Главный результат событий у Бромберга состоял в том, что теперь французскому командованию стало очевидно: «весь корпус» Воронцова «идет из Шветца на Бромберг», неприятель энергично продвигается по обе стороны Вислы и, возможно, движется и на Плоцк с намерением прервать сообщение между Варшавой и Торном[1236].
Согласно сведениям Главного штаба, неприятель к 21 января был в Кульме (Culm) и Кульмзее[1237] (Culmsee), в Шветце; основные силы Чичагова 17-го находились в Лёбау[1238] (Löbau), а голова его войск прибыла 18-го в Штрасбург[1239]. И все же Богарне продолжал пребывать в состоянии неопределенности в отношении намерений русских. «У меня еще нет мнения о том, что враг предполагает делать»: то ли остановится перед Торном, то ли займет его, пойдет ли далее к Позену «свернет ли влево против австрийцев» и затем вернется на Вислу? Все это должно стать понятным, по словам Богарне, «в течение 4 или 5 дней»[1240].
В ожидании решительных событий («если я хорошо понимаю движение неприятеля… то он может перейти Вислу») Богарне сосредоточился на обеспечении артиллерии снарядами (только 9 орудий, находившихся с гвардией, имели по одному зарядному ящику, и только по одному!), пехоты – патронами, подтягивал к району Позена войска, которых было немного (всего наберется до 10 тыс. человек)[1241].
Второе письмо за тот день 21 января, отправленное Богарне Наполеону, начиналось с информации о начале отвода войск I корпуса Даву из Торна. Даву сообщал вице-король, намерен оставить в Торне 3 тыс. баварцев и 800 французов. Командование ими князь Экмюльский передал баварскому генералу К. Цоллеру (Zoller). При этом Богарне отметил, что ему (вице-королю) хотелось бы вручить командование французскому генералу, однако такой возможности не было, и он согласился на вариант с баварским генералом.
Подсчитывая количество войск, которыми сам Богарне сможет располагать, вице-король Италии отметил, что сейчас у него 1800 человек (три батальона), к которым добавится 12 элитных рот (то есть два батальона), оставленных Мюратом в Данциге. Всего вместе, таким образом, будет 3 тыс. человек при 8 орудиях. К ним следует прибавить 4 тыс. баварцев при 12 орудиях, которые находятся в Гюнлере[1242] (Gunler). Наконец, императорская гвардия насчитывает 3 тыс. человек. Итого к 30 января непосредственно Богарне будет располагать 10 тыс. человек пехоты.
Богарне выразил сожаление, что Наполеон отдал приказ оставить дивизию П. Гренье[1243] в Берлине. Если бы у вице-короля была возможность, он бы разместил войска Гренье в тылу первой линии за Торном и присоединил к ним все те части, которые находятся в тылу войск Шварценберга, чтобы все вместе они обеспечили прочные позиции Австрийского корпуса. Однако в нынешней ситуации Шварценберг опасается движения неприятеля на своем левом фланге. В постскриптуме Богарне констатировал явный недостаток сил, которыми он располагает; по его словам, он надеется только на то, что неприятель остановит свое продвижение на Висле и займется подготовкой к новой кампании[1244].
В третьем послании Наполеону от 21 января Богарне сообщил о просьбе герцога д'Абрантеса (Жюно) получить отпуск для возвращения во Францию. Ходатайствуя об этом перед Наполеоном, Богарне отписал о плохом состоянии здоровья Жюно и что под его командованием осталось совсем немного людей – не более 1200 человек[1245].
В письме к супруге Богарне, как и ранее, написал, что у него много работы и он сильно занят. Вице-король не скрывал, что неприятель может заставить его отступить за Одер, и «тогда вся эта бедная Польша будет оккупирована русскими»[1246].
O большой вероятности того, что придется отступить за Вислу и сдать позиции на ее правом берегу, свидетельствовала и переписка Шварценберга. В послании к Бертье Шварценберг писал, что после всех рекогносцировок стало очевидным: русская армия движется на Вислу. Корпуса Витгенштейна, Ланского, Дохтурова и Милорадовича маневрируют на левом фланге австрийских войск. Войска Сакена и Эссена осуществляют то же движение поэшелонно. Авангард Австрийского корпуса под командованием генерала Фрёлиха, находящийся в Остроленке, уже окружен с одной стороны казаками, которые маскируют продвижение основных русских войск. Если этот маневр примет более решительный характер и если первые эшелоны врага достигнут Плоцка, то Шварценберг должен будет оставить свои кантонир-квартиры и переместиться на левый берег Вислы в пространство между Модлином и Варшавой.
Описывая состояние своего корпуса, Шварценберг не стал скрывать, что войска чрезвычайно устали, что много больных; 7 или 8 батальонов все время должны находиться на аванпостах; большая часть оставшейся кавалерии постоянно в движении.
