ала не как полет в поднебесье. Скорее, как надежное гнездо, устроенное на вершине неприступной скалы, — этакое комфортабельное гнездышко, оснащенное скатертью-самобранкой и рогом изобилия. Да, видимо, целью ее существования была свобода, внутренняя и материальная, пусть даже под крылом Оболенского. И она своего добилась бы, если бы не пузырек с кислотой…
Свобода! Такая цель смешна, потому что нереальна. Но мечта о свободе — иное дело. Мечтать нужно и должно о вещах несбыточных и абстрактных. Тем интереснее путь к воплощению мечты. А путь Нади может быть интересен, если она согласится со мной и будет, не оглядываясь на мораль, использовать все возможности маски. В этом случае все ее действия можно будет легко контролировать».
План предстоящего разговора был готов. Он стоял перед глазами Владимира Семеновича, как отпечатанный на бумаге конспект. Главы, заголовки, пункты…
Процедура изготовления маски займет около недели. Дело это непростое, но доктор Сомов — мастер своего дела. Важно сотрудничество. Сначала нужно сделать слепок лица, который будет внутренней стороной маски. Затем Сомов по фотографиям сделает скульптурный портрет прежнего облика, который послужит основой для наружной стороны маски. Далее, основываясь на скульптуре и на слепке лица, доктор изготовит тончайшую пленку — вторую кожу — путем создания двух слепков: внутреннего и наружного. Благодаря-этому соединению маска идеально сядет на лицо и будет полностью отражать всю мимику. Правда, материал слишком нежен и может порваться, если снимать маску не слишком осторожно. Но у Бойко всегда найдутся запасные маски, которые он будет выдавать Наде по мере надобности и в соответствии с ее поведением. «С ее поведением», — подчеркнул он про себя.
— Надежда! — Бойко догнал девушку и взял ее под руку. — Ну, тихо, тихо… Не вырывайся. Нам нужно поговорить.
— …Никакого богохульства! — холодно заметил Бойко. — Вы же сами прекрасно знаете, Вадим Владимирович, что это христиане переделали Бога Мудрости, творца всего сущего на земле, в Ангела Смерти — нелепого рогатого полукозла с копытами и рогами! Посвященные знают, что Бог безразличен, он занимается небесами, а дела земные находятся в ведении Сатаны — сына и ангела Божьего. А вы говорите — богохульство!
— Вы не так меня поняли! Я с вами согласен, но христианские представления о проклятии…
— Нельзя идти на поводу христианских представлений, будто Бог проклял дьявола. Например, в Старом Завете Бог евреев запрещает проклинать Сатану! «Ибо даже Михаил Архангел… не смел произносить Дьяволу укоризненного суда». Это факт. То же самое повторено в Талмуде. Отсюда следует, что Сатана тоже Бог, которого страшится сам Господь. И если мы хотим чуда, то нужно обращаться к Сатане, потому что «Сатана всегда близок и переплетен с человеком». Именно он наш Дух-Хранитель, именно он может направить силу невидимого мира в видимый и объективный. Таким образом, козлиная маска, насильственно возложенная на лик Сатаны, оказывается всего лишь неудачным переодеванием. И не нужно бояться темноты. Тьма была началом всех вещей. Потом родился Свет и Облик. Если перед нами стоит задача вернуть прежнее лицо Надежды, то обратимся к первозданной Тьме! Вы согласны со мной?
— Я не слишком компетентен в теории, — пожал плечами Оболенский. — Некоторые вещи, сказанные вами, напомнили мне сатанинские обряды. Тьма, перевернутый крест, змея… Поэтому я и заострил внимание на деталях ритуала. Признаться, несчастье с Надей выбило меня из колеи… Мне остается только положиться на вас.
Они шли по набережной. День был в самом разгаре, день затопил город солнечным сиянием и суетой. Было жарко. Легкий ветер не приносил облегчения — лениво трепал листву деревьев, в жидкой тени которых отчаянно ссорились воробьи. В вихрях танцевальной музыки мимо проносились прогулочные катера, и треугольный клин волн расходился, ударяя в гранитные плиты набережной.
В этот час здесь было уже многолюдно — спортсмены, туристы, мамаши с колясками, гогочущая молодежь. За всем этим гамом едва слышался плеск волн и шум тополей. Однако Бойко казалось, что вокруг никого нет. Он просто не замечал ничего и никого вокруг, словно набережная опустела, а он и Оболенский, вот, остались. И разговор их бесконечен.
Вадим Владимирович все сомневался — верил и одергивал себя. Бойко начинал нервничать. Конечно, он продолжал говорить с апломбом, как великий адепт, но те сведения, которые он нахватал за последнее время из различных брошюр по магии, подходили к концу. Приходилось импровизировать, и Бойко боялся совершить ошибку, оговориться, употребить не тот термин и тем самым отпугнуть Оболенского. Вместе с тем Владимир Семенович видел, что Оболенский вот-вот созреет — поверит в невероятное и раскроет свой кошелек.
— Похоже, змея смущает вас больше всего, — заметил Бойко. — Но она является совершенно необходимым элементом ритуала. Змея заключает в себе зародыши ночи и дня, света и тени. Это прообраз женской красоты. Змеи — чародеи. Они гипнотизируют своим взглядом, и порой невозможно противостоять их очаровывающему влиянию. Кроме того, только змее свойственно сбрасывание кожи и самообновление. А ведь это как раз наш случай.
