— Ага… — Бойко посмотрел на Ивана с намеком, изогнув бровь. — Ты видишь, дама вот-вот готова перейти от слов к действиям. Я в ужасе. Я трепещу. Она отказывается с нами сотрудничать. Да?
— Да, — кивнула Оля.
— Очень жаль. Но тем не менее напоследок я просто обязан дать тебе совет: не нужно кусать кормящую руку.
Иван понял намек и бросился вперед. В руке его блеснуло лезвие ножа. Дальше произошло нечто не совсем понятное. Владимир Семенович мог поклясться, что Оля едва притронулась к ринувшемуся на нее Ивану — просто хлопнула по шее, уклоняясь от ножа, — и все. Но Иван вдруг споткнулся и рухнул на ковер, да так и остался лежать. Даже, казалось, не дышал. А девушка уже стояла напротив Бойко — их разделял только стол, — и в глазах ее бушевало черное пламя.
— Сдаюсь на милость победительницы, — Владимир Семенович старался, чтобы его голос не дрожал. — Ловко ты его… — Он шутливо поднял руки и заставил себя улыбнуться: — Ну теперь, когда ты чуть выпустила пар, мы можем спокойно поговорить?
— Да, можем.
— Сигарету?
— Нет.
— А я вот, с твоего разрешения, закурю. Не представляю серьезного разговора без сигареты.
Она терпеливо ждала, пока он доставал сигареты, прикуривал.
— А с Иваном?.. С ним все в порядке? — спросил Бойко, делая первую затяжку. — Самое печальное — это необратимые явления. Мне было бы очень жаль, если… Я привык к Ивану. Впрочем, я могу прекрасно обойтись и без него. Это даже к лучшему. Только куда мне девать труп?
— С ним будет все в порядке.
— Ага. Просто камень с сердца…
Она сидела в кресле, неподвижная и напряженная, как струна, и сверлила Бойко взглядом. Потом спросила:
— Босс! Зачем вы так… с Надей? Только не лгите.
— Ольга! Ай-яй-яй…
— Извините. Я слушаю.
— Ну что ж… Только постарайся держать себя в руках. Итак, ты считаешь меня виноватым в том ужасном несчастье, которое случилось с Надей?.. Но это совсем не так…
Владимир Семенович выпустил струйку дыма, и та растеклась по кабинету сиреневыми прядями, похожими на нити паутины.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Шея ныла, словно под неимоверной тяжестью. Шея казалась твердой, как гранит. Будто кто-то вогнал туда железный лом. А потом изнутри начала нарастать боль.
Она началась с легкого, едва ощутимого зуда. Мягкий пушистый котенок запустил под кожу коготки. Поначалу это было даже приятно. Но через минуту игривое покалывание сменилось ощущением жгучего ожога, будто под кожей ворочается ежиный выводок, но все не находит себе места и каждая иголка отзывается в нервах болью.
Иван поднялся с пола, грузно упал в кресло, удивленно огляделся.
Как будто ничего и не изменилось. Вот его недопитая чашка кофе. Вот за столом, напротив, босс. Сидит, хмурится, дымит сигаретой. Вон там, в просторном террариуме, королевская кобра. Ишь ты… Подползла к самому стеклу, гадина. Капюшон раскрыла… Все было как прежде. Не было только Ольги.
— Где она? — Колючий выводок вновь заворочался у основания черепа. — Ух, е… Как это она меня?
— Этого я не могу тебе сказать, — ответил Бойко. — Сам не знаю. Ты рванулся, чтобы охладить Ольгу, но она не поняла твоего галантного порыва и моментально отправила тебя в объятия Морфея. Вот ты и вздремнул. Прямо на моем ковре. И спал целый час.
Иван посмотрел на свои часы. Маленькая стрелка сдвинулась на одно деление. Действительно, целый час.
— А вы?
— А мы с ней разговаривали. Имели, так сказать, беседу.
— А она?
— А потом она ушла наверх, в свою комнату. Я лично проводил ее до самых дверей, — Бойко хмыкнул и покачал головой. — Просыпайся скорее. Больно вид у тебя очумелый. Кофейку глотни.
Моховчук протянул руку, взял чашку с остывшим кофе и отпил глоток. Ежам это не понравилось. Они было заворочались, но быстро утихли. А кофе совсем остыл. И вкус у него был такой странный…
— Черт! — Моховчук начал растирать шею рукой. — Шустрая баба!
— Верно подмечено. Очень шустрая. Сделала тебя без напряжения — и это факт. С ним не поспоришь. Печальный и настораживающий факт. Требующий выводов.
— Я ей голову оторву.
— Неправильный вывод. И спорный: неизвестно, кто из вас кому оторвет голову.
— Босс! Она застала меня врасплох.
— Это следствие, а мне нужен вывод.
— Какой?
— Будь первым. Атакуй, отступай первым, а не то окажешься на ковре. Вот правильный вывод. Сати, например, так и поступает.
Иван покосился на змею. Блеклые, ледяные глаза с узкими вертикальными зрачками смотрели на него в упор, и в глазах этих мерцала такая злоба, что Иван поежился.
— Кто мог такое предвидеть… — сказал он. — Следующий раз я буду настороже.
— Следующий раз?! Нужно всегда быть настороже, потому что следующего раза может и не быть! Особенно когда имеешь дело с женщинами. Тем более с такими способными женщинами, как Оля. Просто талант! Самородок! И надо же: хочет порвать со мной навсегда. Какая жалость!..
— Неужели вы согласились с ее желанием уйти?
