Историки юго-западного края
В этой главе я веду речь о группе выдающихся русских историков, главный вклад которых в русскую историческую науку состоял в изучении истории юго-запада России (по нынешней терминологии – Украины и Белоруссии).
Большинство их проявило себя крупными трудами также и в области общей русской истории. Рассмотрю здесь творчество шести ученых. Старейшими из них были Леонтович и Антонович. За ними следовали Владимирский-Буданов, Любавский, Довнар-Запольский и Лаппо. (О Костомарове см. выше главу XI.)
Ф. И. Леонтович (1833–1911)
Федор Иванович Леонтович окончил курс в Киевском университете по юридическому факультету. Получил степень магистра за «Историческое исследование о правах литовско-русских евреев» (Киев, 1863), степень доктора за диссертацию «Древнее хорвато-далматское законодательство» (Одесса, 1869). Был профессором истории русского права в Одесском университете. В 1891 году получил кафедру в Варшавском университете.
Леонтович был вдумчивым ученым широкого кругозора. Он писал и о «Крестьянах юго-западной России по литовско-русскому праву XV и XVI веков» (Киев, 1863), и о «Раде великих князей литовских» (журнал Министерства народного просвещения, 1907). В круг его интересов входило и восточное право. К этой области принадлежат его работы «Древний ойратский устав взысканий» (Одесса, 1879), «Калмыцкое право» (Одесса, 1880), «Адаты кавказских горцев» (Одесса, 1880).
Самым значительным вкладом Леонтовича в русскую историческую науку был его труд «Задружно-общинный характер политического быта Древней Руси» (Журнал Министерства народного просвещения. 1867. Т. IV; 1874. Т. VI, VII). В этой работе Леонтович высказал мысль, что «верьв» Русской Правды надо толковать как семейную общину. Это объяснение термина «верьв» было принято К. Н. Бестужевым-Рюминым и М. М. Ковалевским.
В. Б. Антонович (1834–1908)
Владимир Бонифатьевич Антонович, подобно Леонтовичу, был одним из пионеров в области изучения истории Юго-Западной Руси, но в противоположность Леонтовичу был украинским националистом, считал украинцев отдельным народом, идеализировал казачество.
С 1863 по 1880 год Антонович был главным редактором «Временной комиссии для разбора древних актов» в Киеве. С 1878 года был профессором русской истории Киевского университета. В 1862 году Антонович сотрудничал в петербургском журнале «Основа», издававшемся Костомаровым. Это был орган умеренного украинского народничества. Тем не менее он был вскоре закрыт правительством.
В начале 1870-х годов в Киеве был открыт юго-западный отдел Русского географического общества, в котором видную роль играл М. П. Драгоманов. Антонович примкнул к этой организации. На некоторое время она стала центром украинской мысли и науки. Совместно с Драгомановым Антонович издал два тома «Исторических песен южнорусского народа» (1874–1875). В 1876 году юго-западный отдел РГО был закрыт правительством. Одновременно был издан указ, запретивший печатание книг на украинском языке (кроме беллетристики, этнографических материалов и исторических актов).
Драгоманов был исключен из состава профессоров Киевского университета и эмигрировал в Швейцарию (см. ниже главу XXI).
Из трудов Антоновича следует отметить его «Очерк истории Великого княжества Литовского» (Киев, 1882) и исследование «О происхождении шляхетских родов в Западной России» (Архив Юго-Западной России. Т. IV. Киев, 1867).
М. Ф. Владимирский-Буданов (1838–1916)
Михаил Флегонтович Владимирский-Буданов был сыном сельского священника. Учился в Тульской духовной семинарии, потом в Киевской духовной академии, а затем в Киевском университете по историко-филологическому факультету. Окончил университет в 1864 году. Это было время подъема умственного движения в России – время реформ Александра II. Попечителем учебного округа был знаменитый хирург и педагог Н. И. Пирогов, а ректором университета Н. X. Бунге, перед тем профессор политической экономии, а впоследствии министр финансов.
В 1869 году Владимирский-Буданов защитил магистерскую диссертацию на тему «Немецкое право в Польше и Литве». Труд этот был основан на неизданных актах Киевского центрального архива.
После этого Владимирский-Буданов получил годичную командировку за границу. Вслед за тем он был назначен профессором истории русского права в Ярославском юридическом лицее. Там он написал свою докторскую диссертацию об отношении государства к народному образованию со времени Петра Великого (1874). Через год после того он перешел в Киев на кафедру истории русского права.
В 1882 году он был назначен главным редактором в Киевской временной комиссии для разбора древних актов, а через пять лет был избран председателем Исторического общества Нестора-летописца.
Владимирский-Буданов обладал острым аналитическим умом, критическим чутьем в изучении источников и умением ясно излагать свои мысли. Среди его трудов были и детальные исследования отдельных вопросов, и работы обобщающего характера. Он был также выдающимся преподавателем. Его лекции и труды всегда были основаны на источниках, часто на архивных актах.
Свою докторскую диссертацию Владимирский-Буданов развил в большое исследование «Государство и народное образование в России с XVII века до учреждения министерств» (1874). Из его специальных работ отмечу «Поместья Литовского государства» (Киев, 1889) и «Судебник 1589 года. Его значение и источники» (Киев, 1902).
