Как бы то ни было, 28 декабря Макдональд готовится к дальнейшему движению по направлению к Кёнигсбергу[653]. В тот день он пишет Бертье: «Генерал Башлю сегодня утром движется на Рагнит[654]; генерал Гранжан и его бригада на позиции в Баубельне[655] (Baubeln): она обеспечит продвижение обоза, который все еще в тылу, но который перейдет Неман сегодня, за исключением арьергарда, который потерял один марш из-за плохих дорог. Но, без сомнения, он прибудет завтра. Я отправил множество эмиссаров для его встречи»[656].
В тот день, 28-го, двигаясь на Баубельн, в Паскальвене[657] (Paskallwen) прусские гусары снова дрались с русскими, потеряв при этом немало людей. Когда три эскадрона «черных гусар» под командованием майора Козеля (Cosel) возле Рагнита попали в засаду, где их поджидали, как они уверяли, 4,5 тыс. русских кавалеристов под командованием полковника Ф. К. Теттенборна, им пришлось повернуть и спасаться бегством до полулье. Только когда генерал Башлю контратаковал русских эскадронами своих драгун, преследование было остановлено. После этого прусская кавалерия наконец-то вступила в Рагнит[658].
К 29 декабря беспокойство Макдональда еще более усилилось. В тот день он пишет Мюрату: «Неприятель движется за мной по пятам: если бы не немыслимые задержки генерала Йорка, я бы мог дождаться его в Велау Но возможно, что генерал Йорк действовал точно по инструкции, согласно которой я приказал ему отправиться к Пагремонту[659] (Paghowmont), где он получил бы новые приказы. Но невозможно было с ним связаться: все попытки установить с ним контакт оказались тщетными. Но немыслимо, чтобы он остановился, зная цель нашего движения. Однако с ним невозможно связаться из-за многочисленных партий неприятеля. И все же коммуникации для него открыты, и ему остается идти по моим стопам: дорога свободна. Эта задержка может иметь такие последствия, которые может предотвратить только сильная диверсия. Я понимаю, что Ваше величество в большей степени имеете возможность действовать вследствие успешного прибытия войск дивизии Эделе. Поэтому я прошу Ваше величество не упустить момента продвинуть [ее] вплоть до Инстербурга. Это наступательное движение будет неожиданным для русских, которые полагают армию уничтоженной»[660].
Между тем еще 25 декабря на передовых постах недалеко от Колтынян состоялась встреча генерал-лейтенанта Йорка и генерал-майора Дибича. Содержание их беседы наиболее убедительно передал К. Клаузевиц, который, по-видимому, сопровождал русского генерала к аванпостам. Дибич, по словам Клаузевица, вполне открыто сказал о том, какими силами он располагает, и заявил, что не помышляет преградить пруссакам дорогу, однако сделает все возможное, чтобы захватить обоз, зарядные ящики и часть артиллерии. Но главное заключалось в том, что Дибич подтвердил сведения о полном уничтожении французской армии. Помня об указании императора, данном русскому генералитету о необходимости предупредительного обращения с пруссаками, Дибич заявил о готовности заключить с Йорком соглашение о нейтралитете. В ответ на это Йорк «заявил, что еще не пришел к окончательному решению. Он проявил склонность заключить соглашение при условии, что его воинская честь отнюдь не будет затронута; однако полагал, что в настоящий момент для него как солдата еще не имелось достаточно оправдания для заключения соглашения». Генералы договорились, что на следующий день Йорк совершит «переход к Лавково как бы с целью обойти отряд генерала Дибича с левого фланга, генерал Дибич должен был снова преградить ему дорогу, выйдя на Шелель»[661].
В конце беседы Йорк попросил Дибича прислать к нему кого-либо из бывших прусских офицеров. Этим офицером стал К. Клаузевиц, который, вероятно, в эту минуту находился где-то рядом. По крайней мере, он вместе с Дибичем возвращался с аванпостов в Колтыняны. Это было где-то около 10 часов вечера. По словам Клаузевица, Дибич спросил его, что он думает о Йорке и что это за человек. Клаузевиц прямо указал на скрытность прусского генерала и порекомендовал проявить осторожность, так как тот может решиться неожиданно опрокинуть русский заслон и прорваться к Макдональду. Ночью, казалось, эти предложения нашли свое подтверждение. Отряд прусской кавалерии атаковал один из казачьих полков, который прикрывал тыл войск Дибича. Но в конечном итоге выяснилось, что это 50 прусских драгун под командованием ротмистра Вейсса, которых отправил генерал Массенбах с целью доставить Йорку письмо маршала Макдональда. Однако, атаковав со стороны Шелеля казаков и отбросив их на Колтыняны, Вейсс, сочтя противника достаточно сильным, повернул обратно[662].
