впятеро меньше, чем в 1909 г., — то ясно, что о выполнении столыпинской программы на все 100% не могло быть речи — и в этом смысле можно говорить о «неудаче» всего предприятии. Но преувеличивать размеры этой неудачи не следует: такого удара средневековым формам землевладения, какой был нанесен в 1906—1910 гг., в России не наносилось еще ни разу, и по широте захвата столыпинская реформа в прошлом имеет только одного соперника — «великую реформу» 1861 г.
Итогом этой последней, мы знаем, было частичное открепление крестьян от земли — частичная пролетаризация крестьянства. Результаты столыпинщины, двигавшейся в том же направлении, не могли быть иные. Из 2 млн. выделившихся крестьян продали свои наделы 1 200 тыс. — круглым счетом 60%. Отдельные анкеты дают более половины случаев когда мотивом выделения было именно желание продать надел; столыпинское законодательство отрывало двери всем, кто был связан с землей лишь податями, для кого источником существования давно была не земля, а «промыслы», главным образом работа на фабрике. Но что этот мотив не был главным и основным, показывает уже тот факт, что в Центрально-промышленном районе, где он должен был бы господствовать, продало свои наделы всего 2,2% всех домохозяев района (а всего там выделилось 16,7% всех домохозяев — значит продало землю менее 20% вылелившихся). Зато в Центрально-земледельческом районе продали свои наделы 7% всех домохозяев, т. е. более четверти всех выделившихся, а в «Новороссии» (теперешняя Южная Украина и отчасти Крымская республика) — даже 12,3%, т. е. почти треть всех выделившихся. Тут продавали уже вовсе не только те, кто был связан с землею лишь номинально и хотел от нее отделаться. Продавала беднота, польстившаяся сначала на индивидуальное хозяйство и скоро убеждавшаяся, что на кошачьем наделе, хотя он и стал «священной собственностью», хозяйничать нельзя. «Означенный закон (т. е. указ 9 ноября) богатым крестьянам дал возможность покупать надельную землю и тем обогащаться, а бедным дал возможность продавать, отчего и выходит из бедняка бобыль, и это выходит не от глупости или мотовства, а от неблагоприятных неудач», писали крестьяне Рязанской губернии. «Продажа наделов иногда оставляла без земли целую семью, — писали из Тамбовской губернии. — Крестьяне, которые продавали свои наделы, оставили своих по два-три сына с семьями без земли и без усадьбы».
Цифровые данные подтверждают эту картину продажи земли беднотой. По 12 специально обследованным уездам разных губерний более половины (52,8%) всех продавших наделы имели не более 5 га на хозяйство, а всего таких хозяйств было менее трети, тогда как имевших свыше 10 га на хозяйство было около 18%, а в среде продавцов — менее 10%. По трем волостям Тульской губернии из имевших свыше 12 га продало свой надел менее одного процента, а из имевших до 3 га — 64,6%. Столыпинщина действовала по евангельскому правилу: «Имущему дастся, у неимущего отнимется». Ибо те же цифры показывают, что скупалась земля преимущественно богатеями, часто односельчанами продававших, хотя имеются указания и на специально приезжавших иногда из далеких губерний. По Николаевскому уезду Самарской губернии 86% всей продажной надельной земли было скуплено крестьянами, имевшими уже более 10 га на хозяйство; по упомянутым трем волостям Тульской губернии 44% всей земли скупили крестьяне, имевшие более 22 га на двор. При этом надельная земля сравнительно с помещичьей — мы помним, очень дорогой — продавалась за бесценок: там, где помещичья стоила 121 руб. га, надельная ценилась в 79; помещичья — 124, надельная — 96 за гектар и т. д.
Совершенно естественно, что для массы населения юнкерская реформа означала разорение. Это очень рельефно показывает следующая таблица112:
Приходилось на 100 душ населения:
| Годы | Лошадей | Крупного рога-того скота | Овец, баранов, коз | Свиней |
| 1905....... | 22 | 35 | 45 | 11 |
| 1914....... | 20 | 29 | 32 | 10 |
Каждый отдельный крестьянин обеднел от столыпищины. Достигнутые последней цели, были прямой, диаметральной противоположностью тем целям, какие ставила себе революция. Масса хотела поднять свое материальное благосостояние, сбросив гнет помещиков; закрепление этого гнета должно было означать падение материального благосостояния массы. Эта противоположность столыпинщины и революции особенно хорошо рисуется таблицей, показывающей перемены в количестве крестьян, пожелавших выйти из общины, из года в год111.
