Философия истории
С середины 1820-х годов по 1860-е годы включительно главное русло русской историко-философской мысли проложено было мощным влиянием гегельянства.
Социологическое позитивистское течение было представлено гораздо слабее. Наоборот, в 1870-х и 1880-х годах позитивистское направление в русской общественной мысли выступает на первый план. Одной из острых проблем становится соотношение личности и общества.
Наиболее видными представителями социологического течения в русской философии были Н. И. Кареев, П. Л. Лавров и Н. К. Михайловский.
Философии истории придавал большое значение также историк Древней Греции и Средневековья Михаил Матвеевич Стасюлевич (1826–1911).
Его главный труд в этой области – «Опыт исторического обзора главных систем философии истории» (1866) – от Августина до Бокля. В этой книге он ограничился только основными системами, которые, по его мнению, «имели самое широкое и далекое влияние на судьбу исторической мысли… и в то же время представляли между собою некоторую связь, передавая свою задачу из рук одного поколения в руки другого».
При всем разнообразии различных теорий Стасюлевич находил возможным подвести их под две категории: теорию вечного исторического круговращения и теорию вечного исторического прогресса.
Николай Иванович Кареев (1850–1931) родился в Москве. Детство провел в Смоленской губернии, учился в пятой московской гимназии. В 1869 году поступил в Московский университет. Главным учителем его был В. И. Герье. Кареев был деятельным участником его семинара. Уже тогда проявился его интерес к эпохе Французской революции 1789 года.
На тему о положении французских крестьян перед революцией Кареев написал и свое кандидатское сочинение. По окончании университета он был оставлен при кафедре истории для подготовки к профессорскому званию. В 1876 году выдержал магистерский экзамен и получил заграничную командировку во Францию для писания своей магистерской диссертации. Этот труд – «Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции в последнюю четверть XVIII века» (1879) – был основан на изучении архивных материалов, ранее никем не использованных. По признанию французских историков, Кареев проложил дорогу дальнейшему изучению крестьянского вопроса во Франции.
После защиты магистерской диссертации Кареев получил кафедру в Варшавском университете, где преподавал до конца 1881 года, когда перешел в Петербург. Там он сначала получил кафедру в Александровском лицее, а вслед за тем в Петербургском университете и на Бестужевских женских курсах.
В 1899 году Кареев по распоряжению Министерства народного просвещения был удален из университета. Вернулся он на университетскую кафедру только в 1906 году. В 1910 году Академия наук избрала его своим членом-корреспондентом.
Для писания докторской диссертации Кареев обратился к своим размышлениям о философии истории. Труд этот был издан под заглавием «Основные вопросы философии истории» (два тома, 1883).
Первая часть заключает в себе, главным образом, историю и критику «историософических идей» и рассмотрение методов философии истории. Вторая – критику тогдашних учений биологии, антропологии, психологии и социологии и основанные на ней общие воззрения на сущность прогресса. В этом своем труде Кареев дал критический обзор огромной литературы предмета.
Более того, он предвосхитил идеи немецких философов Виндельбанда и Риккерта. Лет за десять до Виндельбанда Кареев установил различие между двумя категориями наук: между номологическими (по его терминологии) и феноменологическими (к кругу последних принадлежит история).
Соответствующие термины Виндельбанда – науки номотетические и идеографические. Продолжением «Основных вопросов философии истории» является другой труд Кареева – «Сущность исторического прогресса и роль личности в истории» (1890). В этой книге Кареев стремился выяснить, «как действует личность на другие личности и почему отдельные случаи такого действия представляют собой крайнее неравенство». Кареев признает относительную самостоятельность и оригинальность личности, не отрицая действия на нее общих причин и общих влияний. «Герои» действуют на толпу, а толпа на «героев». Сущность исторического процесса Кареев определяет как взаимодействие личностей и среды.
Первая книга Кареева («Основные вопросы философии истории») произвела большое впечатление и вызвала горячие споры. Вторая («Сущность исторического процесса»), которой он придавал главное значение, прошла почти незамеченной. Это было для него большим разочарованием.
Кареев был неутомимый преподаватель и плодовитый писатель. Интересна серия его «Типологических курсов», в которых он рассматривал различные типы государственных форм. В эту серию вошли: «Государство-город античного мира» (1903), «Монархии Древнего Востока и греко-римского мира» (1904), «Поместье-государство и сословная монархия Средних веков» (1906) и «Западноевропейская абсолютная монархия XVI–XVIII веков».
