отивостоял Богданов, с большой путаницей в голове и без всякого ораторского таланта, сыграло свою роль, — дело было в организованном оппортунизме.
Что касается московского восстания, то на нем тоже необходимо остановиться. Все мы с вами — москвичи, вы — из самого революционного района Москвы. Стоит поэтому остановиться на том, какие были причины неудачи восстания здесь в Москве. Москва не могла решить революции, но она могла все-таки победить. И если бы она победила, может быть, она зажгла бы петербургский пролетариат через голову Троцкого. В случае победы Москвы, питерские рабочие, вероятно, не усидели бы, несмотря ни на каких Троцких, Спрашивается, что тут помешало? Первой причиной приходится считать разрыв между военным восстанием и рабочим восстанием. Военные восстания у сапер и в Ростовском полку произошли раньше, чем выступили рабочие. Тут какая причина? Тоже — не стихия. Тогдашнее московское руководство не сумело во-время охватить положение, не сумело понять, что выступление ростовцев — это такой момент, которого не найдешь в другой раз, и что нужно немедленно за хвост зацепить судьбу, раз она показала хвост, немедленно двинуть рабочих на помощь солдатам. Ведь что было бы, если бы восстание сапер и ростовцев слилось с рабочей массой? Прежде всего, в чисто военном отношении мы были бы в сущности на одном уровне с Дубасовым. У Дубасова было около 1 500 штыков и сабель, 1 500 штыков было и у сапер и ростовцев; вдобавок у них было еще 8 пулеметов, тогда как в то время в Москве всего пулеметов было 13. Так что были очень большие военные шансы.
Второй причиной неудачи было то, что три дня никак не могли перевести забастовку в вооруженное восстание. Среда, четверг и пятница, — извините, что считаю по-старому, потому что до сих пор сохранились в памяти эти дни недели, — не было вооруженного восстания.
И, наконец, третья и уже последняя причина — та, что инициатива перешла в руки противников, в руки Дубасова, который засел в центре Москвы и получил возможность бить по внутренним линиям. Это — громадный стратегический перевес. Всякий военный человек (а многие из вас — военные люди, и теперь все вы должны проходить военное воспитание) знает, что значит занимать центральную позицию и иметь возможность бить по внутренним линиям. Это дает определенный перевес. Вспомните, — Фридрих II со время Семилетней войны все время держался таким образом против соединенных сил Франции, Австрии и России, которых он бил поодиночке. Рабочие районы друг от друга были отрезаны, — железнодорожники не знали, что делается на Пресне, мы в Сущевско-Марьинском районе едва знали, что делается в железнодорожном районе. Рабочие, не связанные друг с другом, отрезанные, естественно, должны были перейти на оборону, а оборона — гибель вооруженного восстания, как писал Энгельс, и это — всегда верно.
Вот в какой обстановке, товарищи, потерпела поражение Красная Пресня. Собственно, восстание на Пресне — это конечно самый героический эпизод восстания, но это вовсе не единственное вооруженное рабочее выступление даже в Москве, а тем паче во всей стране. Очень извиняюсь перед товарищами краснопресненцами, но я уже вас предупредил, что я — историк, загипнотизированный документами, а документы говорят, что восстание было всюду. А кроме документов есть еще и мои личные впечатления. Я сам ведь в этом районе, Сущевско-Марьинском, был. На моих глазах прошло несколько боев, моими глазами я видел баррикады, здесь сооруженные на моих глазах; в один из флигелей дома, где я жил, попала граната, другая граната разорвалась около меня, шагах в 50. Не могу я этого забыть. Все-таки около меня гранаты не так часто разрывались, чтобы я это забыл. (Смех.) Я этого забыть не могу и не могу забыть того, что вооруженная борьба, настоящая вооруженная борьба, шла в целом ряде рабочих районов Москвы, а не только на одной Красной Пресне. Но что Красная Пресня представляла из себя самый героический момент восстания — об этом конечно не может быть спора. И правы те товарищи, которые объясняют это тем, что вооруженное восстание нигде не было связано с рабочими массами в такой степени, как на Пресне. Оно всюду было связано с массами, но такая тесная связь, чтобы непосредственно из рабочих казарм шло вооруженное восстание, — была не везде, а тут было именно так. Краснопресненские кухни — это был штаб, оттуда шло все руководство. Красная Пресня — это была своего рода цитадель, где сидели резервные силы, откуда они выступали на бой. Такой тесной связи между рабочими и вооруженным восстанием, как на Пресне, не было нигде. И недаром Ленин писал Краснопресненским рабочим, недаром мы собираемся дни, посвященные 25-летнему юбилею, провести именно на Пресне. Это — совершенно правильно. Пресне — честь и место, очень большая честь и очень большое место в этом восстании. Но вооруженное восстание 1905 г. было выступлением всей пролетарской массы, всей пролетарской страны. Пролетариат, к сожалению, был разбит в этом выступлении, и это решило судьбу всей революции, как показал следующий — 1906 г.