Число домохозяев, предъявивших требование об укреплении земли в собственность
| Годы | Годы | ||
| 1907....... | 211 922 | 1912....... | 152 397 |
| 1908....... | 844 059 | 1913....... | 160 304 |
| 1909....... | 649 921 | 1914....... | 120 321 |
| 1910....... | 341 884 | 1915....... | 36 497 |
| 1911....... | 242 328 | Итого... | 2 755 633 |
Последние цифры относятся уже к военным годам, когда «землеустройство» пришлось приостановить ради сохранения «гражданского мира»: солдаты крайне нервно относились ко всякому переделу земли в тылу без их участия, а на сторону солдат становилось и их начальство: главнокомандующий армиями северного фронта считал необходимым «письменное согласие заинтересованных нижних чинов или личное их присутствие для производства землеустройства», предлагая даже давать солдатам для этой цели отпуска на 4—6 недель
Если мы откинем эти военные годы, когда столыпинщина начинала терпеть неудачи и на внешнем и на внутреннем фронтах, мы легко заметим в таблице две волны подъема. Первая соответствует 1908 г., когда число заявлений увеличилось сравнительно с предыдущим годом почти вчетверо. Это было крушение II Думы, окончательное подавление массового движения и утрата всяких надежд на то, чтобы революционным путем взять землю. Масса малодушных хлынула в ближайшие два года по «легальной» дороге. Но дорога оказалась усыпанной терниями, и уже с 1910 г. поднимается, мы помним, число революционных выступлений в деревне и падает число заявлений о выходе из общины, падает число желающих итти «легальным» путем. Затем революционные надежды снова блекнут, и снова увеличивается число заявлений о выходе с 1913 г. Но тут является великий ускоритель революции — война, и движение по «легальной» дороге замирает окончательно, чтобы более не воскреснуть.
Итак столыпинщина разоряла русское крестьянство в массе. Значит ли это, что она давала только отрицательные результаты? Еще и еще раз — не значит. Она вела русское народное хозяйство вперед по неизмеримо более тяжелому и дорогому для массы пути, чем каким была бы удачная революция, — но она вела его вперед, а не назад. Она покупала прогресс ценой экономической, а иногда и физической, гибели «слабейших», т. е. большинства, но меньшинство «сильнейших» она действительно превращала в то «крепкое крестьянство, о котором мечтали юнкера как о своем союзнике. И кулацкие восстания 1918—1919 гг. показали, что мечтания были не праздные.
Мы видели, что в общем количестве рабочего скота у крестьян за столыпинский период уменьшилось. Но не у всех одинаково. В Епифанском уезде Тульской губернии например процент хозяйств без лошадей у общинников достигал к 1911 г. 40, а у «выделившихся» — только 12; лошадей на одно хозяйство у первых было менее одной (0,91), у вторых — почти две (1,64). Но тут надо иметь в виду, что при объединенной к общему месту пашне рабочего скота нужно меньше, чем при чересполосице: вот почему в отдельных случаях мы видим даже уменьшение количества лошадей у выделившихся, что вовсе не означает непременно ослабления их хозяйств.
Показательнее изменения в составе мертвого инвентаря. На сто хозяйств приходилось:
| До выде-ления | Послевыделения | |
| Плугов.......... | 60 | 84 |
| Борон железных.......... | 5 | 12 |
| Сеялок.......... | 2 | 3½ |
| Жаток и сенокосилок..... | 8 | 12 |
| Молотилок.......... | 3 | 5 |
По Симбирской (Ульяновской) губернии процент хозяйств с усовершенствованным инвентарем у общинников был ниже 70, у «выделившихся» — 86,1; удобряли землю из первых 72,5%, из вторых — 94,4%. По Богородицкому уезду Тульской губернии средняя стоимость инвентаря на хозяйство до выдела составляла 27 руб., после выдела — 48 руб. Но при этом низшие группы выделившихся — до 3 га — были почти на 70% без всякого инвентаря (до выдела — менее 60%), тогда как у высших групп, имевших свыше 20 га на двор, стоимость инвентаря увеличилась почти вдвое (107 руб. и 207 руб. на хозяйство).
Но самое главное — выделившиеся в конечном счете (в силу указанной выше массовой распродажи более мелких из «укрепленных» наделов) лучше были обеспечены землей, чем общинники. По Епифановскому уезду Тульской губернии у хуторян было 8,3 га посева на одно хозяйство, у общинников — немного более 4. В Псковской губернии у хуторян приходилось на двор 26 га, у прочих крестьян — 10; в Тверской: у первых — тоже 26, у вторых — 15,7. В Богородицком уезде Тульской губернии на 1 двор хуторяне имели 20,2 га, отрубники — 10, а все крестьяне вообще — менее 8,2. Если мы вспомним, что большинство «укрепившихся» продавало свои маленькие наделы потому, что не у чего и не на чем хозяйствовать, мы легко поймем механику этого «естественного отбора». Но это не была