Большое значение имел его многотомный труд «История Западной Европы в Новое время» (развитие культурных и социальных отношений) – семь увесистых томов (1892–1917).
П. Л. Лавров (1823–1900)
Лавров был сыном генерала, богатого русского помещика. Юношей Петр Лаврович поступил в артиллерийское военное училище (окончил его, когда ему было 19 лет). Отличался необыкновенной эрудицией. Помимо математики и естествознания, он изучал также историю научной мысли.
В 1844 году Лавров был назначен преподавателем математики в артиллерийском училище, а затем получил там и звание профессора. Лавров был известен своими радикальными политическими взглядами, и в 1861 году он был арестован и сослан в Вологодскую губернию. Там он написал свои «Исторические письма», напечатанные в Петербурге в 1870 году под псевдонимом Миртов. «Письма» эти оказали громадное влияние на радикальную русскую молодежь.
Сам Лавров стремился только к научной работе. Поняв, что в условиях вологодской ссылки он не сможет заниматься наукой, он в 1870 году бежал за границу и поселился в Париже. Он действительно занялся социологией, но в 1872 году поддался просьбам делегации его почитателей и основал журнал революционного характера «Вперед». Несмотря на это отвлечение, он продолжал свою научную деятельность. Продолжал печататься и в России, но под чужим именем.
Исходное убеждение Лаврова определялось ею верой в науку и отрицанием метафизики. Одним из главных источников его учения был этический пафос.
По его словам, «философия есть понимание всего сущего как единства в воплощение этого понимания в художественных образах и в нравственных действиях».
Вопрос о свободе воли Лавров считал неразрешимым в метафизической постановке. «Нельзя устранить в человеке, – говорит он, – явления самообязательности, суда над собой… я исхожу из факта сознания свободы, факта создания идеалов и на основании этих фактов строю связную систему нравственных процессов».
Из этики Лаврова вытекает и его философия истории. Отсюда идея вины интеллигенции перед народом и требование «уплаты долга» народу со стороны интеллигенции.
«Дорого заплатило человечество за то, чтобы несколько мыслителей в своем кабинете могли говорить о его прогрессе. Если бы вычислить, сколько потерянных жизней приходится на каждую личность, ныне живущую, наши современники ужаснулись бы при мысли, какой капитал крови и труда израсходован на их развитие».
Н. К. Михайловский (1842–1904)
Николай Константинович Михайловский родился в Мещовском уезде Калужской губернии в бедной дворянской семье. Учился в Горном корпусе, но не окончил его, а занялся публицистикой.
В противоположность Лаврову, который писал тяжелым слогом, у Михайловского был блестящий литературный талант. По существу, Михайловский в своих взглядах шел по стопам Лаврова, но пользовался гораздо большей популярностью среди читателей, чем Лавров. К тому же он и жил в России, а не за границей.
С 1869 года Михайловский становится постоянным сотрудником издававшегося Некрасовым журнала «Отечественные записки», а со смертью Некрасова (1877) одним из трех редакторов журнала (двумя другими были Салтыков и Елисеев). Журнал был закрыт в 1885 году.
С начала 1890-х годов Михайловский стал во главе «Русского богатства», редактором которого он и оставался до своей смерти.
В центре мировоззрения Михайловского и его этики стояло понятие личности. «Личность никогда не должна быть принесена в жертву – она свята и неприкосновенна». С этим связывается мотив целостности в человеке и целостности в духовной деятельности самой по себе.
Отсюда понятие «двуединой правды» – правда-истина (теоретическая, объективная) и правда-справедливость (социальная).
«Правда – в этом огромном смысле слова, – писал Михайловский, – всегда составляла цель моих исканий… Все меня занимало исключительно с точки зрения великой двуединой правды».
Лавров первый выразил идею «уплаты долга» интеллигенцией народу. Михайловский пустил в оборот выражение «кающийся дворянин».
Смысл общественной жизни Михайловский видел в личности и ее гармоническом развитии: «Человеческая личность, ее судьба, ее интересы – вот что должно быть поставлено во главу нашей теоретической мысли в области общественных вопросов и нашей практической деятельности». При этом он устанавливает различие типов и степеней развития.
Если в обществе разделение труда усиливается и отдельные индивиды специализируются, как, например, рабочие на фабрике, то тип их понижается (по сравнению с крестьянином в деревне, который все делает сам), но степень их развития может быть очень высокой.
