Послания Бертье к Наполеону, написанные после утреннего рапорта, где он сообщил императору о занятии X корпусом Тильзита, также носили достаточно по-деловому спокойный характер. Начальник Главного штаба обсуждал восстановление боеспособности полков Легиона Вислы (речь, как и ранее, шла о том, следует ли, и какие именно, батальоны 1-го, 2-го, 3-го полков отправить в Позен и что делать с 4-м полком, находящимся в Варшаве)[450]; выплату денег офицерам армии, потерявшим свои экипажи, и мнение принца Экмюльского (Даву) в отношении того, надо ли из выделенных императором сумм выплачивать содержание офицерам союзных войск[451].
В 10 часов вечера Бертье пишет своего рода итоговый за день рапорт императору. Начальник Главного штаба сообщает о получении послания от герцога Тарентского, в котором говорится о прибытии его «этим вечером в Тильзит со всем своим корпусом».
Императорская гвардия, которую в районе Тапиау, Велау и Таплакена собирается заменить дивизия Эделе, завтра прибудет в Кёнигсберг. Что касается осадной артиллерии, то, по словам Бертье, она идет с очень большим трудом.
Князь Невшательский подтвердил тот факт, что для казаков стали сюрпризом открытие ворот Мемеля и то, что гарнизон сдался.
Король Неаполя также сообщил, что он ожидает прибытия герцога Тарентского, который займет со своим корпусом боевую линию. В отношении 34-й дивизии информировал, что в ней не набирается и 2500 человек, половина из которых не может быть в строю из-за обморожения ног и рук.
Генерал Эбле очень плох, и его заменил генерал Ж. К. М. Шарбонель, весьма деятельный и весьма умный. Бертье отправляет императору письмо от графа Дюма, который выразил надежду, что может вернуться к своим служебным делам[452].
В заключение Бертье уведомил, что 28 декабря термометр показывал 20 градусов мороза, но сейчас стало на 4 градуса теплее и, по его словам, должна начаться оттепель[453].
Между тем 29 декабря Главный штаб продолжал энергично решать текущие проблемы. Большую активность проявил новый командующий артиллерией (он подписывал документы как начальник штаба артиллерии) генерал Шарбонель. Прежде всего он пытался организовать эвакуацию осадной артиллерии, что шло с большим трудом. Всего же орудий, годных для использования войсками, судя по документам, насчитывалось тринадцать. Из них 6 пушек и 2 гаубицы были переданы дивизии Маршана[454].
Главный штаб ожидал отправки из Эльбинга двух временных кавалерийских полков[455].
В связи с острейшей проблемой множества заболевших солдат шла переписка с губернатором Данцига Ж. Раппом, поскольку именно туда отправлялась значительная часть заболевших. Рапп предложил сформировать специальные медицинские комиссии для выявления тех, кто все-таки может остаться в строю. При этом комиссиям необходимо, по мнению Раппа, разделять таковых на три класса: к 1-му классу следует отнести тех, кто наиболее болен; их рекомендовалось отправлять во Францию; 2-й класс составят солдаты, которым необходимо длительное лечение; таковых предлагалось эвакуировать в Штеттин и другие крепости на Одере; к 3-му классу Рапп относил легкораненых, которые могли быть вылечены в своих корпусах. Бертье, а затем и Мюрат эти предложения Раппа одобрили[456].
В целом события, произошедшие к 29 декабря, давали командованию Великой армии основания надеяться на благоприятный исход событий и возможность зимней передышки с одновременным закреплением на Немане. Впрочем, есть причины полагать, что французское командование не исключало и иных вариантов хода событий и поэтому судорожно продолжало эвакуацию или уничтожение имеющихся в Кёнигсберге и в других пунктах по обеим берегам Прегеля запасов. Так, именно 29 декабря было подписано соглашение между французской военной администрацией и прусскими властями об уничтожении французских магазинов, находившихся в Кёнигсберге[457].
Утром 29 декабря Наполеон открыл работу совета по финансам, затем охотился в Версальском лесу. Ему хватило энергии в тот день, чтобы, продиктовав множество писем, продолжить работу по восстановлению кавалерии и в целом конского состава армии[458].
