— Понимаете, Вадим Владимирович… Мы с вами покинули землю. Пусть она занимает всего четвертую часть планеты, но это — по-настоящему открытое пространство. Там можно двигаться в любую сторону сколь угодно долго, там происходят события, там вершится история. А здесь, на корабле… — Аня театрально обвела рукой палубу, чуть заметно подмигнула Юрику. — Здесь круг людей ограничен, идти можно от поручня до поручня и не далее, если, конечно, не хотите свалиться в море, и вокруг только небо и вода. Небо и вода… Вот они — невидимые стены вашей… то есть нашей тюрьмы! Но на суше каждая тюрьма имеет дверь, хотя и крепко запертую. Эта дверь иногда открывается, и, отсидев свой срок, каждый сможет вернуться через нее в мир людей. А здесь этой двери нет. Вы и безо всякой двери лишены свободы — никуда не денетесь, никуда не убежите. Вот вам и открытый простор!.. Вот вам и дыхание свободы! — Аня всплеснула руками. — Эти мысли приводят меня в отчаяние.
Анины глаза повлажнели. Подобно истинной актрисе, она вжилась в роль настолько, что сама поверила в созданный образ. И слезы были последним мазком, завершающим картину. Какой мужчина останется равнодушным при виде женских слез?! Вот и Оболенский не остался.
Нос его налился багрянцем, даже, казалось, изогнулся орлиным клювом. Значит, проняло. Сейчас начнет вить гнездышко и брать бедную девушку под свое крыло.
— О, зачем же так огорчаться, Аня?! Ну-ка улыбнитесь! У вас чудесная улыбка. И не нужно слез. Здесь и так слишком много соленой воды.
Анна рассмеялась.
— Ах, Вадим Владимирович!.. Какой вы шутник!
— Просто Вадим. Договорились?
— Конечно.
— Давайте спустимся в бар, — предложил Оболенский. — Думаю, бокал хорошего вина развеет ваши печали. Не скрою, вы меня заинтересовали. Кто вы? Искусствовед? Певица? Поэтесса? Душа у вас чуткая и ранимая. О, конечно же, вы — наяда, богиня морских глубин, существо таинственное и мистическое? Я угадал?
— Почти. Я — фотограф.
— Ага. Аккредитованы?
— Нет. Я, так сказать, свободная художница. Работаю на разных заказчиков.
Улыбка моментально слетела с губ Оболенского. Даже нос потерял орлиный изгиб и напоминал теперь утиный клюв.
— Значит, не аккредитованы?.. М-м… Как же так?!..
Это был критический момент. Если Оболенский поймет, что эта встреча не случайна, он и близко не подпустит Аню к «мисс России». Для него Таня Кустодиева — это удачно вложенный капитал, который должен принести баснословную прибыль. Каждая рекламная фотография Тани — это звонкая монета, и Оболенский не позволит всяким свободным художницам запускать руку в свой кошелек.
— Вы, наверное, никогда не занимались фотографией, — будто не замечая неловкого молчания, воскликнула Аня. — Это огромный мир, таинственный и мистический, — здесь я должна с вами согласиться.
— Что же в нем мистического?
— Профессиональный фотограф, как Фауст, пытается остановить прекрасное мгновение. Иногда это получается. Разве это не мистика?
Оболенский улыбнулся, покачал головой. Наивный вид Измайловой убедил его в беспочвенности подозрений. В конце концов, половина пассажиров теплохода — профессиональные фотографы. Что удивительного, что он натолкнулся на одну из них.
— У нас с вами несколько разные понятия о мистике, — сказал он, — но то, что вы говорите, тоже заслуживает внимания. Но что же мы стоим?! Вперед! Нас ждет сухой мартини. Кстати, вы приглашены на бал?
Он взял Аню под руку и повел ее вдоль сетчатого ограждения к переходу на нижнюю палубу.
— Ох уж, эти женщины, — пробормотал Юрик, провожая их взглядом. — Разве ж можно с ними связываться?!
Он удобнее разлегся в кресле и задремал, зная, что Измайлова вырвет у Оболенского согласие на несколько рекламных снимков, а значит, вскоре предстоит работа и будет уже не до сна.
