Как ни странно, Иван согласился. Нет, не потому, что ему позарез нужна была ассистентка. Моховчук был поражен сходством Ольги с Надей Березиной — новой «звездочкой» своего знакомого. Этим знакомым оказался Владимир Бойко. В обмен на сотрудничество и послушание он предложил ей новый паспорт и новую жизнь.
«Мои законы понятны и просты. Мир перевернется, встанет с ног на голову, — обещал Бойко, — но тебя не найдут… Пока ты не нарушишь мои законы. Понятно?»
А законы Владимира Бойко совсем не были такими понятными и простыми. Они напоминали формулы сложнейших химических соединений, синтезом которых Бойко занимался в студенчестве. Одна молекула цеплялась за другую, вторая — за третью, образовывались цепочки и получалось соединение, которое могло быть и панацеей, и ядом. И Ольге пришлось на ощупь брести по этому лабиринту безоговорочного послушания, потому что каждый ее неверный шаг мог закончиться падением в пропасть. Оля видела смерть и знала, как легко ступить на серую дорогу забвения.
Это знание обрекало ее на одиночество.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Кирилл Антонов лично встречал Измайлову в «Домодедово», и это было удивительно. Еще более удивительным было то, что в руках он держал огромный букет алых роз.
— Глазам не верю… — пробормотала Аня. — Может, я сплю?..
Как большинство людей, считающих себя творцами и созидателями, идущими впереди серой толпы, Антонов был донельзя тщеславен и амбициозен. Он был хорошо известен за рубежом, где его коллекции одежды пользовались успехом. Модные журналы посвящали ему целые развороты, репортеры сражались за право взять у него интервью, многочисленные поклонницы охотились за автографами… Антонов привык быть в центре внимания, им восхищались, ему завидовали, его называли ведущим кутюрье. Призы, награды, почтительный шепот и цветы — охапки цветов после каждого показа. Он принимал эти знаки внимания как должное, сдержанно улыбался, снисходительно кивал, — но чтобы Кирилл сам, по своей воле, преподнес кому-либо хотя бы полевую ромашку!.. У него даже мысли такой не возникло бы! Но факт был налицо: Антонов стоял в зале ожидания с шикарным букетом в руках и напряженно вглядывался в лица прибывших пассажиров самолета. Аня попросила Юрика заняться багажом, а сама начала проталкиваться сквозь толпу к изнемогающему от нетерпения кутюрье.
— Фотографии! — вместо приветствия завопил Антонов. — Ты сделала снимки?
— Успокойся. Негативы у меня. Все в порядке, но, видишь ли…
— Когда на моем столе окажутся фотографии?
— Ну… Сейчас я поеду к Бернштейну… Думаю, часа через два, не раньше. Но дело в том, что…
— Возьми мою машину. Она на стоянке. Скажешь шоферу адрес, он мигом домчит. Или нет… Лучше на такси. Точно, на такси. Машина мне понадобится.
— Мне не нужна твоя машина. Меня должны встретить.
— Кто? Матвей?
— Да. А что?
— А ничего… — Кирилл Антонов продолжал всматриваться в толпу пассажиров. — Как, кстати, отдохнула?
— Спасибо, ты очень тактичен. А эти цветы для меня? Как мило!.. Не ожидала.
Она протянула руку к цветам, но Антонов вежливо отвел букет в сторону. Этого Аня никак не ожидала. От стыда она готова была провалиться сквозь землю.
— Где Кустодиева? — спросил Кирилл. — Почему я ее не вижу?
— Она осталась в Сочи, — с трудом скрывая раздражение, ответила Измайлова. — Сошла с теплохода последней, под вуалью. Мы с Юриком ее специально ждали. Никаких репортеров, никаких интервью. Села в машину и — вьють… В аэропорту ее не было, это точно.
— Черт!.. Вот незадача… — Кирилл покрутил в руках букет, протянул его Ане. — Тогда это тебе.
— Спасибо, обойдусь! — отрезала Аня. — Слишком много чести для меня!..
— Да ладно тебе… — Антонов насильно засунул букет в руки Измайловой. — Мне нужно было представиться Татьяне Кустодиевой. Сама же понимаешь — бизнес есть бизнес.
— Все мне понятно… — Аня раздумывала, выбросить ли ей цветы в мусорную корзину или же отхлестать ими Антонова по щекам. Однако публичный скандал не входил в ее планы, и она проглотила обиду. — Кстати, Кустодиева отказалась работать. На негативах другая модель.
— На черта мне другая модель?! — опешил Антонов. — Ты что?! Мне нужна Кустодиева и никто другой!
— Модель превосходна! То, что нужно. Умница, красавица, очень фотогенична. К тому же прекрасно двигается, танцует, имеет хороший голос… Даже дерется! Троих жлобов раскидала, как кегли. Я сама видела!
— Просто собрание достоинств, — поморщился Кирилл. — Такого не бывает! Дамы с таким количеством добродетелей обычно носят очки в роговой оправе, прячут под пудрой бородавку на носу и днями рассматривают альбом с карточками разлетевшихся кавалеров.
— Она не такая.
— Спасибо, успокоила!
— Увидишь фотографии — тогда и скажешь «спасибо».
