Моховчук закрыл дверь, подошел к телефону и набрал номер.
— Босс, это я, — сказал он. — Все прошло гладко. Да… Я прибрал за собой.
Он положил трубку и, на ходу срывая с себя одежду, торопливо направился в ванную. Он чувствовал себя очень грязным и надеялся, что горячая вода смоет тяжесть с тела и души.
В то время, когда Иван наполнял ванну горячей водой, Бойко сидел в своем кабинете за столом и чертил на листе бумаги квадратики. Делал он это сосредоточенно, с интересом, и со стороны могло показаться, что Владимир Семенович пишет тезисы к будущему выступлению или составляет некий стратегический план. В принципе, так оно и было.
Владимир Семенович Бойко уже давно перестал замечать проскакивающее мимо время. Дни, месяцы и годы были для него деталями конструктора, квадратиками на листе бумаги, из которых он строил в воображении свою мечту — «Крепость», как он ее называл. А каждый прожитый час, день, месяц и год Владимир Бойко расценивал как еще один шаг к своей цели — и только. В этом смысле он не умел жить, хотя именно такая неврастеническая, тревожная забота о будущем, боязнь что-то не успеть сделать для постройки «Крепости» сегодня, что-то упустить, в чем-то быть неготовым, — эта скрупулезная забота помогла ему многого достичь в том деле, которым он занимался. Тем более что его дело было процветающим, и он, отыскивая таланты и зажигая «звезды» шоу-бизнеса, тоже, можно сказать, процветал, и успех сопутствовал всем его начинаниям.
Так же как для Моховчука, будущее не было пустым звуком для Бойко — только для него оно представлялось как бы неприступным, отгороженным от суеты и будничности величественным замком — «Крепостью», в которой он будет наслаждаться необыкновенным, беззаботным, праздным счастьем. Надо сказать, что при всей своей работоспособности истинное счастье Бойко представлял только праздным, видя себя эдаким великим философом, отстраненным созерцателем с едва заметной улыбкой Будды — невозмутимым и словно бы плывущим над людскими страстями…
Стиснутый рамками бизнеса, в свободную минуту Владимир Семенович словно распускал паруса подавленных чувств и плыл по воле волн безо всяких усилий. Любое физическое или умственное напряжение стало со временем казаться ему нарушением душевного комфорта, потому что как бы разрушало его устойчивое представление об истинном счастье, которое возможно лишь в бездеятельной неге, в чувственных наслаждениях, и только в них! Трясина повседневных дел засасывала как болото. И нужно было в очередной раз проталкивать наверх какую-нибудь смазливую дуреху, куда-то тащиться, кому-то улыбаться, кого-то уговаривать и работать, работать, работать… Ну нет! В такой жизни было совсем мало смысла и радости.
Бойко давно пребывал в этом странном и даже опасном состоянии, не замечая в себе раздвоения, и единственной реальной дорогой для него была дорога к «Крепости», в ее спокойствие и незыблемость. И потому он не мог себе позволить неудачи в бизнесе.
Когда квадратики и прямоугольники заполнили всю поверхность листа, а сообщение Моховчука было принято к сведению, Владимир Семенович скомкал бумагу и бросил ее в корзину для мусора. Затем потянулся к телефону.
— Алло, — мягко сказал он. — Алексей Андреевич? Это я… Да. Не разбудил?.. Ну, извини, дорогой, но тут я получил такое неприятное известие… Светлана Родина, девчонка та, что я тебе сосватал, не сможет выступать… Такие дела. Мне тут позвонили, сказали, что беда с ней приключилась. Сам толком не знаю… То ли ранена, то ли чего похуже… Но ты не расстраивайся — дело поправимое… Да. Я тебе другую на замену пришлю, даже двух. Танец у них поставлен на уровне, у одной и голос неплохой… Не беспокойся, номер их я смотрел, мне понравилось. Не блеск, но вполне, вполне… Восточная экзотика. Но сумму придется увеличить. Договорились? Ну какой же я вампир?! Ты что, Алексей Андреевич!.. Вот и ладненько. Да, чуть не забыл… Парнишка мой с ними отправится. Да я тебе о нем раньше говорил. Да… Циркачом работал, покажет себя на сцене, тряхнет стариной. Ножики бросает. Так ты три места, а не два оставь. И счастливого плавания! Попутного ветра, как говорится, вам… в спину. И до встречи.
Бойко отключил интерком и опять склонился над списком приглашенных на теплоход «Нимфа». Он еще раз пробежал список глазами, отметил одну фамилию. Потом едва заметно улыбнулся и откинулся на спинку кресла. Похоже, дорога к «Крепости» приобрела зримые очертания. Скоро он достигнет конечной цели и будет по-настоящему счастлив, что бы там ни говорил Профессор. Как это он вчера выразился?.. «Лучше путешествовать с надеждой, чем достичь пункта назначения». Странная фраза, странный человек… Кстати, он приглашал меня на завтрак…
Владимир Семенович взглянул на часы, охнул и направился к двери.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— …Да, уважаемый Владимир Семенович! «Лучше путешествовать с надеждой, чем достичь пункта назначения». Именно так гласит японская пословица. И Лао-цзы настоятельно рекомендовал забывать о цели, как только удалось ее достичь. Но уверяю вас, не только на Востоке заметили коварные свойства достигнутой цели. Вспомните афоризм Оскара Уайльда, что в жизни возможны всего лишь две трагедии: первая — не осуществить своей страстной мечты, вторая — добиться ее осуществления. А соблазнитель в одноименной поэме Германа Гессе? В каких выражениях он умоляет предмет своих желаний?! «Сопротивляйся же мне, прекрасная женщина, застегни получше свое платье! Очаровывай меня, мучай меня — но не дари мне своей благосклонности…» А сто двадцать девятый сонет Шекспира? «Утолено, — влечет оно презренье!..» О, европейцы тоже прекрасно знали, что «действительность убивает мечту». Еще чашечку кофе?