С этой точки зрения, по мнению Михайловского, высшим типом общественного развития является русская крестьянская община.
Михайловский считал, что надо бороться за достижение общественного идеала. Социолог не должен смотреть на прогресс как на безразличную эволюцию. В этом состоял его «субъективный метод».
Формам государственного строя Михайловский до революционного кризиса 1879–1881 годов, завершившегося убийством Александра II, придавал мало значения.
Вожди земского либерального движения выдвинули в 1879 году вопрос о необходимости агитации за конституцию. Лидер тогдашних либералов И. И. Петрункевич хотел привлечь Михайловского к этой программе. Михайловский поставил ему вопрос: может ли он (Петрункевич) принять на себя обязательство, что вся земля будет передана крестьянам.
Петрункевич заметил, что это будет зависеть от конституционного собрания, которое одно может решить этот вопрос.
«В таком случае, – заявил Михайловский, – народу наплевать на вашу помещичью конституцию. Когда народ возьмет власть в свои руки, он сам напишет свою конституцию».
Петрункевич тогда не знал, что Михайловский, который до той поры чуждался участия в революционной деятельности, принял участие в комитете партии «Народная воля».
После убийства Александра II Исполнительный комитет обратился к новому царю Александру III с декларацией, в которой обещал прекратить всякую революционную деятельность и поддерживать правительство при условии, что правительство передаст всю землю народу. Декларация эта была написана Михайловским, но авторство его осталось правительству неизвестным.
Практического значения декларация не имела.
Н. Н. Страхов (1828–1896)
Николай Николаевич Страхов родился в Белгороде. Его отец был магистром Киевской духовной академии, протоиереем и преподавателем словесности в Белгородской семинарии. После его смерти мальчик Николай был взят на воспитание братом матери, ректором Каменец-Подольской, а затем Костромской семинарии. Страхов окончил курс в Костроме.
В 1845 году он поступил на математический факультет Петербургского университета, а потом перешел на естественно-математический разряд Главного педагогического института и окончил курс там в 1851 году. Был учителем физики и математики в Одессе, потом преподавал естественную историю во второй петербургской гимназии.
В 1857 году Страхов защитил в Петербургском университете диссертацию на степень магистра зоологии и получил приглашение на кафедру зоологии в Казанский университет, но туда не поехал, не желая расстаться с Петербургом.
В 1860-х годах он сблизился с Достоевским и был сотрудником его журналов «Время» и «Эпоха». В 1873 году поступил библиотекарем юридического отдела Публичной библиотеки. В 1890-х годах состоял членом-корреспондентом Академии наук.
Страхов был убежденным гегельянцем. Высоко ценил «Логику» Гегеля и диалектический метод. «Это, – писал он, – вечный памятник человеческого гения… один из величайших образцов философской способности человечества».
Для Страхова гегельянство является предпосылкой философии истории, стремящейся понять индивидуальность народов. В частности, гегельянство лежит и в основе славянофильства, понимаемого в широком смысле слова. Представление об историческом развитии как о последовательной смене ряда образов духа, череды служивших духу народов Страхов считал неоспоримым приобретением философии истории, которым мы обязаны Гегелю. «Народный дух, – писал Страхов, – так назовем мы таинственную силу, от которой в глубочайшем корне зависят проявления человеческих душ».
В связи с этой концепцией Страхов сделался страстным поклонником идей Н. Я. Данилевского о различии культурно-исторических типов в развитии человечества.
Книга последнего «Россия и Европа» вышла первым изданием в 1871 году.
Страхов считал себя религиозным человеком. Но это его мнение о себе требует оговорок. Профессор философии в Александровском лицее Э. Л. Радлов высказал проникновенное мнение, что Страхов понимал религию более умом, чем сердцем. И действительно, в одном из своих писем к Л. Н. Толстому Страхов признался, что он научился понимать религию только у Шопенгауэра.
У Страхова были большие философские способности. В нем «соединились все данные для того, чтобы написать крупное философское произведение: обширное и разностороннее образование, критическое дарование, вдумчивость и методическое мышление. Ему не хватало лишь истинного творчества, благодаря которому создается новое» (Радлов).
Страхов был близким другом и горячим поклонником Л. Н. Толстого. Между ними все время шла оживленная переписка. Пытался Страхов увлечь Толстого в гегельянство, но для Толстого оно было совершенно неприемлемо.