— Да, да… — прошептал Оболенский. — Я понял. Как верно! Как правильно! Но все-таки… Змея! Как-то жутко и… несерьезно.
— «Дух Перевоплощения, носящийся над Хаосом» изображался в виде змея, выдыхающего свет на предвечные воды, — сказал Бойко. — Конечно, змей — не самый поэтический образ, но ведь греческая эмблема человеческой души в виде куколки, из которой вылетает бабочка, не более эстетична. Преображение! Безобразное, которое оборачивается красотой! В этом весь смысл, и только я могу наполнить этот смысл реальным содержанием.
— Вы можете? Вы в силах вернуть Наде… Сделать ее прежней? — волнуясь, спросил Вадим Владимирович.
— Да. Могу. Это очень трудный и опасный процесс. Но я владею знанием, я изучал искусство перевоплощений, — Бойко перешел в наступление. — Искусство это, как и любое другое, требует жертв, больших жертв, миллионов…
Оболенский понял намек.
— Какая жертва будет достаточной? — спросил он.
— Каббала изображает змею в виде цифры «девять» — девятой двери из пятидесяти врат, ведущих к тайнам бытия, — начал торг Бойко.
— Девять — не совершенное число, — возразил Оболенский. — Согласно Книге Бытия, змея, кусающая себя за хвост, рассматривается как великий упавший свет. Очевидно, речь идет о солнце, которому соответствует цифра «один». Солнце согревает тело и разум. Вечером оно умирает, но возвращается каждое утро с завидным постоянством, а хорошо все то, что возвращается, а не то, что уходит навсегда из сердца и с глаз. Солнце — это движение по кругу, а цикличные возвращения лежат в основе каждого магического ритуала. Один — магическое число: одно тело, одна душа, одно сердце…
— Вы правы, — согласился Бойко. — Возможно, девять — не совершенное число. А что вы скажете о числе «семь», которое являлось священным числом всех цивилизованных народов древности? Пифагор называет его «носителем жизни», заключающим в себе тело и душу. В каждом предании о великом Потопе — уничтожении и последующем возрождении — упоминается цифра «семь». Например, в Ноев Ковчег было взято по семь пар зверей, птиц и прочих тварей. Время несет нас вперед, «ибо оно есть конь о семи лучах, колесница времени — семь миров, а бессмертие — ось». А если посмотреть на женское тело и сосчитать все части, выступающие из туловища, то получаем все ту же «семерку».
— Я вижу, мы от магии незаметно перешли к физиологии, — улыбнулся Оболенский. — Тогда разрешите мне закончить аналогии цифрой «два»: два глаза, два уха, две ноги, две руки… Что касается женского тела, то не является ли круг, разделенный на две части, символом женского начала?
— С вами трудно спорить. Споры вообще вещь вздорная. Никогда в спорах не рождается истина, а только раздражение. Поэтому мы остановимся на цифре «три». Это наиболее магическое число, потому что человеческое тело его не знает.
— Договорились, — сдержанно кивнул Вадим Владимирович. — Когда можно будет приступить к ритуалу?
— Через три дня. Ведь, как мы выяснили, «три» — магическое число. И, если возможно, принесите цифру «три» в виде алмазов. В самом деле, что мне делать с чемоданами денег?!
— Это возможно, — сказал Оболенский.
Он протянул руку, чтобы скрепить договор рукопожатием, но в этот момент ожил его мобильный телефон.
— Просил же не беспокоить! — досадливо поморщился Вадим Владимирович. — Наверное, что-то срочное.
Он достал аппарат из кармана и приложил к уху.
— Слушаю! Да… Что?! Не может быть! Боже мой!.. Боже мой…
Он опустил телефон и растерянно посмотрел на Бойко.
— Что случилось?
— Надя… покончила с собой.
— Вы что?! Я ведь расстался с ней всего полтора часа назад!
— Перерезала вены. Все кончено! Все кончено…
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
— Вашего полку прибыло, Профессор! — Бойко рухнул в кресло, потянулся к коробке с сигарами. — Разрешите представиться! Перед вами неудачник, самый настоящий неудачник — совершенный и безнадежный!
Бойко достал сигару, откусил кончик и оглянулся в поисках спичек.
— На подоконнике, — подсказал Сергей Сергеевич.
Хмельной туман в голове постепенно редел, рассеивался. И походка стала чуть ровнее — пол уже не колебался под ногами. Наступало состояние ясности и определенности, когда каждый предмет, каждая незначительная вещь исполнена смысла и таинственного, непостижимого значения. Например, сигара, которая никак не хочет разгораться. Или костяшки пальцев. Бойко поднес сжатый кулак к глазам. Костяшки пальцев правой руки были сбиты в кровь.
Да, повеселился он на славу. Начало было положено в «Витязе» — это точно. Долгое начало. А все потому, что никак не получалось опьянеть. Но все-таки получилось, потому что дальнейшие воспоминания теряли четкость, тонули в хмельной дымке. Кажется, он устроил круиз по всем питейным заведениям города, вплоть до рюмочной «Минутка».