Главным его вкладом в русскую историографию является «Обзор истории русского права» (7-е изд., Киев, 1914). В предисловии к этому труду Владимирский-Буданов говорит, что книга эта задумана как «учебное пособие», а не как «учебник». Учебное пособие должно лишь помогать изучению науки. Учебник «заключает в себя все содержание науки, обязательное для учащегося; в высших учебных заведениях ему места нет». Книга разделена на следующие три части: 1) история русского государственного права; 2) история русского уголовного права; 3) история русского гражданского права. В конце – обширный библиографический указатель. Этот труд сразу стал классическим и до сих пор не потерял своего значения.
Необходимым дополнением к нему служит составленная Владимирским-Будановым «Хрестоматия по истории русского права» в трех частях, несколько раз переиздававшаяся. Первая часть содержит в себе такие важные законодательные памятники, как Русская Правда (XI–XII вв.), «Псковская судная грамота» (1397–1467) и «Новгородская судная грамота» (1471).
Во второй части помещены уставные земские грамоты Русско-литовского государства (1457–1509), Уставная и Губная Белозерские грамоты (1488–1639) и Судебник Ивана Грозного (1550).
В третью часть вошли документы второй половины XVI и XVII века – «Указная книга ведомства казначеев», «Уставная книга Разбойного приказа» и «Указные книги Земского и Поместного приказов».
В предисловии к первой части «Хрестоматии» Владимирский-Буданов объясняет, что это собрание документов предназначено для учебной цели как пособие при самостоятельных (так называемых практических) занятиях студентов по истории русского права. Задача комментариев составителя к тексту – помочь каждому учащемуся делать самостоятельные выводы. «Хрестоматия» эта долго была незаменимым пособием и для профессоров в руководстве семинарами по истории русского права и сейчас еще полезна.
М. К. Любавский (1860–1936)
Матвей Кузьмич Любавский учился в Рязанской духовной семинарии, а потом в Московском университете на историко-филологическом факультете. Был учеником Ключевского. По окончании университета был оставлен при кафедре русской истории для подготовки к профессуре. Выдержав магистерские экзамены, получил звание приват-доцента. В 1893 году защитил магистерскую диссертацию на тему «Областное деление и местное управление русско-литовского государства». В 1901 году получил степень доктора за следующий свой труд «Литовско-русский сейм», но только через 10 лет после того был избран профессором.
При реорганизации Академии наук советским правительством в 1928 году было решено значительно увеличить число действительных членов Академии наук. В связи с этим стояло и решение добавить к составу академии марксистских ученых. Право номинации новых членов было распространено на «общественные организации и учреждения». Выборы были результатом компромисса между действительными членами академии и «общественными организациями». В числе кандидатов академии был избран и Любавский. Но уже в 1931 году он был арестован, исключен из академии и сослан в Уфу, где и умер.
Любавский был всецело поглощен своей научной работой и преподавательской деятельностью в университете и на Высших женских курсах. Помимо того, он был деятельным членом Московского общества истории и древностей, где печатались его главные ученые труды. Он принимал живое участие в заседаниях этого общества, выступал с докладами, участвовал в прениях.
Внеакадемической общественной деятельности Любавский чуждался. Не принимал он никакого участия и в политической жизни страны.
Первым главным научным трудом Любавского было «Областное деление и местное управление Литовско-русского государства ко времени первого Литовского статута» (1892–1893). Для написания этого труда Любавский несколько лет работал в московском архиве Министерства юстиции над материалом, находящемся в книгах «Литовской метрики». Часть этих материалов он издал как приложение. Труд этот составил эпоху в изучении Западной Руси и проложил дорогу для следующих работ самого Любавского, а равно и других исследователей.
За этим последовал другой его капитальный труд – «Литовско-русский сейм» (1911). На прочной основе этих своих исследований Любавский написал также два ценных сочинения более популярного характера – «Очерк истории русско-литовского государства до Люблинской унии включительно» (М., 1910) и в параллель к нему – «Лекции по древней русской истории до конца XVI века» (3-е изд., М., 1918). Это очерки по истории Киевской и Северо-Восточной, то есть Суздальско-Московской Руси.
Литовскую Русь Любавский считает непосредственной преемницей Киевской Руси, а Суздальско-Московскую – как бы противоположным течением, но вышедшим из того же русла.
Общественно-политической строй Литовской Руси Любавский считает феодальным, близким к западному феодализму. Черты феодализма Любавский находит и в Северо-Восточной Руси XIII–XV веков.
«Мы встречаем здесь те же учреждения, те же отношения и воззрения, что и на феодальном западе, иногда в полном развитии, иногда в менее определенных чертах… Русский феодализм в своем развитии не пошел дальше первичных, зачаточных форм, которым не удалось отвердеть и упрочиться».
Последний крупный труд Любавского был напечатан в 1929 году. Заглавие его – «Образование основной государственной территории великорусской народности, заселение и объединение центра».
В большинстве случаев Любавский был очень осторожен в своих выводах. Он скептически относился к различным теориям других ученых по тому или иному вопросу. Таково, например, его отношение к теориям родового быта (Эверс, Соловьев, Кавелин), общинного быта (Константин Аксаков), племенного быта (Костомаров), задружно-общинного быта (Леонтович). Все эти теории Любавский считает односторонними.