Утром на Пошерунской мельнице прусский генерал Йорк и русский генерал И. И. Дибич подписали знаменитую Таурогенскую конвенцию. Французское командование узнает об этом только к утру 1 января. Поэтому и день 30 декабря, и день 31 декабря прошли для французов достаточно спокойно, даже с некоторым подъемом, в ожидании завершения соединения X корпуса с немногочисленными войсками главной группировки Великой армии.
Бертье 30 декабря «приказом дня» распорядился о выплате денежного довольствия тем офицерам и солдатам, которые находились в строю[459]. Одновременно о выплате офицерам и военным чиновникам отдал приказ в Тильзите и Макдональд[460].
Мюрат приказал Бертье отправить на следующий день из Кёнигсберга в Лабиау (Lapiau), а затем в Мюльзен[461] подразделение 9-го польского лансьерного полка, дабы произвести рекогносцировку дороги на Мемель[462]. В том же приказе король Неаполитанский предложил начальнику Главного штаба отдать Нею приказ отправить батальон 9-й временной полубригады и 300 поляков в Лабиау[463].
Мортье надлежало отправить в Гродно польских шеволежеров гвардии, прибытие которых ожидалось как раз в тот день, 30 декабря. Необходимо было также приготовить места для расквартирования в деревнях вокруг Кёнигсберга драгун генерала Кавеньяка, которым, как можно понять, в дальнейшем предстояло двинуться по дороге на Мемель и Лабиау[464].
Маршал Даву отправил в тот день из Торна к Бертье письмо, в котором подробно описал состояние войск I корпуса. По его мнению, для укомплектования сорока батальонов требовалось 800 офицеров, тогда как в наличии имелось только 130, и среди них насчитывалось много больных и раненых. Маршал был недоволен и персоналом артиллерии. Как бы то ни было, Даву надеялся, что подход X корпуса даст возможность прикрыть Пруссию и это позволит переформировать потрепанные французские войска[465].
Очередное донесение получили в Кёнигсберге и от аджудан-командана Терье, продолжавшего пребывать в Лабиау. Терье подсчитал, сколько может остаться солдат в качестве гарнизона в Лабиау (340 бойцов), если Бертье прикажет войскам, там находящимся, двинуться на Тильзит. Среди прочих на Тильзит могут быть отправлены и «черные гусары» во главе с майором Калем (Kall), которого Терье характеризовал как весьма умного офицера, говорившего на немецком, французском и польском языках[466].
Бертье в тот день, по-видимому, не счел нужным подготовить для императора отчет, характеризующий общую ситуацию, и ограничился письмом, носящим частный характер, по вопросу о содержании 17-го и 19-го полков литовских лансьеров[467]. Мюрат, судя по всему, 30 декабря вообще не подготовил какого-либо послания для Наполеона.
Сам же император в этот день провел заседание совета по внутренним делам и заседание Совета министров, а также поохотился в Версальском лесу[468].
Наполеон получил в тот день от Бертье письмо, помеченное 21 декабря[469], и зашифрованную записку, которые заставили императора «серьезно задуматься». В ответ Наполеон сообщил маршалу об усилиях по восстановлению численности конского состава, о пополнении кадрами батальонов военных экипажей и артиллерийского обоза; уведомил о великолепных результатах конскрипции, а также потребовал отправить в тыл кадры полков Молодой гвардии и всех спешенных кавалеристов из состава конной гвардии. Письмо завершалось словами, что он с нетерпением ждет сведений, которые дали бы ему представление о понесенных потерях[470].
Короткая записка была написана императором для Мюрата. Наполеон сообщал о получении его письма от 20 декабря и о том, что с горечью узнал о чрезвычайном морозе, который все еще стоит в районе Кёнигсберга. Просил с точностью информировать о состоянии армии[471]. Ряд писем, адресованных Кларку и Лакюэ, касались усилий императора по восстановлению конских и людских потерь и несколько измененной модели вновь формируемой Великой армии[472].
Большую часть дня 31 декабря Главный штаб был занят реорганизацией войск и обеспечением благополучного подхода X корпуса. Мюрат распорядился отправить герцогу Тарентскому информацию о том, что генерал Эделе в течение трех дней занимает Велау Тапиау и Таплакен, из которых высланы партии в Инстербург и Мелаукен[473]. Это дало возможность установить, что неприятель еще не показался на левом берегу Немана в районе Вильковишек, Мариамполя и Кальварии. Таким образом, X корпусу можно достаточно спокойно двигаться далее, не опасаясь за свой фланг со стороны Инстербурга и Гумбиннена.