зятю и Литве вплоть до 1500 года.
Последние годы XV века особенно ознаменовались многими новыми явлениями внутренней жизни. Дипломатические сношения сближали мало-помалу с европейским миром Восточную Русь, долгое время отрезанную и отчужденную от него; появлялись начатки искусств, служившие главным образом государю, укреплению его власти, удобствам его частной жизни, а также и благолепию московских церквей. Вслед за церковью Успения, построенной Аристотелем, сооружали одну за другой каменные церкви в Кремле и за пределами Кремля в Москве. В 1489 году был окончен и освящен Благовещенский собор, имевший значение домового храма великого князя; примерно в то же время воздвигли церковь Риз Положения. До тех пор великие князья московские жили не иначе, как в деревянных домах, да и вообще на всем Русском Севере каменными зданиями были только церкви, жилые строения – исключительно деревянными. Иван Васильевич, заслышав, что в чужих краях, куда ездили его послы, владетели живут в каменных домах, что у них есть великолепные палаты, где они дают торжественные празднества и принимают иноземных послов, приказал построить и себе каменную палату для торжественных приемов и собраний; она была сооружена (1487–1491) венецианцем Марком и другими итальянцами, его помощниками, и до сих пор сохранилась под названием Грановитой палаты. В 1492 году Иван Васильевич приказал построить для себя каменный жилой дворец, который вскоре после того был поврежден пожаром, а в 1499 году возобновлен миланским мастером Алевизом. Кремль вновь обвели каменной стеной; итальянцы соорудили в разные годы башни и ворота и устроили посреди Кремля подземные тайники, в которых государи скрывали свои сокровища. Между Москвой-рекой и Неглинной проведен был ров, выложенный камнем. Следуя примеру государя, митрополиты Геронтий и Зосима построили себе кирпичные палаты, а также трое бояр построили для себя каменные дома в Кремле. Но это являлось исключением: каменные дома не вошли в обычай у русских. На Руси сложилось убеждение, что жить в деревянных домах – полезнее для здоровья. Сам государь и его преемники в течение долгого времени разделяли это мнение и держали у себя каменные дворцы только для пышности, а жить предпочитали в деревянных домах.
Иван Васильевич имел особую любовь к металлическому делу во всех его видах. Иноземные мастера лили для него пушки (таковы были среди прочих итальянцы Дебосис, Петр и Яков; Дебосис в 1482 году отлил знаменитую Царь-пушку, которая и теперь изумляет своей огромностью). В 1491 году Траханиот вывез из Германии рудокопов Иогана и Виктора. Вместе с русскими людьми они нашли серебряную и медную руды на реке Цильме в трех верстах от Печоры; однако местонахождение этих руд оказалось невелико – не более десяти верст.
Тогда же начали плавить металлы и чеканить серебряные мелкие монеты из русского серебра. Великий князь любовался серебряными и золотыми изделиями, и при его дворе работало несколько иноземных мастеров серебряных и золотых дел: итальянцев, немцев и греков.
В Московском государстве при Иване ввели правильное земельное устройство: земли были разбиты на сохи. Эта единица не являлась новой, но теперь вводилась с большей правильностью и однообразием; итак, в 1491 году Тверская земля была разбита на сохи, подобные московской; в Новгородской – оставлялась своя соха, по размеру отличная от московской. Московская соха разделялась на три вида в зависимости от качества земли. Поземельной мерой была четь, то есть такая площадь земли, на которой можно было посеять четверть бочки зерна. Таким образом, на соху доброй земли полагалось 800, средней – 1000, а худой – 1200 четвертей. В соответствии с трехпольным хозяйством принималось количество земли тройное. Так, например, если говорилось «800 четей», то под этим подразумевалось 2400. Сенокосы и леса не входили в этот расчет, а приписывались особо к пахотной земле. В сохи входили села, сельца и деревни, которые были очень малолюдными, так что деревня состояла из двух-трех и даже одного двора. Населенные места, где занимались промыслами, назывались «посадами»: это были города, в нашем смысле слова. Они также включались в сохи, но считались не по «четям», а по дворам. Для приведения в известность населения, имуществ посылались чиновники, называемые «писцами»: они составляли писцовые книги, в которые записывали по именам жителей, их хозяйства, размер обрабатываемой земли и получаемые доходы. В соответствии с доходами налагались подати и всякие повинности; в случае нужды с сох бралось определенное количество людей в войско, и это называлось «посошной службой».
Строительство Кремля Алевизом Фрязиным. Миниатюра из Лицевого свода.