«На мой взгляд, – пишет он, – в каждой из названных теорий есть доля истины, и нам надобно только выделить эти доли и скомбинировать из них связное и цельное воззрение».
Любавский был человек замкнутого характера, но в научной академической жизни принимал деятельное участие. Он был первым оппонентом на магистерском диспуте Богословского (вторым был Кизеветтер). По воспоминаниям Кизеветтера, диспут был очень интересен и велся в тоне товарищей по науке. То же было и на докторском диспуте Богословского при тех же оппонентах.
В своих отношениях к студентам Любавский был строг, но справедлив и умел улаживать конфликты. Характерен эпизод, имевший место на выпускных экзаменах в Московском университете в 1904 году. На экзамене по всеобщей истории произошло резкое столкновение между профессором В. И. Герье и его учеником, будущим историком старообрядчества С. П. Мельгуновым. Мельгунов опоздал на начало экзамена, и Герье сказал ему, что раз он пропустил свою очередь, то будет проэкзаменован после всех других. Мельгунов обратился к председателю экзаменационной комиссии Соколову с требованием, чтобы его экзаменовали сразу. Соколов растерялся. Но тут вмешался Любавский, которому удалось образумить Мельгунова, и тот согласился ждать своей очереди.
Любавский был почитателем Соловьева (умершего в год рождения Любавского) и своего учителя Ключевского, но и с их теориями он во многих случаях не соглашался.
В вопросе об опричнине Ивана Грозного Любавский скомбинировал мнения Ключевского и Платонова и даже заострил выводы Платонова.
Ключевский признавал и ценил Любавского как выдающегося ученого. В своем письме Любавскому, написанном в начале декабря 1909 года, Ключевский называет его «своим близким товарищем». По-видимому, однако, настоящей личной дружбы с Любавским у Ключевского не было.
М. В. Довнар-Запольский (1867–1934)
Митрофан Викторович Довнар-Запольский окончил Киевский университет в 1894 году. В 1901 году защитил магистерскую диссертацию «Государственное хозяйство Великого княжества Литовского при Ягеллонах» и был избран профессором Киевского университета. Четыре года спустя он получил степень доктора за свое исследование «Очерки по организации западнорусского крестьянства в XVI веке». Оба этих труда основаны на архивных материалах.
Довнар-Запольский был талантливый исследователь и преподаватель истории. Он писал и на западнорусские, и на общерусские темы.
В 1897 году вышла его работа «Польско-Литовская уния на сеймах до 1569 года» (Древности Московского археологического общества, Труды славянской комиссии). В 1911 году был издан первый том его труда «История русского народного хозяйства». Этот труд подвергся резкой критике со стороны марксистского историка М. Н. Покровского. Довнар-Запольский отвечал письмом в редакцию московского журнала «Голос минувшего» (1913).
Довнар-Запольский интересовался также и историей общественной и политической идеологии России. В сборнике его статей «Из истории общественных течений в России» (2-е изд., Киев, 1910) есть его статья о Грановском. В 1906–1907 годах он издал три тома материалов о декабристах «Тайное общество декабристов», «Мемуары декабристов» и «Идеалы декабристов».
Вслед за тем он предпринял коллективный труд, в котором он был и редактором, и одним из сотрудников: «Русская история в очерках и статьях» (три тома, М., 1909–1912). Большинство статей там весьма ценны.
Довнар-Запольский принимал деятельное участие в археологических съездах, а в связи с этим следил и за деятельностью губернских ученых архивных комиссий. В заключение отмечу, что под его редакцией Н. Д. Полонская составила «Историко-культурный атлас по русской истории» (Киев, 1913).
И. И. Лаппо (1869–1944)
Иван Иванович Лаппо родился в Белоруссии. В 1892 году поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Учителями его были С. Ф. Платонов, В. Г. Васильевский и В. И. Ламанский. Главным руководителем его был Платонов, по представлению которого Лаппо был оставлен при университете для подготовки к профессуре.
Под наблюдением Платонова Лаппо написал свой первый ученый труд «Тверской уезд в XVI веке. Его население и виды земельного владения» (М., 1894). Это тщательное исследование основано на статистической обработке писцовых книг.
Вслед за тем Лаппо занялся историей Великого княжества Литовского от Люблинской унии до смерти Стефана Батория (1569–1588) (два тома, СПб., 1902). Это была его магистерская диссертация.
В 1905 году Лаппо был приглашен на кафедру истории в Юрьевский университет. Там он продолжал заниматься историей Западной Руси. На этот раз он поставил себе целью выяснить роль местных шляхетских организаций, посылавших депутатов (послов) в нижнюю палату сейма («посольская изба»).
Так возник его второй капитальный труд «Великое княжество Литовское во второй половине XVI века. Литовско-русский повет (уезд) и его сеймы» (Юрьев, 1911) (докторская диссертация).
В жизнь Юрьевского университета Лаппо близко вошел. У него установились хорошие отношения и с коллегами-профессорами, и со студентами.
После мирной жизни и работы пришло тяжелое время – разруха Гражданской войны 1918–1920 годов.