— Как тебе сказать?.. Я же не могу принудить ее работать из-под палки. Игра с Оболенским требует добровольных помощников.
— Значит… Мне заняться ее здоровьем?
— Нет, нет… Какой ты горячий! Прямо утюг, а не человек. Нельзя разбрасываться талантами, пусть даже подневольными. А кроме того, ее влияние на Надю… А Надя может принести мне… принести нам три миллиона зеленых.
Иван сделал вид, что не заметил оговорку. Он отпил еще глоток кофе, удивленно заглянул в чашку.
— Это бразильский кофе?
— А что?
— Привкус странный.
— Не отвлекайся.
— Извините, босс.
— Я убедил Ольгу, что никоим образом не причинял вреда ни Светлане Родиной, ни Надежде, — продолжал Бойко. — Кажется, она поверила. Я был очень убедителен. Короче говоря, после долгих препирательств, аргументов, контраргументов, прений, по существу, мы с ней заключили взаимовыгодную сделку. Я ей оказываю услугу, она мне платит.
— Чем же? Уж не натурой ли?
— Фу, Иван!.. Ты глупеешь прямо на глазах.
— Простите, босс. Сорвалось.
— Я пообещал, что помогу ее разлюбезной подружке Наде вернуть прежний облик.
— И в это она тоже поверила? — ухмыльнулся Иван.
— Ты ухмылочку-то свою убери! Я не обещаю того, чего сделать не в состоянии. А что касается Нади… Профессор как-то познакомил меня с одним врачом, который… Короче, лицо у нее будет. Не совсем такое, как было, но все же лучше, чем теперешнее. Но за все нужно платить. И в ответ Ольга согласилась на дальнейшее плодотворное и, заметь, добровольное сотрудничество.
— Она продаст нас при первом же удобном случае.
— Может, и нет. Во всяком случае, я сделал вид, что верю в ее искренность.
— Напрасно, босс. Вы же сами говорили, что женщинам верить нельзя.
— Нельзя, верно. До тех пор, пока они не увидят свою выгоду. И что я, собственно, проигрываю? Если она сдержит слово, то Надя принесет нам кучу зелени. А если, как ты говоришь, предаст, то, конечно, мы останемся ни с чем. Но в этом случае наш договор теряет силу: Надя остается уродиной, а соответствующие органы получают исчерпывающее досье на некую Ольгу Соболеву, разыскивающуюся в связи с обвинением в убийстве четырех человек. И как ты думаешь, какой вариант развития событий она выберет?
— Она убила четырех человек?!
— Да. И заметь: четверых руководителей спортивных школ, мастеров восточных единоборств. Говорю же — талант! Но убийства есть убийства! Фемиде это не понравится, как ты считаешь?
— Ольга будет ходить по струнке, — согласился Иван. — А что ей нужно сделать?
— Она должна свести с ума Оболенского. Окончательно и бесповоротно.
— Босс! — Иван потер виски. — У вас не найдется чего-нибудь покрепче, чем кофе? Голова, знаете, кругом идет… Будто колокол внутри.
— В баре. И мне налей.
Иван поднялся с кресла, открыл дверцу бара, начал перебирать бутылки. В глазах чуть двоилось. Яркие наклейки расплывались цветными пятнами. Иван встряхнул головой, отгоняя дурман, постарался сосредоточиться на разговоре.
— Босс, я не ослышался?
— Нет.
— Тогда я ничего не понимаю. Зачем нам Оболенский с поехавшей крышей?
— Доверься мне.
Иван оглядел ряды бутылок.
— Вам вино или коньяк?
— Коньяк.
— И все-таки что вы задумали, босс?
— Все просто, друг мой Иван, — Бойко откинулся на спинку кресла, сложил руки за головой. — Вначале я хотел подбросить Оболенскому какую-нибудь липу — рецепт бессмертия или что-то в этом роде. Девочки исправно докладывали мне о его привычках, страхах, стремлениях. Теперь я знаю этого типа лучше, чем самого себя. Однако сомнение осталось: Вадим Владимирович не так наивен, как кажется. И я был в некотором затруднении, пока ситуация кардинальным образом не поменялась: Надя обезображена неким маньяком, и Оболенский сейчас вне себя от горя. Я доступно излагаю?
— Вполне.
— Очевидно, что сейчас Оболенскому наплевать на бессмертие и прочие магические глупости. Но если бы магия помогла вернуть его возлюбленной прежний облик, он без лишних вопросов выложил бы любую разумную сумму. И нам остается только принять его подарок. А мы примем.
— А взамен?
— Взамен мы вернем в его объятия Надю — прежнюю, с золотистой кожей, не изуродованной ожогами. Он одержим этой девкой и готов поверить во что угодно. Даже в магию потерянного облика. В этом смысле он действительно ненормальный.
— Думаете, что не сегодня, так завтра он вам позвонит?
— Он уже звонил, — сообщил Бойко. — Пока ты спал на ковре. И я не удивился. Куда ему было деваться? Утопающий хватается за соломинку.
— Вот ваша рюмка.
— Спасибо. Выпьем за удачу! — Владимир Семенович пригубил коньяк.
— Может, вы все-таки посвятите меня в детали?
— Говорю же: доверься мне. Пей, ты неважно выглядишь. Тебе плохо?
— Так… Голова кружится. Это, наверное, от удара. Чертова девка!..
— Потом устроим для нее несчастный случай, — Бойко сокрушенно покачал головой. — Как жаль… Но женщины так ненадежны. Они совершают ошибки. Как, впрочем, и мужчины. А за ошибки следует наказывать. Верно, Иван?