской академии искусств и наук (Connecticut Academy of Arts and Sciences, напечатана в «Записках» этой академии, 1937). В том же году Карпович написал статью «Пушкин как историк» (Centennial Essaysfor Pushkin edited by S. H. Cross and E. J. Simmons (1937).
В 1943 году появилась ценная статья Карповича, посвященная очередным проблемам русской историографии.
Карпович считает, что в XIX веке и начале XX века в русской исторической науке было сделано три попытки обобщающего исторического синтеза. Попытки Карамзина и Соловьева оказались быстро забытыми, влияние же Ключевского было длительным.
По мнению Карповича, синтез Ключевского близок к русскому народничеству и, в сущности, отрицает государство как внешнюю надстройку.
Карпович приветствует новые тенденции в русской историографии. К этим новым тенденциям от причисляет взгляды М. И. Ростовцева (необходимость археологии для исследования древнейшего периода русской истории) и восстание Грушевского против традиционной схемы русской истории.
Одним из недостатков синтеза Ключевского Карпович считает отсутствие в нем умственных и культурных течений.
В конце 1930-х годов Вернадский и Карпович задумали написать (по-английски) «Историю России» в десяти томах. Вернадский взял на себя обзор древней русской истории (до конца XVII века), а Карпович – новой.
Йельское университетское издательство (Yale University Press) взяло на себя издание всей серии томов при условии, что Гуманитарный фонд (Humanities Fund) будет давать издательству субсидию на каждый том.
Вернадский выполнил свое обещание. Первый том его серии (Ancient Russia) вышел в 1941 году, последний, пятый, – The Tsardom of Moscow в 1969 году.
Карпович, ввиду своей занятости и в Гарвардском университете, и в редактировании «Нового журнала», и в русских делах в Нью-Йорке вообще, вынужден был все время откладывать писание своих томов. Он приступил к этому лишь в последнюю зиму своей жизни, но не смог осуществить своей мечты из-за роковой болезни, сведшей его в могилу.