В 1919 году Лаппо переехал в Прагу, где уже начиналась тогда так называемая «русская акция», и при поддержке президента Масарика и чешского правительства создался мощный центр русской культуры в изгнании.
В Праге Лаппо был избран членом Русской учебной коллегии (совета профессоров). В годы своего пребывания в Праге Лаппо написал много ценных работ по-чешски. В 1922 году в чешском историческом журнале (České Časopis Historichké, т. XXVIII) напечатана была его обширная статья «Очерк развития русской исторической науки». В другом чешском периодическом издании, «Сборник юридических и государственных наук» (Sborník věd právních a státních), помещены статьи Лаппо «Литовский статут и его санкционирование в 1588 году» (1922) и «Основные законы Великого княжества Литовского и Польши» (1923).
По-русски Лаппо в 1924 году издал в Праге небольшую по размеру, но значительную по содержанию, глубоко продуманную книжку «Западная Россия и ее соединение с Польшей в их историческом прошлом». Эта книга дает как бы ключ к пониманию сложной проблемы истории Западной Руси.
В 1928 году Лаппо принял деятельное участие в IV съезде русских академических организаций в Белграде (16–23 октября). Лаппо был членом правления этого съезда. На одном его заседании он прочел доклад «Русско-литовское государство и Польша в XVII столетии».
Доклад этот был напечатан под заглавием «Уравнение прав Великого княжества Литовского и Короны Польской в 1697 году» (Записки Русского научного института в Белграде, 1930). Лаппо начинает эту свою статью анализом Люблинской унии 1569 года и дает новое освещение этому акту. Обыкновенно считалось (не только в польской историографии), что решением Люблинского сейма было «втеление» (инкорпорация) Литвы в Польшу. В действительности, как доказал Лаппо, произошло нечто иное. Предложенный поляками план инкорпорации Литвы в Польшу встретил решительный отпор со стороны литовской делегации.
«При таком положении дел, – пишет Лаппо, – акт Люблинской унии, естественно, представил собою полный противоречий компромисс польских и литовских требований… не согласовав их органически. Провозгласив слияние двух государств и народов… акт унии в то же время признал за Великим княжеством Литовским права государственного, а не провинциального значения: старые государственные титул и печать, старые государственные должности, в их числе все существовавшие раньше министерства, по-прежнему особое войско и его командование, государственную казну и финансовое управление».
Через двадцать один год самостоятельное государственное значение Великого княжества Литовского было закреплено Третьим литовским статутом. Этот статут ни разу не упомянул о Люблинской унии и признал поляков «заграничниками».
В течение всего XVII века польско-литовский сейм действовал не как парламент одного государства, а как конгресс представителей двух государств. Литовские члены («послы») сейма протестовали против всякой попытки поляков навязать им свое решение.
Наконец 9 марта 1652 года литовский посол Сицинский заявил «протестацию» о недействительности сейма и выехал из Варшавы.
Лаппо поясняет: «Сейм был сорван голосом одного посла Великого княжества Литовского, и liberum veto начало свою губительную для сейма Речи Посполитой жизнь».
Завершением самостоятельной государственной жизни Великого княжества Литовского было уже упомянутое литовское требование «Уравнение прав Великого княжества и Короны Польской». Оно было представлено в 1697 году новоизбранному королю Августу II.
В этом документе были согласованы размеры повинностей Литвы и Польши на общие нужды их федеративной Речи Посполитой. Польша официально признала Литовский статут 1588 года основным законом Великого княжества.
В 1928 году «русская акция» в Праге начала постепенно сокращаться. Некоторые русские профессора нашли себе применение в чешских университетах и школах. Большинство переехало в другие страны.
В 1933 году Лаппо был приглашен в Ковенский университет на должность приват-доцента и переехал в Ковно.
Там Лаппо занялся всецело исследованием и подготовкой к изданию Литовского статута 1588 года (так называемый Третий литовский статут). Это было завершением всей его научной жизни.
Толчком для занятий этим статутом явилось предложение ему в 1912 году академиком М. А. Дьяконовым приготовить критическое издание текста этого памятника, которое предполагалось напечатать в издании Академии наук.
Лаппо согласился и начал с изучения происхождения Статута в связи с его текстом, а затем уже и работой над текстом.
Как было сказано выше, деятельность Лаппо в Юрьеве прервалась из-за Гражданской войны 1918–1920 годов и переезда в Прагу. В Праге он мог заниматься Статутом только урывками. Вплотную он посвятил этому свое пребывание в Ковно.
Труд свой Лаппо разделил на два тома: I. Исследование о Третьем литовском статуте и II. Критическое издание его текста.
Исследование само по себе – монументальный труд, две части – в общем более тысячи страниц. В предисловии к первой части Лаппо говорит: «Ввиду того что длинный ряд вопросов, связанных с Третьим литовским статутом, автору пришлось разрешать совершенно несогласно с существующею о них литературою, он считал необходимым возможно более облегчить читателю проверку тех положений, которые им высказывались в его исследовании. Потому он старался не ограничиваться простыми ссылками на соответствующие страницы цитируемых им трудов и изданных источников или простым указанием источников рукописных, а в большинстве случаев приводил и соответствующие тексты».
В первой части первого тома Лаппо сначала исследует историю подготовки и состав Второго литовского статута (1566 г.), затем переходит к Люблинской унии 1569 года и только после этого обсуждает выработку окончательной редакции Третьего статута.