Наоборот, Страхов одно время подпал под влияние мистических идей Толстого.
В одном из писем к нему Страхов писал: «В нашем сознании сознает себя то вечное духовное начало, в котором – корень всякого бытия. Все от Бога исходит и к Богу ведет и в Боге завершается… я теперь отрицаю, что ум руководит историей, что она есть развитие идей».
Ф. М. Достоевский (1821–1881)
Федор Михайлович Достоевский и доныне вдохновляет философскую мысль. Метафизика истории имеет у него религиозную основу. Он считал, что по Божественному замыслу свобода человека является предпосылкой исторической диалектики. Проблеме добра («спасения») остро противопоставлена проблема зла.
Рационализм приводит к подавлению человеческой свободы («Легенда о Великом инквизиторе» в «Братьях Карамазовых»). Выход для Достоевского – в свободном движении к воцерковлению культуры. Помимо христианской этики, Достоевский верил в очищающую силу красоты: «Красота спасет мир». «Дух святой есть непосредственное понимание красоты, пророческое сознание гармонии и, стало быть, неуклонное стремление к ней».
Л. Н. Толстой (1828–1910)
В заключение своего романа «Война и мир» – этой грандиозной исторической панорамы – Толстой написал длинное рассуждение о философии истории. Большинство читателей не читало и не читают этого рассуждения. Почти все современники Толстого отнеслись к нему с недоумением и насмешкой. Тургенев в письме к своему другу Боткину охарактеризовал рассуждение Толстого как шарлатанство самоучки. Надо сказать, что Тургеневу вначале не понравилась «Война и мир» и с художественно-литературной стороны, и только позже он преклонился перед гением Толстого как писателя.
Одним из немногих, кто серьезно отнесся к философии истории Толстого, был Кареев. В своей статье «Историческая философия графа Л. Н. Толстого» (Вестник Европы. 1887) Кареев внимательно рассмотрел взгляды Толстого, но не принял его выводы.
Двадцать лет тому назад новую оценку историософии Толстого дал Исайя Берлин в своей статье «Исторический скептицизм Льва Толстого».
«Толстой, – пишет Берлин, – ощущал реальность в ее многообразии, как совокупность отдельных сущностей, вглубь которых он смотрел с редким проникновением, но сам верил только во всеобъемлющее единое целое».
Берлин подчеркивает то обстоятельство, что Толстой интересовался историей с раннего возраста. С точки зрения Толстого, история – сумма конкретных событий во времени и пространстве. К исследованию истории Толстой подходит в духе антитеологических и антиметафизических мыслителей XVIII века.
Обратимся теперь к самому Толстому. «Предмет истории, – говорит Толстой, – есть жизнь народов человечества. Непосредственно уловить и описать жизнь не только человечества, но и одного народа, представляется невозможным».
Вслед за этим Толстой рассматривает, какие приемы употребляли историки, чтобы «уловить кажущуюся неуловимой жизнь народа».
«Для древних вопросы эти разрешались верою в непосредственное участие Божества в делах человечества». «Новая история отвергла верования древних, не поставив на их место новые воззрения, и логика положения заставила историков, мнимо отвергших Божественную власть царей и Фатум древних, прийти другим путем к тому же самому: к признанию того, что 1) народы руководятся единичными людьми и 2) что существует известная цель, к которой движется человечество».
«Казалось бы, что, отвергнув верования древних о подчинении людей Божеству и об определенной цели, к которой ведутся народы, новая история должна бы была изучать не явления, а причины, образующие ее. Но новая история не сделала этого. Отвергнув в теории воззрения древних, она следует им на практике».