Что же генерал Йорк? Как известно, еще с 14 ноября он пошел на тайные переговоры с русским командованием. В начале декабря, надеясь прояснить настроения в Берлине, он отправляет туда своего адъютанта майора Зейдлица и в ожидании его возвращения явно тянет время. Паулуччи, со своей стороны, продолжает убежать Йорка в необходимости скорейшего принятия решения, угрожая готовностью его атаковать. Следует признать, что колебания Йорка во многом оправданы – почти все прусские крепости находились под французским контролем, прусская армия была немногочисленной, да и судьба самого короля могла в случае решительных действий Наполеона оказаться весьма незавидной. В этой ситуации Паулуччи, понимая, что ответ из Берлина придет нескоро, если вообще придет, еще более настоятельно начинает требовать от Йорка определенного решения. 22 декабря Паулуччи пересылает Йорку письмо от Александра I, в котором русский император сообщает о готовности вести борьбу до тех пор, пока не добьется такого увеличения прусской территории, которое позволило бы ей занять достойное место среди европейских держав, принадлежавшее ей до 1806 г.[663]
С 22 и до 28 декабря Паулуччи и Йорк письмами не обменивались. Где находился в это время Зейдлиц? Утром 13 декабря он прибыл в Берлин. Как он сам указывал, к моменту его отъезда из Берлина вечером 24 декабря там еще не знали о полном разгроме французской армии. Не было никакой определенности в отношении венского кабинета, ибо без Австрии Пруссия не была готова к изменению позиции в отношении Парижа. 25 декабря Зейдлиц прибыл в Кёнигсберг и встретился с генералом Бюловом, которому передал письма и приказы, привезенные из Берлина[664].
Бюлов поделился с Зейдлицем информацией, поступившей от военных и гражданских чинов, находившихся на границе, а также от частных агентов, пребывавших во французской, австрийской и русской армиях. После этого Зейдлиц добился, чтобы его представили Мюрату и Бертье, расположившимся в кёнигсбергском замке. Король Неаполитанский принял прусского майора с «демонстративной вежливостью». Осведомившись о здоровье Фридриха-Вильгельма и всячески продемонстрировав к нему свое расположение, Мюрат сказал: «Мы понесли в России большие потери, но не из-за действий неприятеля, а по причине холода. Однако эти потери не являются невосполнимыми, и, когда я присоединю к себе X корпус, который Бог знает из-за чего опаздывает, я выступлю против русских и отброшу их на Вильно. Только их кавалерия находится в хорошем состоянии, в то время как пехота потрепана, как и наша»[665].
Далее Мюрат отметил, что Наполеон обратился к прусскому королю с просьбой выделить 30 тыс. человек для усиления вспомогательного корпуса и он, король Неаполитанский, ни на минуту не сомневается, что Фридрих-Вильгельм это выполнит. Вместе с 10–12 тыс. человек, которые собрал Бюлов, Прусский корпус составит значительную силу. Далее Мюрат с благосклонностью отозвался о военных талантах «товарища по оружию» генерала Йорка. Наконец, Мюрат выразил сожаление по поводу тех недоразумений, которые возникли между Йорком и Макдональдом.
Бертье принял Зейдлица так же, как и Мюрат, «с безупречной вежливостью, но с меньшей живостью, чем король». Бертье фактически повторил суждения Мюрата о тех преимуществах, которые прусский король получит, продолжая военное сотрудничество с Францией и увеличив при этом численность своего корпуса. В отношении разногласий между Йорком и Макдональдом уверил, что эти военачальники обнимутся как братья на поле той битвы, которая им предстоит. В заключение беседы герцог Невшательский посоветовал Зейдлицу, возвращавшемуся к Йорку, взять курс на Куршскую косу и Мемель[666].
Зейдлиц именно так и поступил, отправившись в сторону Мемеля, по-видимому, утром 26 декабря. В Мемеле он застал русских.
В тот день, 26 декабря, Йорк произвел рекогносцировку, отказавшись от варианта флангового движения, накануне согласованного с Дибичем. Йорк свернул на дорогу, ведущую на Шелель, а затем дальше – на Тильзит. Это было сделано, как позже написал Клаузевиц, дабы «избежать плохой дороги и напрасной траты сил людей и лошадей»[667]. Однако Дибич, всерьез обеспокоенный этим маневром, решил, что Йорк пытается выиграть один переход в направлении Тильзита. Дибич отправляет Клаузевица к Йорку, но последний не допустил его к себе. Более того, офицер, проводивший подполковника русской службы с передовых постов, получил от генерала строгий выговор. И все же… «Это, в сущности, была одна комедия», – отметил Клаузевиц. Ибо Йорк отправил к нему пруссака, также состоявшего на русской службе, майора (у Клаузевица – подполковника) графа Дона. Они – Клаузевиц и граф Дона, находившийся на русской службе под именем Норденбурга, – были не просто знакомы, но и давно дружны