Во второй части Лаппо анализирует состав и смысл основных законов Третьего статута и порядок его утверждения.
За этим следует глава о Виленской типографии Мамоничей (в которой печатался Статут) и глава о типографской технике первого издания Статута. В этой же главе Лаппо дает характеристику русского языка, на котором Статут написан.
«Это был язык, употреблявшийся русским населением Великого княжества Литовского и уже в течение нескольких веков принятый в государстве Литвы в значении языка государственного» (с. 337).
Последняя глава посвящена истории научного изучения Третьего Статута от начала XIX века до 1930-х годов.
Труд Лаппо был напечатан в Ковно в 1934–1936 годах. За этим последовало и критическое издание текста Статута (1938).
Во время Второй мировой войны Лаппо перебрался из Ковно в Дрезден. Там он и умер в ночь бомбардировки Дрездена англо-американской авиацией (23 декабря 1944 г.).
А. Я. Ефименко (1848–1918)
С задружно-общинной теорией Леонтовича согласна и Александра Яковлевна Ефименко.
А. Я. Ставровская (по мужу Ефименко) родилась в семье чиновника Архангельской губернии. Училась в Архангельской гимназии. Была учительницей в Холмогорах и там вышла замуж за ссыльного этнографа Петра Саввича Ефименко.
Главным интересом Александры Яковлевны было изучение народных обычаев, верований и правовых понятий на крайнем Русском Севере.
Ее увлекала «исключительная наклонность великорусского племени к коллективизму, его способность к творчеству общественных форм». От изучения артелей на Севере она перешла к изучению вопроса о происхождении там сельской поземельной общины. На два года она погрузилась в архивы. Результатом был знаменитый ее труд «Крестьянское землевладение на Крайнем Севере» (журнал «Русская мысль», 1882).
Александра Яковлевна ценила эту свою работу выше всех остальных своих работ по обычному праву.
Между тем кончился срок ссылки ее мужа, и они переселились в Малороссию. Ефименко обратилась теперь к изучению Южной Руси и украинского народа. Исследования ее в этой области были собраны в книгах «Южная Русь» (два тома, 1905) и «Исследования украинского народа» (два выпуска, 1906).
В предисловии к этой последней книге Ефименко сочла нужным заметить, что «автор настоящего труда, посвященного южнорусской истории, как по своему великорусскому происхождению, так и по симпатиям, обнаруженным в изучении северорусского юридического фольклора, должен стоять вне подозрения в южнорусском национальном субъективизме».
На археологическом съезде 1893 года в Вильно Ефименко выступила с докладом о «копных судах в Левобережной Украине». Это ее выступление подало повод к внушительной овации.
По предложению председателя заседания В. Г. Васильевского съезд приветствовал Александру Яковлевну как выдающуюся русскую женщину, уже составившую себе громкое имя в науке.
Около 1907 года Ефименко переехала в Петербург. В 1908 году умер ее муж. Ефименко вступила в состав преподавателей Высших женских курсов.
В 1910 году, по случаю сорокалетия ее ученой деятельности, Харьковский университет возвел ее в степень доктора.
На курсах Ефименко читала лекции преимущественно по истории Южной Руси и вела семинар по темам юридического факультета.
Во время революции и Гражданской войны Ефименко перебралась в Харьков. Там в конце 1918 года она была убита. Харьков в это время был уже под властью большевиков.
XXIМ. П. Драгоманов (1841–1895)
Михаил Петрович Драгоманов занимает особое место в истории русской общественной мысли и в русской историографии.
Образ его двухсторонний. Он чувствовал себя и русским, и украинцем.
Драгоманов был писателем и ученым широкого кругозора и разнообразных интересов. Он был историком, географом, публицистом, литературоведом и знатоком народной поэзии и фольклора.
Михаил Петрович родился в Гадяче Полтавской губернии в семье, происходившей от казацких старшин, дворянской семье по терминологии XIX века.
Учился в полтавской гимназии и Киевском университете. По окончании курса был определен учителем географии в киевской гимназии, а затем назначен доцентом Киевского университета по всеобщей истории. Поместил в журналах несколько статей в защиту употребления малорусского (по терминологии теперешней – украинского) языка в народных школах. Мотивировал он необходимость этого с точки зрения не украинского национализма, а с педагогической (подобно тому, как к этому вопросу подходили такие видные русские педагоги, как Ушинский и Водовозов).
В 1870 году Драгоманов защитил магистерскую диссертацию на тему «Вопрос об историческом значении Римской империи и Тацит». Книга эта для своего времени замечательное научное исследование, недостаточно оцененное.
После защиты диссертации Драгоманов получил научную командировку за границу.
Вернувшись в Киев, Драгоманов принял деятельное участие в только что тогда открытом юго-западном отделе Русского географического общества.
Правительственные сферы в Петербурге относились с подозрением к деятельности отдела, усмотрев в нем украинофильство.
В 1876 году отдел был закрыт. Драгоманов был удален из состава профессоров Киевского университета.
Тогда он решил эмигрировать и уехал во Львов, где сблизился с молодым украинским поэтом Иваном Франко. Оба они приняли деятельное участие в политической жизни галичан, пытаясь создать Украинскую народно-социалистическую партию.