С безжалостным сарказмом Толстой подытожил взгляды и приемы историков в своей сатирической пародии на их рассуждения:
«Вы хотите знать, что значит это движение [народов], отчего оно произошло и какая сила произвела эти события? Слушайте: Людовик XIV был очень гордый и самонадеянный человек; у него были такие-то любовницы и такие-то министры, и он дурно управлял Францией. Наследники Людовика были слабые люди и тоже дурно управляли Францией. И у них были такие-то любимцы и такие-то любовницы. Притом некоторые люди писали в это время книжки. В конце XVIII столетия в Париже собралось десятка два людей, которые стали говорить о том, что все люди равны и свободны. От этого во Франции люди стали резать и топить друг друга. Люди эти убили короля и еще многих. В это же время во Франции был гениальный человек – Наполеон. Он везде всех побеждал, то есть убивал много людей, потому что он был очень гениален. И он поехал для чего-то убивать африканцев, и так хорошо их убивал и был такой хитрый и умный, что, приехав во Францию, велел всем повиноваться. И все повиновались ему. Сделавшись императором, он опять пошел убивать народ в Италии, Австрии и Пруссии. И там много убил. В России же был император Александр, который решил восстановить порядок в Европе и потому воевал с Наполеоном. Но в 1807 году он вдруг подружился с ним, а в 1811-м опять поссорился, и опять они стали убивать много народу, и Наполеон привел 600 тысяч человек в Россию и завоевал Москву; а потом он вдруг убежал из Москвы, и тогда император Александр, с помощью советов Штейна и других, соединил Европу для ополчения против нарушителя ее спокойствия. Все союзники Наполеона сделались вдруг его врагами, и это ополчение пошло против собравшего новые силы Наполеона. Союзники победили Наполеона; вступили в Париж; заставили Наполеона отречься от престола и послали его на остров Эльбу, не лишая его сана императора и оказывая ему всякое уважение, несмотря на то, что пять лет тому назад и год после того все его считали разбойником вне закона. А царствовать стал Людовик XVIII, над которым до тех пор и французы и союзники только смеялись. Наполеон же, проливая слезы перед старой гвардией, отрекся от престола и поехал в изгнание. Потом государственные люди и дипломаты (в особенности Талейран, успевший сесть прежде других в известное кресло и тем увеличивший границы Франции) разговаривали в Вене и этими разговорами делали народы счастливыми или несчастными. Вдруг дипломаты и монархи чуть было не поссорились. Они уже готовы были велеть своим войскам убивать друг друга, но в это время Наполеон с батальоном приехал во Францию, и французы, ненавидевшие его, тотчас же все ему покорились. Но союзные монархи за это рассердились и пошли опять воевать с французами. И гениального Наполеона победили и повезли на остров Елены, вдруг признав его разбойником. И там изгнанник, разлученный с милыми сердцу и с любимой им Францией, умирал на скале медленной смертью и передал свои великие деяния потомству. А в Европе произошла реакция, и все государства стали опять обижать свои народы».
«Странность и комизм этих ответов, – замечает Толстой, – вытекают из того, что новая история подобна глухому человеку, отвечающему словами слов вопроса».
«Какая причина исторических событий? – Власть. Что есть власть? Власть есть совокупность воль, перенесенных на одно лицо. При условиях выражения лицом воли всех людей. То есть власть есть власть. То есть власть есть слово, значение которого нам непонятно».
Сам Толстой определяет власть как «такое отношение известного лица к другим лицам, в котором лицо это тем менее принимает участие в действии, чем более оно выражает мнения, предположения и оправдания совершающегося, совокупного действия».
«Движение народов производит не власть, не умственная деятельность, даже не соединение того и другого, как то думали историки, но деятельность всех людей, принимающих участие в событии и соединяющихся всегда так, что те, которые принимают наибольшее участие в событии, принимают на себя наименьшую ответственность, и наоборот».
Толстой считает, что к истории понятие причины неприложимо.
«Говоря о взаимодействии тепла и электричества и об атомах, мы не можем сказать, почему это происходит, и говорим, что это так должно быть, что это закон. То же самое относится и до исторических явлений. Почему происходит война или революция, мы не знаем; мы знаем только, что для совершения того или другого действия люди складываются в известное соединение, в котором участвуют все; и мы говорим, что это так есть, потому что немыслимо иначе, что это закон».
«Если бы история имела дела до внешних явлений, установление этого простого и очевидного закона было бы достаточно, и мы кончили бы наше рассуждение. Но закон истории относится до человека. Частица материи не может сказать нам, что она вовсе не чувствует потребности притягивания и отталкивания и что это не правда; человек же, который есть предмет истории, прямо говорит: я свободен и потому не подлежу законам. Присутствие хотя не высказанного вопроса о свободе воли человека чувствуется на каждом шагу истории».
«Если понятие о свободе представляется для разума бессмысленным противоречием, то это доказывает только то, что сознание не подлежит разуму».
Для Толстого в этом заключается главная загадка истории.
«Если бы воля каждого человека была свободна, то есть что каждый мог бы поступать как ему захотелось, то вся история есть ряд бессвязных случайностей… Если же есть хоть один закон, управляющий действиями людей, то не может быть свободной воли, ибо воля людей должна подлежать этому закону».