1497 год ознаменовался в истории государствования Ивана Васильевича изданием Судебника, заключавшего в себе разные отрывочные правила о суде и судопроизводстве. Суд поручался от имени великого князя боярам и окольничим. Некоторым детям боярским давали «кормление», то есть временное владение населенной землей с правом суда. В городах суд поручался наместникам и волостелям с разными ограничениями; им придавались «дворские», старосты и выборные из так называемых лучших людей (то есть зажиточных). При судьях состояли дьяки, занимавшиеся делопроизводством, и «недельщики» – судебные приставы, исполнявшие разные поручения по приговору суда. Судьи получали в вознаграждение с обвиненной стороны судные пошлины в виде известного процента с рубля (различавшиеся в зависимости от существа дела) и не должны были брать «посулы» (взятки). Тяжбы решались посредством свидетелей и судебного поединка или «поля», а в уголовных делах допускалась пытка, но только в том случае, когда на преступника будут улики, а не по одному наговору. Судебный поединок облагался высокими пошлинами в пользу судей; побежденный, называемый «убитым», считался проигравшим процесс. Судебник определил, чтобы поселяне (крестьяне) переходили с места на место, из села в село, от владельца к владельцу только однажды в год в продолжение двух недель около осеннего Юрьева дня (26 ноября). Это был первый шаг к закрепощению.
А. М. Васнецов. Строительство Кремля.
В 1498 году начался в великокняжеском семействе раздор, стоивший жизни многим из приближенных Ивана. Прошло более семи лет после смерти его старшего сына, оставившего сына Дмитрия. Мы не знаем подробностей, как держал себя великий князь по отношению к вопросу о том, кто после него должен быть наследником: второй ли его сын Василий от Софьи или внук Дмитрий, отец которого уже был объявлен соправителем государя. Всеобщее мнение современников и потомков приписывало смерть старшего сына великой княгине Софье; несомненно, что она не любила ни сына первой супруги Ивана, ни ее внука и желала доставить престол своему сыну Василию. Но против Софьи существовала сильная партия, во главе которой стояли два могучих боярина: князь Иван Юрьевич Патрикеев и его зять князь Семен Иванович Ряполовский; они были самыми доверенными и притом самыми любимыми людьми государя: все важнейшие дела проходили через их руки. Они употребляли все усилия, чтобы охладить Ивана к жене и расположить к внуку. Со своей стороны действовала на Ивана невестка Елена: свекор в то время очень любил ее. Государь узнал, что к его жене приходили какие-то лихие бабы с зельем. Иван Васильевич рассвирепел, не хотел видеть жену, приказал взять под стражу сына. Наконец, назло Софье и ее сыну 4 января 1498 года Иван Васильевич торжественно венчал своего пятнадцатилетнего внука в Успенском соборе так называемой шапкой Мономаха и бармами. Это было первое коронование на Руси.
Но прошел год, и все изменилось. Иван Васильевич помирился с женой и сыном, охладел к Елене и внуку, разгневался на своих бояр, противников Софьи. Самолюбие его было оскорблено тем, что Патрикеев и Ряполовские взяли большую силу; вероятно, Иван Васильевич хотел показать и себе самому, и всем другим свою самодержавную власть, перед которой все без изъятия должны преклоняться. 5 февраля 1498 года князю Семену Ряполовскому отрубили голову на Москве-реке за то, что он «высокоумничал» с Патрикеевым, как выражался Иван. Та же участь суждена была Патрикеевым, но митрополит Симон выпросил им жизнь. Князь Иван Юрьевич Патрикеев и его старший сын Василий должны были постричься в монахи, а младшего Ивана посадили под стражу.
После того Иван Васильевич провозгласил своего сына великим князем государем Новгорода и Пскова. Такое странное выделение двух земель поразило псковичей, недавно признавших своим будущим государем Дмитрия Ивановича. Они не понимали, что все это значит, и решили послать троих посадников и по три боярина с конца к великому князю за объяснениями. «Пусть, – били они челом, – великий государь держит свою отчину по старине: который будет великий князь на Москве, тот и нам был бы государем». В то же время псковичи не дозволили приехавшему к ним владыке Геннадию поминать на ектениях Василия. Великий князь принял псковских послов гневно и сказал: «Разве я не волен в своих детях и внуках? Кому хочу, тому и дам княжение». С этим ответом он послал назад во Псков одного из посадников, а прочих послов посадил в тюрьму. Псковичи покорились, позволили поминать в церкви Василия и отправили новых послов с полной покорностью воле великого князя. Тогда Иван Васильевич переменил тон, сделался ласковым и отпустил заключенных.
Панцирь европейской работы. XVI в.
Поднятие колокола по книге Э. Палмквиста «Путешествие в Московию».
Венчанный Дмитрий продолжал в течение некоторого времени носить титул владимирского и московского великого князя, но находился с матерью в отдалении от деда; наконец 11 апреля 1502 года государь вдруг положил опалу на него и его мать. Видимо, в этом случае действовали внушения не только Софьи, но и духовных лиц, обвинявших Елену в том, что она принимала участие в появившейся в то время «жидовской ереси». Василий был объявлен великим князем всея Руси. Запретили поминать Дмитрия на ектениях. Через два года Елена умерла в тюрьме, в то самое время, когда только что в Москве совершены были (в 1504 году) жестокие казни над еретиками. Несчастный сын ее должен был пережить мать и деда и изнывать в тяжком заключении по воле своего дяди, преемника Ивана.