В Галиции Драгоманов оставался недолго. Политическое положение там было напряженное. Драгоманов не мог заняться литературно-научной деятельностью. К тому же он все время был под угрозой ареста.
В 1877 году Драгоманов переехал в Женеву. Там он основал русско-украинскую типографию.
Как он сам объявил в автобиографии, он принял следующий принцип разделения своих писаний на русскоязычные и украиноязычные:
1. Писать по-украински все, что непосредственно относится к Украине и распространению в ней социалистических идей.
2. Писать по-русски на темы либерально-политического характера, следя за всеми событиями, волнующими читателей в России.
Автобиографию Драгоманов написал по-русски (в 1889 г.), но напечатана она была в украинском переводе.
В 1889 году болгарское правительство пригласило Драгоманова на кафедру всеобщей истории в Софийском университете. По всей вероятности, инициатором приглашения был болгарский профессор Иван Шишманов, женатый на дочери Драгоманова – Лидии. Драгоманов преподавал в Софии по-русски с большим успехом в течение четырех лет.
В 1894 году торжественно был отпразднован тридцатилетний юбилей его ученой и литературной деятельности. Через год он умер от сердечного припадка.
Подобно Костомарову, Драгоманов придавал большое историческое значение Западной Руси – треугольнику взаимоотношений между Польшей, Украиной и Белоруссией и Россией.
Этой теме посвящен главный историко-социологический труд Драгоманова «Историческая Польша и великорусская демократия» (Женева, 1882. Переиздано в Париже в 1905 г.).
Во вступлении Драгоманов обсуждает отношение поляков к русскому революционному движению в 1860–1863 годах. За этим следует анализ географических условий Восточной Европы и исторический обзор колебаний украинско-белорусского населения между Польшей и Москвой с XV по XVII век.
Далее Драгоманов подчеркивает совпадение взглядов польской аристократии и великорусской бюрократии и общества на так называемый Западный край и самостоятельное начало возрождения плебейских наций этого края в XIX веке.
Следующие две главы книги Драгоманова посвящены А. И. Герцену и его отношению к польской революции 1863 года.
«По всему видно, – пишет Драгоманов, – что Герцен не имел специальных сведений об истории и этнографии „западных провинций России“ и даже вряд ли читал труды, например, Костомарова. Запас фактических сведений его по этому предмету не превосходил того, какой имел средний столичный русский литератор того времени, то есть был очень невелик».
Зато у Герцена, по мнению Драгоманова, было прирожденное чутье к пониманию политических явлений и большой запас наблюдений над политической жизнью различных народов современной ему эпохи. «Это все, вместе взятое, давало ему возможность в спокойное время верно угадывать основные черты польского вопроса в России – правду и фальшь стремлений польских патриотов всех оттенков, с которыми ему приходилось встречаться».
В то же время он признавал право на решительное слово в вопросе о судьбах Польши только за поляками. «Вся беда в том, – говорит Драгоманов, – что Герцен довольно смутно представлял, что такое собственно Польша и, при всем своем уважении к народам перед государством, все-таки способен был забыть, что слова „Польша“ и „Россия“ представляют собой собственно государства, а не народы».
Когда началось Польское восстание, Герцен (отчасти под влиянием Бакунина) пришел к решению, что победа поляков положит начало революции в России. И Герцен и Бакунин удовольствовались неопределенным заявлением варшавского комитета об «обеспечении братским народам Литвы и Руси, соединенным с Польшей, самого широкого развития их народности и языка».
Герцен напечатал в «Колоколе» декларацию польского революционного комитета, а от себя опубликовал призыв к русским офицерам переходить на службу к полякам. Нашлось несколько офицеров, которые это сделали. Все они, конечно, погибли.
Такой политикой Герцен подорвал свою популярность даже в радикальных русских кругах. Тираж «Колокола» сразу упал, и на некоторое время Герцен прекратил его издание.
Через два года после книги «Историческая Польша и великорусская демократия» Драгоманов напечатал в Женеве свой «Опыт украинской политико-социальной программы». Это сочинение помещено было как приложение к «Исторической Польше» в издании 1905 года.
Заглавие, данное Драгомановым этой программе, – «украинская», – не охватывает всей широты программы. Видимо, Драгоманов первоначально подошел к своей задаче с украинской точки зрения, но затем приложил те же принципы к построению всероссийской федерации областей.
Драгоманов даже составил примерный список таких областей. Вот он:
1. Северная (губернии Архангельская и Вологодская).
2. Озерная (губернии Олонецкая, Петербургская, Псковская, Новгородская и Тверская).
3. Балтийская (Эстляндия, Лифляндия и Курляндия).
4. Литовская (губернии Ковенская, Сувалкская и северо-западная половина Виленской губернии).
5. Польская (губернии царства Польского).
6. Белорусская (губернии Витебская, Могилевская и большая часть Гродненской и Смоленской губерний).
7. Полесская (часть Седлецкой, Люблинской, Минской и Волынской губерний).
8. Киевская (юго-восточная часть Волынской губернии, Киевская и Черниговская губернии и большая часть Полтавской губернии).
