[1134], где находился 1-й вестфальский полк под командованием полковника Плессмана. Вестфальцы упорно оборонялись, но, когда неприятель открыл огонь гранатами и зажег деревню, Плессману пришлось отступить к селению Лангенау[1135] (Languenau), где находился 13-й баварский полк. Полковник Буттлер (Buttler), командовавший этой частью, поддержал вестфальцев, и оба полка заняли позицию впереди Лангенау. Между тем русские, пройдя деревню Розенберг, заняли высоты и возобновили канонаду. Тогда генерал Башлю двинул вперед легкую польскую артиллерию, которой удалось разместиться так, что неприятелю пришлось отойти. Бригада Башлю потеряла в этом деле 8 человек и 6 лошадей убитыми, 2 офицера и 33 солдата ранены. Неприятель же, согласно рапорту Раппа, понес более значительные потери, в числе коих одна подбитая пушка[1136].
На остальных направлениях ситуация характеризовалась событиями еще более вялотекущего характера. Сохранившиеся в архиве Исторической службы Министерства обороны Франции документы говорят о решении в тот день французским командованием частных вопросов продвижения и размещения воинских частей, депо, отдельных солдат и офицеров Великой армии. Так, письмо начальника кавалерийского ремонта генерала Бурсье, подготовленное в ответ на послание Бертье от 8 января, говорило об определенных успехах в восстановлении конского состава армии. Бурсье сообщал, что в процессе выполнения поставленной императором задачи обеспечить поставки 15 тыс. лошадей из Франции к 14 января, поставлены 28 444 лошади, из которых 3556 лошадей уже были ранее отправлены в Вильно, Кёнигсберг и Эльбинг. 6 тыс. лошадей на тот момент находились на марше в войска[1137].
Отчет губернатора Магдебурга дивизионного генерала К. И. Ф. Мишо (Michaud) за тот день дает общее представление о характере передвижений в тылах Великой армии. Накануне, 13 января, в город прибыли: 1. 80 вестфальских конскриптов, идущих в Кассель. 2. 7 офицеров и 37 солдат из числа русских военнопленных, двигавшихся на Майнц. 3. Кадры 24-го и 93-го линейных полков в составе 13 офицеров и 30 унтер-офицеров и солдат, идущих во Францию. 4.188 унтер-офицеров и солдат различных корпусов, движущихся во Францию. 5. 2 офицера и 16 унтер-офицеров отдельных частей, движущихся для присоединения к армии. 6. 12-й батальон артиллерийского обоза из Маастрихта, идущий на Берлин в составе 1 офицера и 175 унтер-офицеров и солдат с 272 лошадьми. Кроме того, 4 человека, идущих в госпиталь, повесились, и 6 человек дезертиров были повешены.
Прибыли утром 14 января: 1. Подразделение улан, возвращающееся после восстановления (ремонта) и присоединяющееся к армии. 2. 18 отдельных унтер-офицеров и солдат, также присоединяющихся к армии. 3. Раненые один офицер и 13 унтер-офицеров и солдат разных корпусов, движущиеся во Францию.
Артиллерия, прибывшая из Майнца на гужевом транспорте на лошадях 12-го обозного батальона: две 24-фунтовые гаубицы, шесть 6-фунтовых орудий, один запасной лафет, 38 зарядных ящиков, 3 повозки с боеприпасами, одна полевая кузница, 576 голландских ружей[1138].
Как бы за кулисами происходивших военных событий продолжались переговоры Шварценберга с русским эмиссаром Анштеттом. Переговоры, судя по всему, шли непросто[1139]. Шварценберг, без сомнения, ожидал получения из Вены более определенных инструкций на предмет своих действий. Кроме того, он боялся еще более скомпрометировать себя в глазах французского командования. Наконец, просто не торопился брать на себя чрезмерно больших обязательств, выторговывая у русских прежде всего благоприятные условия для своего отхода от Варшавы и отступления в конечном итоге в Галицию.
Наконец 14 января Шварценберг получил письмо от императора Франца, помеченное 6 января. Император повторил свои инструкции от 20 декабря, согласно которым, если Шварценберг будет вынужден эвакуировать Варшаву, то должен взять линию отступления на Краков[1140].
Шварценберг ответил в тот же день, уведомив, что выполнит этот приказ[1141]. И с тем же курьером отправил Меттерниху письмо Анштетта, в котором говорилось об отложении пруссаков. Фельдмаршал отметил, что в сложившихся обстоятельствах все труднее поддерживать связь с Главной квартирой Великой армии, благодаря чему имеется возможность не подвергать компрометации как свои действия, так и действия венского двора[1142].