В реальной жизни «каждое действие человека представляется нам не иначе, как известным соединением свободы и необходимости.
В каждом рассмотренном действии мы видим известную долю свободы и известную долю необходимости. И всегда, чем более в каком бы то ни было действии мы видим свободы, тем менее необходимости, и чем более необходимости, тем менее свободы».
«Человек есть творение всемогущего, всеблагого и всеведущего Бога».
Из сознания свободы человека вытекает понятие о грехе («вопрос богословия»). Проявление Божества является, таким образом, для Толстого и законом истории.
Д. И. Менделеев (1837–1907)
Дмитрий Иванович Менделеев был ученый не только мощного ума, но и разносторонних знаний и интересов. В основном он был натуралист (химик, физик, математик). Вместе с тем он глубоко продумал и ряд существенных проблем обществоведения.
В добавление к своим трудам по естествоведению он написал проникновенные статьи и по экономическим вопросам, проповедуя необходимость развития отечественной промышленности.
«Наука и промышленность – вот мои мечты». Но он придавал не менее важное значение и подъему сельского хозяйства.
Для своих исследований в области экономической жизни Менделеев широко пользовался статистическим материалом. В основу его последнего труда «К познанию России» положен анализ данных первой русской переписи 1897 года.
Во многих сочинениях Менделеева разбросаны историо софские мысли и соображения. Подытожены они в его замечательных «Заветных мыслях», опубликованных в 1904 году. Тут Менделеев высказал основу своей философии истории. К характеристике ее мы теперь и обратимся.
«В обыденном разговоре, – пишет Менделеев в первой главе „Заветных мыслей“, – привыкли различать только идеализм от материализма, называя последний иногда реализмом. Слова имеют, конечно, всегда условный смысл, но, согласно с самим происхождением, три названные слова представляют полное различие исходных точек представления, и реализм при этом должно поставить в середине».
К этому вступлению Менделеева коммунистический редактор сборника кандидат экономических наук В. Кириченко нашел нужным сделать такое примечание: «Утверждение Д. И. Менделеева о наличии особого, отличного от материализма и идеализма, идейного течения, названного им „реализмом“, является ошибочным. Основоположники марксизма показали, что существовали и существуют только два лагеря в философии: материализм и идеализм. Будучи материалистом, Д. И. Менделеев в понятие „реализм“, как правило, вкладывал материалистическое содержание».
По определению самого Менделеева, реализм «стремится выразить собою действительность с возможною для людей объективностью, т. е. по здравому смыслу, без окраски предвзятыми суждениями, которыми пропитан не только идеализм, но и материализм, и вот такой-то реализм лежит в основании всего естествознания, а от него и во всей совокупности развития современных мыслей… Истинный идеализм и истинный материализм представляют продукты древности, реализм же – дело новое сравнительно с длиною исторических эпох. Так, например, как идеализму, так и материализму свойственно стремление к наступательным войнам… а реализм всегда идет против всяких наступательных войн, стремится удалить противоречия, исходя из действительных обстоятельств, в государственной же жизни – от истории. Для идеализма греческого или китайского пошиба варварами считаются все те, которые не носят данного рода идеала. Для материализма новейшей эпохи, выражающегося ярче всего в англосаксонской расе, люди других цветов – индейцы, негры, китайцы, красного, черного, желтого цвета – варвары по существу, а также по бедности, господствующей в среднем у этих народов. Для реализма все народы одинаковы, только находятся в разных эпохах эволюционного развития».
«Реализм присущ некоторым народам по преимуществу, как идеализм и материализм другим. И я полагаю, что наш русский народ, занимая середину старого материка, представляет лучший пример народа реального, с реальными представлениями. Это видно уже в том отношении, какое замечается у нашего народа ко всем другим, в его уживчивости с ними, в его способности поглощать их в себе, а более всего в том, что вся наша история представляет пример сочетания азиатских понятий с западноевропейскими».
Касаясь внутренней государственной политики, Менделеев придавал первенствующее значение потребности во всеобщем народном образовании: «Реализм ясно внушает в то же время, что общая народная образованность немыслима без известной степени накопления народного богатства… Дело развития и роста народного просвещения немыслимо без широкого развития науки вообще, а оно требует больших средств».
Мы видим, таким образом, что теория реализма, положенная Менделеевым в основу философии истории, была для него вместе с тем и действительным рычагом для преобразования жизни русского народа.