9. Одесская область (губернии Подольская, Бессарабская, Херсонская, западная часть Екатеринославской губернии и большая часть Таврической).
10. Харьковская область (часть Таврической, Екатеринославской, Полтавской, Курской и Воронежской и вся Харьковская губерния).
11. Московская область (губернии Московская, Рязанская, Орловская, Тульская, Калужская и Смоленская – кроме белорусских уездов).
12. Нижегородская область (губернии Нижегородская, Ярославская, Костромская и Владимирская).
13. Казанская область (губернии Вятская, Казанская, Симбирская и Самарская).
14. Приуральская область (губернии Пермская, Уфимская и Оренбургская).
15. Саратовская область (губернии Саратовская, Тамбовская, Пензенская и Астраханская).
16. Кавказская область (Ставропольская губерния и Закавказье).
17. Западная Сибирь.
18. Восточная Сибирь.
19. Земли казачьи (Донская, Кубанская, Терская, Уральская).
20. Области среднеазиатские. Эти области, пишет Драгоманов, «как слишком разнообразные по своему населению и недавно еще присоединенные, должны быть управляемы на особом положении с возможным применением начал самоуправления».
Я привел этот список областей целиком, так как он имеет большое значение для понимания мыслей Драгоманова о характере и сущности федеративного начала.
«Области» Драгоманова не совпадают с этническими границами (или совпадают только частично) и в большинстве своем не слишком крупные территориально. Это, по его мнению, должно было придать более прочный, связующий характер Всероссийской Федерации.
По плану Драгоманова, федерация эта должна основываться на началах демократии, политической свободы и равенства.
Под словами «политическая свобода», говорит Драгоманов, должно разуметь:
а) Права человека и гражданина – неприкосновенность тела для позорных наказаний и смертной казни; неприкосновенность личности и жилища для полиции без судебного постановления.
б) Неприкосновенность частных писем и телеграмм.
в) Свобода выбора места жительства и занятий.
г) Неприкосновенность национальности (языка) в частной и публичной жизни.
д) Свобода совести (веры и неверия) и всякого публичного богослужения и обрядов, не противных общественному стыду.
е) Свобода речи, печати, театров и обучения.
ж) Свобода сходок без нарушения ими внешнего порядка и безопасности.
з) Свобода товариществ и обществ.
Государственный строй федерации, по мысли Драгоманова, должен быть утвержден на началах самоуправления – начиная от сельской и городской общины до Государственной думы.
Для проведения в жизнь этой программы Драгоманов считал нужным организовать общественное мнение умеренных кругов русского общества в противовес революционному терроризму. Его идеи были одним из источников либерального движения в России, приведшего к революции 1905 года и учреждению Государственной думы.
XXIIА. С. Лаппо-Данилевский (1863–1919)
Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский происходил из дворян Екатеринославской губернии. Родился в имении Удачное, при селе Мало-Софиевке Верхнеднепровского уезда. Отец его был в течение нескольких трехлетий верхнеднепровским предводителем дворянства. Мать – Наталья Федоровна, урожденная Чуйкевич (из дворян той же губернии), проживала с семьей в Удачном. Там Лаппо-Данилевский и получил домашнее образование. После полуторагодичного пребывания семьи в Швейцарии Лаппо-Данилевский поступил в симферопольскую гимназию, где и окончил курс с золотой медалью в 1882 году.
Будучи в старших классах гимназии, Лаппо-Данилевский помимо обязательных занятий в гимназии много читал и, как сам он пишет в автобиографии, «уже несколько знакомился с философией по труду Льюиса, с системами Канта и Милля, а под влиянием Тейлора, Спенсера и Грота обнаружил склонность к изучению первобытной культуры и античного мира».
По окончании гимназии Лаппо-Данилевский поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Окончил его в 1886 году и был оставлен при кафедре для подготовки к профессорскому званию.
Еще студентом Лаппо-Данилевский, в связи со своим интересом к первобытным культурам, составил «Обозрение скифских древностей» (СПб., 1887). Через шесть лет после того он опубликовал исследование древностей кургана Карагодеуашах в Прикубанском крае (IV–III вв. до Р. Х.). Этот труд был напечатан в «Материалах по археологии России», издаваемых Археологической комиссией (т. 13, 1893).
Для своей магистерской диссертации Лаппо-Данилевский решил взять тему из московского периода. Так возник его капитальный труд «Организация прямого обложения в Московском государстве со времени Смуты и до эпохи преобразований» (Петербург, 1890).
В то время финансовая история Московского государства была очень мало разработана. В основу своей диссертации Лаппо-Данилевский положил обширный архивный материал и подверг изучению целый ряд спорных вопросов. Этот труд Лаппо-Данилевского послужил основой для последующих исследователей московского государственного строя и финансов.
По защите магистерской диссертации Лаппо-Данилевский стал читать лекции по русской истории в Петербургском университете в звании приват-доцента и в Историко-филологическом институте, куда он был избран профессором в 1891 году.
В 1899 году Лаппо-Данилевский был избран адъюнктом Академии наук, через три года – экстраординарным, а в 1905 году ординарным академиком. Став членом Академии наук, Лаппо-Данилевский ушел из Историко-филологического института, но продолжал читать лекции в университете.