В конце рапорта Шварценберг писал, что, когда он заканчивал письмо, к нему поступили рапорты с левого фланга о движении неприятельских гусар и казаков, что заставляет его отводить посты своей кавалерии[1247].
Описывая ситуацию в послании к Рейнье, Шварценберг прямо сообщил, что генерал Фрёлих после маневрирования своим арьергардом в районе Остроленки вынужден был вступить в переговоры с русскими. Казачий полковник, заявив, что он парламентер, предложил австрийскому арьергарду оставить Остроленку что Фрёлих и сделал в течение ночи (вероятно, на 21 января).
Сообщались новости и о том, что деревни, расположенные между Вилленбергом и Нойенбургом, также заняты неприятелем. Все это заставило Шварценберга отправить полковника графа Латура (Latour) в качестве парламентера в Остроленку, чтобы русские дали возможность австрийским войскам более или менее спокойно отступить на левый берег Вислы[1248].
Очевидно, что французского военного губернатора Варшавы Дютайи не могла теперь не беспокоить реальная перспектива сдачи столицы Великого герцогства Варшавского. Получив сведения о действиях русской армии и узнав мнение Шварценберга о том, что авангард неприятеля в 3 или 4 дня займет Плоцк, Дютайи информировал Главный штаб о необходимости решительных действий по организации защиты Варшавы[1249].
К 21 января заметно изменилось настроение и командования XI корпуса. Ожеро прямо написал в Главный штаб, что «настроение публики отвратительное» и обсуждаются «алармистские планы», а сам он опасается «экстраординарных действий» со стороны прусского правительства. Отъезд короля в Силезию вместе с послом Франции «произведет большой эффект». В связи с тем, что части 31-й дивизии рассредоточены (два батальона в Магдебурге, два – в Глогау и один – в Кюстрине), Ожеро ставил вопрос о необходимости их концентрации[1250].
Согласно подсчетам начальника штаба XI корпуса Менарда, на 21 января в 31-й дивизии под ружьем было 326 офицеров и 4062 солдата[1251].
Днем ранее, 20 января, начальник штаба XI корпуса Менард отправил Бурсье письмо с описанием состояния артиллерии корпуса, из которого следовало, что в корпусе 24 орудия и 137 зарядных ящиков и повозок. Однако для обслуживания нужно дополнительно 510 лошадей для 31-й дивизии и 100 лошадей для 35-й дивизии. Бурсье вынужден был ответить, что такого количества лошадей просто не существует. В депо Берлина имеется только 142 лошади, которых можно использовать для обслуживания артиллерийского обоза. Наконец, в течение 2 или 3 дней можно будет доставить из депо в Гамбурге еще 60 лошадей[1252]. И это всё.
В послании Сен-Марсана на имя Бертье сообщалось, что О. Нацмер, адъютант прусского короля, прибыл в Берлин. Нацмер сообщил Витгенштейну, что прусский король не ратифицировал соглашение, подписанное Йорком, но возможности добраться до прусского корпуса у него не было. Сен-Марсан извещал, что прусский король вскоре отбывает в Силезию и что приказы Фридриха-Вильгельма, отправленные Бюлову могут удовлетворить надежды, на них возлагаемые[1253].
Несмотря на болезнь Бертье, Главный штаб благодаря Монтиону 21 января продолжал энергичную деятельность по выполнению приказов императора о возвращении кадров во Францию и в Италию (определенные трудности в связи с этим возникли в отношении кадров 34-й дивизии, большая часть состава которой оказалась в Данциге), по передвижению депо и различных служб в тылы, по предоставлению разрешений отдельным чинам высшего командного состава отбыть из действующей армии на излечение и т. д.
Даву продолжал подготовку к оставлению своими войсками Торна. Несмотря на сообщения принца Экмюльского о боях Жерара за Бромберг, вице-король отправил приказ войскам I корпуса отступать не на Бромберг, а сразу на Позен. Даву, понимая, сколь критическая складывается ситуация, написал Понятовскому так: «Если у вице-короля есть свежие войска, можно прикрыть Позен и предотвратить возможность неприятельской атаки Торна, по меньшей мере, с левого фланга».
В Торне оставался, по мнению Даву, сильный гарнизон в 5 тыс. человек, состоявший из баварцев и 500 французов. Командующим гарнизона был оставлен баварский генерал, по словам герцога Экмюльского, «человек чести»; в помощники ему назначен инженерный генерал Ж. Э. К. Пуатвен, исполнявший должность губернатора. Сообщая обо всем этом, Даву заметил: «Контроль над Торном имеет очень большое значение и сейчас, и для предстоящей кампании». Это тем более важно, подчеркивал он, что «враг отправляет партии и на один, и на другой берег реки, возможно, вплоть до Плоцка»