1906 г. чрезвычайно характерен как проверка положения о гегемонии пролетариата в нашей первой революции. В 1906 г. крестьянское движение было гораздо более интенсивно, чем в 1905 г. Некоторые историки, механистически подходящие к явлениям, пытались цифрами доказать, что выступлений было больше в 1905 г., чем в 1906 г. Да, но таких выступлений, когда целиком были бы сбриты помещичьи усадьбы в целых уездах, как это было с Бобровским уездом Воронежской губернии, — в 1905 г. не было, такой остроты крестьянское движение не достигло.
Одновременно с этим колоссальной остроты достигло движение в армии. Количество случаев неповиновения солдат в 1906 г. было в несколько раз больше, чем в 1905 г. Преображенский полк, первый полк царской гвардии, вышел из повиновения. Крупнейшие восстания моряков и солдат вне района Черного моря, в Кронштадте и Свеаборге, падают как раз на 1906 г. Непролетарская революция бушевала в 1906 г. больше, чем она бушевала в 1905 г. Мелкая буржуазия подтянулась и вошла в революцию, но оказалось, что без своего вождя, без рабочего класса, она победить не в состоянии. И самодержавие летом 1906 г. чувствовало себя куда более прочно в седле, нежели оно чувствовало себя в конце 1905 г. Никакие уступки не были даны. Был посажен Столыпин, были введены полевые суды и т. д. и т. д. Самодержавие осмелело и обнаглело, потому что оно видело, что настоящий его враг, настоящий руководитель движения — рабочий класс ушел с поля. И оно не забыло этого врага. Не случаен финал революции (финалом был не январь, финал был 3 июня 1907 г.). С чем был связан этот финал? Этот финал был связан с арестом социал-демократической фракции Государственной думы, не какой-нибудь другой, не с арестом трудовиков, не с арестом кадетов, которые выпустили Выборгское воззвание в 1906 г., а с арестом социал-демократической фракции Государственной думы. Знала кошка, чье мясо съела, знал Столыпин, с кем ему приходится иметь дело. Он ударил своего главного врага, ударил пролетариат. Он на этом попробовал, встанут ли опять рабочие на защиту своей фракции, или нет? Оказалось, что сил уже не было, они не встали, и это решило судьбу революции, которая кончилась в июне 1907 г.
Я вам сказал, что наша революция 1905 г. дает материал для проверки истории Великой французской революции. Наша революция побеждала и шла вперед, пока побеждал и шел вперед рабочий класс. Наша революция стала терпеть поражение, когда потерпел поражение рабочий класс. Был во Франции рабочий класс? Нет. Как класс пролетариат конечно был, но как класс, осознавший себя и свои интересы, — он не был представлен во Французской революции. Французская революция разыгралась на мелкобуржуазной плоскости, т. е. на той плоскости, на которой разыгралась наша революция в 1906 г. И вот вам причина того, что результаты нашей революции так прочны и что она через 25 лет идет кверху, а Французская революция через 25 лет уже далеко спустилась книзу и забралась собственно под хвост самой себе, если можно так выразиться, поскольку хартия 1814 г. давала гораздо меньше, нежели конституция 1791 г. Вот первый урок, который мы извлекли, — и сейчас рабочий класс идет во главе революционного движения во всем мире. Он ведет движение конечно и в Китае и в Индии. И там опорными центрами являются пролетарские центры — Шанхай, Кантон, Бомбей и т. д. Сейчас идут в Китае крестьянские восстания. Недаром буржуазные газеты называют их коммунистическими, недаром они идут под коммунистическими лозунгами. Это — опять-таки урок той же самой пролетарской борьбы. Про другие страны, про Европу, и Америку, не приходится говорить, — там гегемония рабочего класса совершенно очевидна. Особенно курьезно положение в Германии. В Германии партии, представляющие или претендующие представлять рабочий класс, составляют большинство в рейхстаге. Знаете ли вы, что в рейхстаге — 576 членов, из них 320 коммунистов, социал-демократов и фашистов, гитлеровцев137. Коммунисты представляют рабочий класс, социал-демократы и фашисты делают вид, что они представляют рабочий класс. Вы знаете, как официально называется фашистская партия? «Национально-социалистическая рабочая партия». И действительно, малосознательные рабочие, преимущественно ремесленные рабочие, за ней идут, в ее рядах — порядочное количество ремесленного пролетариата; и за социал-демократией — хотя все меньше и меньше — идут рабочие. Эти три партии, за которыми идут рабочие (сознательные — за коммунистами, малосознательные — за социал-демократами и фашистами) — они составляют большинство в рейхстаге — 320 человек из 576, а в стране сидит буржуазное правительство. Это подводит нас к другому уроку революции 1906 г. Что такое гитлеровцы, фашисты — вы знаете, это — нечто вроде наших зубатовцев. За Зубатовым, за Гапоном тоже шли рабочие. Но кроме этого в Германии мы имеем 8½ млн. рабочих, которые находятся в руках оппортунистов. И вот вам объяснение неудачи нашей революции 1905 г. и медленного движения революции в Германии в наши дни. Корень — один и тот же. Вот — громадный урок, который дает революция 1905 г. нашему времени.