Дальнейшая деятельность Лаппо-Данилевского пошла по двум направлениям: собственного его научного творчества и организации работы других деятелей науки и ученых обществ и учреждений.
Рассмотрим сначала главные из научных трудов Лаппо-Данилевского.
Он не прекратил своих занятий московской эпохой, но, кроме того, исследовал и проблемы истории XVIII века. К московской эпохе относится его статья «Разыскания по истории прикрепления крестьян» (1901) и большой, очень ценный «Очерк истории образования главнейших разрядов крестьянского населения в России» (1905), включающий в себя и характеристику этих разрядов, как они сложились в XVIII веке.
Из работ Лаппо-Данилевского в области XVIII века необходимо указать его «Русские промышленные и торговые компании в первой половине XVIII века» (1899) и «Собрание и свод законов Российской империи, составленные в 1775–1783 годах» (журнал Министерства народного просвещения за 1897 г.). Это попытка кодификации русских законов в царствование Екатерины II была продолжением деятельности известной Законодательной комиссии 1767–1768 годов, не завершившей свою деятельность.
С середины 1890-х годов Лаппо-Данилевский стал читать в университете курсы по теории социальных и исторических наук и в связи с этим занимался в своем семинаре проблемами социологического и исторического метода, в особенности учениями о причинно-следственности, о случайности и об эволюции. Из этого семинара вышло несколько печатных работ его учеников.
В этой области он написал исследование об основных принципах философии О. Конта (напечатано в сборнике «Проблемы идеализма», 1902).
Начиная с 1906 года Лаппо-Данилевский стал читать в университете курс по методике истории. Два выпуска его были напечатаны (1910 и 1913).
Первый том посвящен изложению теории исторического знания, в двух главнейших его направлениях – номотетическом и идеографическом, а также учению об объекте исторического знания. Второй том содержит рассмотрение главных проблем исторического изучения.
Кроме того, он вел семинар по археографии (дипломатике частных актов). Из этого семинара вышло несколько молодых ученых, в том числе С. Н. Валк.
Перехожу к организационной деятельности Лаппо-Данилевского. Как академик и член Археографической комиссии, он играл выдающуюся роль в планировании задач русской исторической науки и издании исторических материалов.
Он стал во главе двух новых ученых предприятий – «Сборника грамот бывшей Коллегии экономии» и «Памятников русского законодательства». Кроме того, наблюдал за изданиями «Писем и бумаг Петра Великого» и сборника «Россия и Италия».
В 1900 году он представил в Академию наук план издания русских архивных документов XV–XVIII веков. В первую очередь он наметил издание материалов бывшей «Коллегии экономии».
Отчеты Лаппо-Данилевского о подготовительных работах для издания этих материалов в «Известиях» Академии наук.
До своей смерти (1919) Лаппо-Данилевский успел закончить для печатания первый том «Сборника грамот Коллегии экономии». Издан он был в 1922 году.
Лаппо-Данилевский принимал участие и в археологических съездах. Был председателем одного из отделений Новгородского съезда (1911). Внимательно следил он и за развитием научной деятельности губернских архивных комиссий, в создании которых он участвовал (см. выше главу XVII).
Организаторская деятельность Лаппо-Данилевского не ограничивалась Россией. Он состоял членом Международного социологического института. В 1913 году он участвовал в Международном историческом конгрессе в Лондоне и прочел там доклад о развитии идеи государства в России от Смутного времени до реформ XVIII века.
Местом заседания Международного исторического конгресса 1918 года был назначен Петербург. Лаппо-Данилевский – председателем Исполнительного комитета по устройству этого конгресса. Конгресс не мог состояться из-за Первой мировой войны.
Для Европы и Америки Лаппо-Данилевский был живой связью с русской исторической наукой. Когда кто-либо из иностранных ученых приезжал в Россию для занятий в архивах и библиотеках, он прежде всего обращался в Академию наук к Лаппо-Данилевскому, и тот налаживал ему нужные для него знакомства с русскими коллегами и учеными учреждениями.
Многих из этих ученых он приглашал к себе на дом, на свои вечерние приемы. В 1915–1916 годах я бывал на этих научных беседах, собиравшихся, сколько помню, по понедельникам. Собрания эти были немноголюдные, но очень много дававшие всем участникам.
Александр Сергеевич сначала беседовал с каждым гостем отдельно – остальные в это время разговаривали друг с другом.
Отдельные беседы были чрезвычайно ценны для их участников. Каждому представлялась возможность сказать о ходе своей научной работы и получить советы Александра Сергеевича по литературе и характеру нужных источников.
После этого бывал общий разговор, в котором и Лаппо-Данилевский принимал живое участие. Говорили о научных новостях, о новых направлениях в исторической науке, о методологии истории.
Я старался не пропускать ни одного из вечеров у Лаппо-Данилевского, но не всегда это удавалось. В числе постоянных посетителей были историк русского права Михаил Александрович Дьяконов и археограф С. Н. Валк (участник семинара Лаппо-Данилевского по дипломатике частных актов).
Часто бывали и иностранные ученые, в том числе два американца – Франк Гольдер (занимавшийся историей Сибири) и Р. Г. Лорд (занимавшийся историей Польши).
Эти беседы были как бы отголоском широкой организационной деятельности Лаппо-Данилевского – и русской, и международной.