15 января казаки уже подходили к предместьям Данцига[1143]. Вечером того дня две роты вольтижеров[1144], которые формировали аванпосты генерала И. Ф. Буссона, командовавшего 1-й бригадой дивизии Эделе, были атакованы по дороге из Вотцлаффа[1145] (Wotzlaff) примерно сотней русских кавалеристов и 150 пехотинцами. Согласно французским документам, вольтижеры держались стойко, убив при этом двух казаков и множество их ранив[1146].
Отряд М. С. Воронцова в тот день перешел в Мариенвердере Вислу и двинулся вверх по течению к Шветцу[1147].
Однако для французской армии главные события в тот день происходили в Позене, куда утром прибыли король Неаполитанский и, «сильно страдая и сильно устав по дороге», маршал Бертье[1148]. Здесь, в Позене, Мюрат уведомил всех о своем окончательном намерении оставить командование Великой армией. В письме к императору он напомнил, что уже не раз писал ему о невозможности сохранять за собой командование, что он совершенно не в состоянии «заниматься делами», но «полагает, что несколько месяцев пребывания в благотворном климате Неаполя позволят ему надеяться на возвращение предстоящей весной» к командованию. В постскриптуме король Неаполитанский пожаловался на температуру и проявления у него желтухи[1149].
Тогда же король Неаполитанский пишет еще два письма – Эжену Богарне и Бертье. Он уведомляет вице-короля, что сохранял командование Великой армией «до тех пор, пока мог», но сегодня здоровье заставляет его этот пост оставить и передать вице-королю. Начальник Главного штаба даст знать армии об этом приказом на день. Наконец, отметил, что Богарне следует прибыть в Позен, где расположена Большая Главная квартира[1150].
В письме к Бертье король Неаполитанский также написал, что здоровье не позволяет ему «более заниматься делами» и он думает, что «в намерении Его величества» было бы в этом случае передать командование вице-королю Италии. В конце написал, что отправляется в Неаполь, чей климат, как он надеется, позволит ему предстоящей весной возвратиться к армии[1151].
В этой ситуации Бертье, будучи, пожалуй, не менее больным, чем Мюрат, сохранял присутствие духа и продолжал, как мог, контролировать ситуацию[1152]. Он брал на себя смелость (не заботясь при этом ссылаться на мнение короля Неаполитанского) представлять императору реальное положение дел. В письме к Наполеону Бертье давал понять, что позиции на Висле, за исключением Данцига (с гарнизоном в 25 тыс. человек)[1153], удержать будет невозможно. Оставшиеся кадры армейских корпусов должны, по его мнению, занять территории за Одером. Кавалерийские депо Бертье предполагал разместить не только за Одером, но и за Эльбой. Главная квартира, писал он, находится в Позене, где сконцентрируется императорская гвардия и где собираются вислинские и литовские полки.
Письмо к императору Бертье закончил констатацией, что Великая армия находится в состоянии реорганизации, поскольку «всё дезорганизовано», во всех частях наблюдается «усталость от кампании» и «все просто больны»[1154].
Во втором кратком послании Наполеону Бертье, ссылаясь на короля Неаполитанского, отметил, что в реальности гарнизон Данцига – это дивизия Гранжана, в то время как корпус Йорка – это неприятель, а «X корпуса вовсе не существует»[1155].
Даву в тот день, 15 января, получил приказ, подписанный Мюратом, о том, что I корпус должен передвинуться в Кюстрин, а вместо него в Торн прибудут 3 тыс. баварцев из корпуса Гувьон-Сен-Сира. При этом, согласно приказу, Даву надлежало как можно быстрее эвакуировать все, что необходимо для защиты Торна на случай длительной осады. Принц Экмюльский не скрывал своего недоумения по поводу подобного приказа. Не было ни времени, ни средств для организации быстрой эвакуации и перехода корпуса в Кюстрин, а главное, он не понимал, что 3 тыс. баварцев смогут сделать для обороны Торна; скорее, писал он, они просто «пополнят ряды неприятеля». Между тем, согласно сведениям Даву, дорога на Бромберг открыта для неприятеля, и он уже там либо будет там вечером 15-го и сможет захватить огромные магазины с обмундированием и вооружением. Неприятель, по его сведениям, заметно продвинулся в течение 24 часов и, скорее всего, уже в Штрасбурге и в Голлубе (Gollub)[1156]. Но точное местоположение неприятеля Даву, не имея кавалерии, определить не мог. По сведениям из Варшавы от 13 января, русские провели сильную рекогносцировку в отношении корпуса Рейнье. Между тем и Австрийский корпус, и корпус Понятовского не имеют ясных приказов на предмет действий. Личный состав корпуса Понятовского находится вокруг Варшавы в состоянии дезорганизованности, и у многих его чинов нет оружия, поэтому корпус может легко пополнить ряды неприятеля