Наконец, русские войска, несмотря на известную нерасторопность, проявленную 31 декабря и 1 января, все же продолжали беспрерывно двигаться вперед[959]. Были получены известия о появлении русских на левом берегу Прегеля; продолжалось их движение со стороны Куршской косы, совершенно никак не прикрытой. Все это создавало прямую и непосредственную угрозу для Кёнигсберга. Если артиллерийский парк из Кёнигсберга эвакуировали, то там все еще оставались значительные склады с боеприпасами, обмундированием и продовольствием[960].
Прибыв в Лабиау (по всей видимости, утром 2 января), Макдональд получил там приказ Мюрата немедленно явиться в Кёнигсберг для совещания с королем Неаполитанским. Оставив вместо себя Гранжана и подчинив ему Башлю, герцог Тарентский выехал в Кёнигсберг. По дороге он получил новое сообщение от Мюрата: король Неаполитанский информировал, что покидает Кёнигсберг и переезжает в Эльбинг. Поэтому, не имея возможности лично увидеться с Макдональдом, он просит его выслать план намечавшихся герцогом Тарентским действий и высказать в письме идеи по поводу сложившейся ситуации. Макдональд немедленно отправил Мюрату свои предложения, в которых говорилось о необходимости оставить укрепленные пункты в Польше, Пруссии и на Висле и сконцентрировать войска на Одере, куда подошел бы корпус из Италии. Здесь следовало, по его мнению, ждать новостей из Франции[961].
Маршал, передавая командование своими войсками Гранжану и готовясь отъехать в столицу Восточной Пруссии, продолжал контролировать ситуацию, о чем свидетельствуют его послания, отправленные вечером 2 января из Каймена. 3-го он был уже в Кёнигсберге. Но Мюрата, отбывшего еще 1 января, он там не застал.
2 января Мюрат, направляясь в Эльбинг, на день остановился в Бранденбурге, стараясь получить здесь как можно больше новостей[962]. Однако все оперативные решения, судя по всему, он предоставил принимать Бертье. Тот же должен был обрисовать ситуацию и императору. В 4 часа утра князь Невшательский написал Наполеону, что уже 1 января об измене Йорка уведомлены Ней, Макдональд, Дарю, а также Богарне, Даву и Ожеро; что Мюрат покинул Кёнигсберг с императорской гвардией и направляется в Эльбинг. Покидая Кёнигсберг, король Неаполитанский отдал приказы по эвакуации артиллерии, обмундирования и прочих припасов. Бертье выражал надежду, что вся осадная артиллерия будет эвакуирована. Князь Невшательский сообщал о пересылке от Мюрата письма Макдональда, в котором тот, в частности, информировал о встрече с князем Репниным. Мюрат, отмечал Бертье, ждет от этой встречи результатов. Армия нуждается в зимних квартирах, поскольку все дезорганизовано, в особенности кавалерия. По словам Бертье, в Данциге может быть размещен гарнизон в 25 тыс. человек. Там можно разместить 5 тыс. неаполитанцев, 12 тыс. солдат дивизии Эделе и дивизию Гранжана в 5 тыс. человек; итого получалось 22 тыс. человек. Однако на Висле не останется ничего, кроме кадров корпусов Великой армии и дивизии генерала П. Гренье, которая к 15 января прибудет в Берлин. В постскриптуме Бертье написал, что от князя Шварценберга новостей нет, мороз, кажется, возобновляется и что маркиз д'Алорна[963] этим утром умер[964].
Во второй половине дня 2 января отряд русской кавалерии под командованием полковника Ф. В. Ридигера при поддержке егерского батальона и двух орудий конной артиллерии преодолел сопротивление арьергарда Башлю на выходе из Гросс-Баумвальдского леса и заставил его к ночи отступить к мызе Вердерхоф[965] возле Лабиау[966]. Утром 3 января, в 4 часа утра Ридигер атаковал передовые посты отряда Башлю возле Вердерхофа, и части авангарда Шепелева двинулись на Лабиау[967].
Согласно документам русской стороны, Башлю выслал из Лабиау навстречу неприятелю отряд пехоты, вскоре расстроенный огнем стрелков и артиллерии, а затем опрокинутый кавалерией и ретировавшийся в город. В плен при этом попало 117 солдат. Затем бой переместился в сам город и продолжался 9 часов. В ходе него противник дважды занимал позиции, но всякий раз его сбивали. Русские двигались тремя колоннами: средняя под командованием полковника Розена наступала на сам город, а боковые обходили с флангов. Противник оставил Лабиау но его преследовали 14 верст. В плен было взято 500 офицеров и рядовых, захвачены три орудия, из плена освобождено 20 русских офицеров и 46 рядовых. Потери отряда Шепелева составили до 350 человек убитыми и ранеными[968].