— Не дождешься! Ты все испортила. Как мне ее раскручивать?! И зачем?! — Антонов был в ярости. — Та была уже раскрученная «мисс Россия», протеже Оболенского!.. Как ты не понимаешь элементарных вещей?! Кустодиева — это Оболенский, Оболенский — это деньги, а деньги — это стопроцентный успех!.. А ты мне подсовываешь никому не известную мордашку, пусть даже очень симпатичную… Конец проекту! Ты меня зарезала, убила!.. Хуже того — ты перечеркнула итог двухлетней работы — и очень напряженной работы, поверь мне! Эх, елки-метелки!..
— Надежда Березина… Так зовут девушку.
— Мне плевать! Я и запоминать это имя не хочу.
— А вот Оболенскому не плевать. Он ее Наденькой называет!
— Что?
— И еще кошечкой, рыбкой и золотцем. Вот так! Кустодиева уже не в почете. Он ее продал немецким парфюмерам. Теперь он опекает Наденьку. Просто бредит ею. Так что если хочешь добраться до толстого кошелька Вадима Владимировича, тебе придется запомнить это имя. Надя Березина. А вон и она. Рядом с Оболенским. Под ручку. Заметь, нос у Оболенского, как помидор.
Гнев Антонова испарился. Он лихорадочно оценивал сложившуюся ситуацию, выгоды, которые он может извлечь, и варианты предстоящих действий.
— Березина, Березина… — пробормотал Кирилл. — Не звучит… Нужно придумать псевдоним. Это вон та, брюнетка?
— Да.
— Извини!..
Антонов выхватил букет у Измайловой и на крейсерской скорости поплыл к приближающейся паре.
— Мерзавец! — прошипела Анна.
Она круто развернулась и, кипя от злости, направилась к выходу из зала, где уже с сумками в руках маячил Юрик.
— Ну что? — поинтересовался тот. — Антонов утвердил Березину?
— Негодяй!
— Кто? Я? — опешил Юрик.
— Подонок!
Анна с белым от ярости лицом прошла мимо, ничего не ответив и не объяснив. Юрик пожал плечами, схватил сумки и помчался за ней.
Она остановилась только у автостоянки, огляделась, ничего не видя вокруг себя, окутанная досадой, как вуалью. Из серебристого «Фольксвагена» выскочил Матвей. В руках у него был букет.
— Это мне? — на всякий случай спросила Измайлова.
— Кому же еще?! — Матвей вручил Анне букет, обнял, поцеловал. — Как долетела? Как походила по морям-океанам?
— Спасибо! — растаяла Аня. — Все прекрасно. Только меня чуть змея не слопала.
— Какая змея?
— Потом, потом… — Аня вдохнула аромат цветов. — Чудесно!.. Спасибо, милый. Иногда так хочется чувствовать себя женщиной, а не ломовой лошадью.
— Змеи, лошади… Господи, да что с тобой?
— Ничего. Просто я устала, — она прижала букет к груди. — Какие прекрасные розы!..
Именно таким Надя и представляла себе жилище колдуна. Поистине, это была самая удивительная комната, в которой ей приходилось когда-либо бывать. Вадим называл ее «Пещерой темных знаний». И это было действительно так.
В отличие от пышного убранства верхних помещений, эта комната была нарочито грубой: потемневшие от времени доски, серая штукатурка, прикрытая старинными гобеленами, камин из неотесанного камня…
— Ах, какая прелесть!
Со стропил свисал самый настоящий крокодил, огромный, с разинутой зубастой пастью, со стеклянными глазами рубинового цвета. В отсветах настенных светильников казалось, что чудовище заговорщицки подмигнуло девушке.
Кроме чучела крокодила были тут чучела птиц — павлинов с радужными хвостами, хохлатых попугаев, отливающих ультрамарином ворон, мелких, размером с жука, пичужек разных расцветок. Все они чуть заметно колебались под волнами вентилятора, смотрели на гостью пристально — оценивали. А между ними болтались в пучках, привязанные за хвосты, высохшие ящерицы, саламандры, лягушки.
— Настоящая пещера средневекового алхимика! — восхищенно произнесла Надя. — Духи неба, земли и воды… И это в двух шагах от города! Ой, а это что?!
В стеклянных витринах были разложены кабаньи клыки и львиные когти, клюв утконоса и слоновьи бивень, рога носорогов, буйволов, антилоп. А над витринами красовались головы снежного барса, и памирского архара, и уссурийского тигра…
— Ой, да ты у меня охотник! — всплеснула руками Надя. — Зверобой! Всех этих зверей ты убил сам?
— Я охотник за истиной, — скромно ответил Оболенский. — Я не убийца.
— Но эти чучела?..
— Поиски истины требуют соответствующего антуража, моя рыбка. Художник творит среди картин, писатель — среди книг, музыкант — среди звуков. Даже ассенизатор выбирает себе подходящую обстановку.
— Фу, котик!..
— Специфика работы, моя дорогая. Без этого — никак нельзя.
— Понятно…
Надя прошлась по комнате мимо круглых гнезд диких ос, мимо африканских скульптурой, мексиканских идолов, индийских божков, соломенных масок и капюшонов, которыми должны накрывать головы медиумы во время транса, когда их забирают в свои владения многоликие божества. Амулеты, талисманы, заспиртованные в банках гадюки, сосуды темного стекла с растолченными в пыль кореньями, пучки сухих трав, свисающих, как скальпы поверженных врагов…
— Ой, Вадик! Сколько книг!..
Полки вмещали в себя тысячи книг. Были здесь новые, еще пахнущие типографской краской издания, но большинство книг прошли через время. Они были на разных языках, разного размера и толщины, и от них тянуло плесенью, а некоторые побуревшие кожаные переплеты были прикованы к полкам цепями.