— Да, пожалуй, — кивнул Бойко. — Красивый у вас сервиз.
— Королевская Прусская фарфоровая мануфактура. Восемнадцатый век. Видите на донышке марку — синий подглазурный скипетр? Кстати, синий цвет был любимым цветом Фридриха Великого. Вы интересуетесь фарфором?
— Нет.
— Жаль. У меня неплохая коллекция… Но вернемся к нашей беседе…
Сергей Сергеевич был прекрасным собеседником. Казалось, он знал все обо всем. Трудно было представить то количество фактов и аналогий, которое хранилось в его голове. Профессор кислых щей. Так он шутливо представился при их случайной встрече на берегу реки. Лысый, полноватый, лет сорока пяти, с неизменной тросточкой в руке, которая, как подозревал Бойко, была ему нужна только для солидности, — этот человек поражал воображение неординарностью высказываний и глухим, безнадежным пессимизмом, возможно наигранным. Профессор был соседом Бойко. Его дом — двухэтажный особняк из красного кирпича — высился рядом с резиденцией Владимира Семеновича. Так же как и Бойко, Сергей Сергеевич любил утренние прогулки вдоль реки. Именно там они впервые повстречались, и Бойко был рад этому новому знакомству. Разговоры с Профессором помогали ему привести мысли в порядок, по-новому взглянуть на привычные вещи.
— …Представьте себе образ мыслей вечного путешественника, у которого хватает ума никогда не прибывать к месту назначения. Если мы до предела упростим это представление, то сможем с легкостью играть своим будущим.
— С будущим не играют, — заметил Бойко. — Будущее строят. Как крепость.
— Ошибочное представление, извините меня за категоричность. Наша жизнь — игра, и я вам могу это доказать. Правда, это несколько уведет нас от темы разговора…
— Ни в коем случае!
— Тогда для простоты предположим, что жизнь все-таки игра, правила которой сводятся примерно к следующему. Достижение цели, под которым мы понимаем осуществление наших желаний, считается важнейшим критерием успеха, власти и самоуважения. Согласны?
— Вполне.
— Соответственно неудача в достижении цели, по общему признанию, считается явным признаком глупости, лени, безалаберности и трусости. Возражения есть?
— Принимается без возражений.
— Прекрасно. Однако путь к успеху весьма тернист, идти по нему — дело непростое, и даже самые напряженные усилия могут закончиться полной неудачей. Это в том случае, когда вы поставили перед собой разумную и вполне достижимую цель и движетесь к ней медленно и постепенно «тактикой мелких шажков». Но кому, спрашивается, охота заниматься этой суетой? Не лучше ли избрать для себя цель восхитительно прекрасную, но абсолютно недостижимую. Попробуйте вот это печенье. Моя кухарка — большая мастерица.
— Спасибо.
Они сидели в кабинете — Башне Скорбных Размышлений, как называл его Сергей Сергеевич. Две стены занимали полки, набитые книгами. Книги, книги, книги… Толстые фолианты и брошюры, старые и еще совсем новые, в твердых глянцевых обложках. Напротив книжных полок высился письменный стол, заваленный бумагами, а в простенках сверкали стеклянные выставочные шкафы, заставленные фарфоровыми изделиями, — коллекция Профессора. Фляги из каменной массы с резным декором, вазы, расписанные пестрыми цветами, тарелки, чайники, блюда…
— Преимущества нереальной цели — назовем ее Великой Целью — очевидны и без дополнительных разъяснений. Вспомните хотя бы Фауста с его стремлением к познанию и господству над миром. Вспомните о поисках Эльдорадо, о постижении смысла жизни. Все мечтатели, которые имели мужество взвалить на себя такие непосильные ноши, снискали себе не только обожание юных поклонниц, но и общественное признание. А главное, раз цель так недоступна, то последнему дураку ясно, что путь к ней обещает быть долгим и изнурительным.
— Очень интересная точка зрения… Но далека от реальной жизни, — возразил Бойко. — Это скорее литература. Только в книгах можно найти героические примеры дерзких искателей. В жизни иные правила игры. Человек слаб. Он теряет нить в сложных лабиринтах и терпит поражение, стремясь достичь своих Высоких Целей. Вы меня не убедили.
— Как раз напротив! — улыбнулся Профессор. Улыбка у него была мягкая, детская. — Вы, сами того не желая, только что подтвердили мою мысль. Да, люди часто терпят поражение, но не потому, что слабы. Отказ от Великой Цели — признак ума.