Согласно французским материалам, на правом берегу р. Деймы, которая протекала по окраине города, укрепили тет-де-пон и разместили там три орудия. С другого берега реки им оказывали поддержку еще три легких орудия поляков. С 9 часов противники открыли огонь. На мост двинулась колонна русской пехоты, поддержанная огнем 8 орудий. Вскоре те дома, которые находились рядом с тет-де-поном, загорелись и рухнули, и тет-де-пон пришлось оставить; три орудия были потеряны – два сбиты с лафетов, а третье опрокинуто в яму. Русские энергично атаковали и ворвались в город. Так как реку покрывал лед, казаки, поддержанные батальоном пехоты, двинулись вверх по реке (как мы полагаем, речь идет об отряде во главе с полковником Гернгроссом) и создали угрозу правому флангу войск Башлю. Тогда полковник Каминский во главе батальона 10-го польского полка бросился на неприятеля в штыки и, нанеся ему значительные потери, заставил отступить из города. Башлю, понимая невозможность удержать Лабиау, начал постепенный отход эшелонами. Русские вновь атаковали, на этот раз силой в 2 тыс. кавалеристов и трех батальонов пехоты при поддержке 8 орудий. Войска Башлю, продолжая отход, как могли, сдерживали натиск. В бою при Лабиау 7-я пехотная дивизия, согласно рапортам, потеряла три сотни человек и три орудия. Неприятель – «в два раза больше»[969]. В 5 часов вечера 3 января генерал Башлю прибыл в Каймен, где дал войскам несколько часов отдыха[970].
В тот день, 3 января, войска Эделе без сопротивления очистили Велау, а генерал-адъютант П. В. Кутузов, переправившись через Прегель, двинулся по левому берегу реки к Кёнигсбергу Отряд Сиверса в 1200 кавалеристов занял Тапиау[971].
К вечеру 3 января большая часть дивизии Гранжана была возле Кёнигсберга. В связи с тем, что Мюрат уже успел сам ретироваться из города[972], Макдональду и Нею пришлось взять на себя всю тяжесть эвакуации Кёнигсберга. В распоряжении Макдональда имелось до 20 тыс. солдат, но все эти войска находились в жалком состоянии. Герцог Тарентский, видя, что времени практически нет, приказал уничтожить боеприпасы, которые уже невозможно увезти[973].
Ранее удалось полностью вывезти осадную артиллерию[974]. Но в городе еще оставалось около 7 тыс. человек в госпиталях, «несколько генералов и много офицеров, находившихся в частных домах»[975].
Между тем утром 3 января Мюрат выехал из Бранденбурга в Эльбинг. Тогда же или чуть позже Мюрата из Бранденбурга в Эльбинг направился и Бертье. В дороге князь Невшательский получил два письма Наполеона, написанные 18 и 24 декабря. В ответ на приказы императора, содержавшиеся в следующем письме от Наполеона, помеченном 25 декабря, Бертье в 10 вечера 3 января сообщил ему, что кавалерийская бригада генерала Кавеньяка силой примерно в 900 драгун и временный полк под командованием полковника Фарина – единственная кавалерия, которую можно выставить против неприятеля. Хуже того, в кавалерии почти не осталось офицеров, в ее рядах находятся, главным образом, молодые солдаты. Тем не менее уцелевшая кавалерия противостоит неприятелю, служит для разведки и защищает войска при их продвижении.
Если бы не измена генерала Йорка, указал Бертье, Мюрат попытался бы занять линию по Прегелю. Но в нынешних условиях, когда Макдональд располагает не более чем 5 тыс. человек дивизии Гранжана и 12 батальонами дивизии Эделе, состоящими из конскриптов, это невозможно. Поэтому герцог Тарентский может рассчитывать только на то, чтобы достичь Кёнигсберга, дабы иметь время для эвакуации осадной артиллерии и магазинов. Герцог Эльхингенский, со своей стороны, покинет Кёнигсберг после герцога Тарентского, собрав предварительно 34-ю дивизию, чтобы возвратиться к Прейсиш-Холланд. В этой дивизии не более 2200 человек, из которых в строю нет и 1500.
В Эльбинге Мюрат и Бертье застали генерала Бурсье, и король Неаполитанский распорядился в отношении кавалерийских депо, артиллерии, обоза и военных экипажей. Место, где окончательно разместится Главная квартира, он пока не определил, но предварительно считал, что она будет в Бромберге[976]. «После оставления Москвы, – заметил князь Невшательский, – мы все время в движении». «Я жду с нетерпением вестей от Сен-Марсана, дабы узнать об отношении короля [прусского. – В. З.] по поводу измены Йорка», – продолжал Бертье. И позже добавил: «В целом настроение хорошее… Пруссаки продолжают быструю эвакуацию своих магазинов и всего, что есть, в том числе рекрутов, в Грауденц».
Князь Невшательский сообщал и о том, что пехота императорской гвардии сейчас (то есть к вечеру 3 января) находится в Браунсберге