Праздничный вечер еще не начался, но воздух в зале уже дрожал от нервного напряжения. Запоздавшие зрители торопливо рассаживались за столиками, а те, кто заняли свои места, ежеминутно поглядывали на входную дверь: вот-вот должна появиться королева костюмированного бала — «мисс Россия».
Анна вошла в зал одной из последних. Гомон людских голосов, женский смех, звон бокалов, музыка — все это оглушило ее, заставило почувствовать себя смешной — с фотоаппаратом на боку, в несуразном костюме Шахерезады, который она подобрала в костюмерной по совету Юрика. Сам Юрик, к его великому огорчению, не попал в число избранных: Оболенский презентовал своей новой знакомой только одно приглашение.
Перед входом в зал две девицы с зелеными, под водоросли, волосами со смехом осыпали Аню серпантином и протянули очки-маску с мерцающей вуалью, закрывающей лицо. Странно, но в этой маске Аня сразу почувствовала себя увереннее, словно спряталась за образом восточной принцессы.
Стены зала были украшены разноцветными гирляндами, символизирующими грозовые тучи надвигающегося шторма. Серебряные шарики-дождинки весело переливались в свете прожекторов; прозрачные ленты, свисающие с потолка, вибрировали под действием вентиляторов. Зал озарялся розовыми вспышками, гремели литавры, рокотал барабан — поистине, близилась буря со свирепыми ветрами, ослепительными молниями, девятым валом и прочими полагающимися каждой приличной буре атрибутами. Аня огляделась. Оболенский уже сидел за столиком у зеркальной стены и призывно махал ей рукой. Аня кивнула в ответ, прошла между столиками и уселась рядом с Вадимом Владимировичем.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В этот вечер распорядителей костюмированного бала вдохновляли темы «Летучего Голландца». Поэтому внутреннее пространство зала было погружено в предгрозовой полумрак. Неяркий свет струился из скрытых светильников, а по полу стелился фиолетовый туман, похожий на кипящее море. Круглая сцена в середине зала, стилизованная под айсберг, медленно вращалась, а над ней свисали корабельные флаги — символы затерявшихся в морях кораблей.
Все приглашенные на бал гости были в маскарадных костюмах. Восседающие над волнами сиреневого тумана, они выглядели так, будто перенеслись сюда из древних сказаний о поднимающихся из морских пучин кораблях и мертвых моряках, жаждущих искупления. Возле барной стойки крутил шарманку бородатый моряк с попугаем на плече. Он свирепо таращил единственный глаз и предсказывал судьбу. Видно, его предсказания пользовались успехом: вокруг ветерана морских сражений толпился народ.
За сценой играл небольшой оркестр, и две очаровательные танцовщицы, одетые в нечто вроде серебристых купальников, слаженно кружили в восточном танце. Лица их были закрыты мерцающими масками.
— Сначала я подумал, что у меня в глазах двоится, — кивая на девушек, сказал Оболенский. — Фигуры одинаковые, движения — зеркальные… Прямо наваждение какое-то!
Вадима Владимировича было не узнать. Он выбрал костюм морского царя: шероховатый панцирь, шипастые наплечники, голубые, как пузырьки воздуха, ожерелья на шее и над всем этим — золотая корона в форме раковины. Рядом, прислоненный к стене, сверкал трезубец. Весь его облик изменился — появилась стать, незаметная раньше надменность, величие в жестах. И только нос остался прежним — светился, как майская роза, выдавая прекрасное расположение духа своего хозяина.
— Шампанское? — предложил Оболенский. — Ликер? Или, может, что-нибудь посерьезнее, например виски?
— Как прикажете, ваше величество, — кротко опустила глаза Измайлова.
— Тогда шампанского, — решил Вадим Владимирович. — С ананасом. Рекомендую. — Он поднял бокал. — За наше знакомство!
Аня отхлебнула глоток. Кто-то коснулся ее плеча, пробежался пальцами по спине. Она чуть не поперхнулась, огляделась по сторонам. Это был мужчина в костюме морского конька. Именно он, проходя мимо столика, столь игриво обошелся с Измайловой. Морской конек уселся за соседним столиком, помахал Ане рукой. Знакомый жест…
«Да ведь это Юрик!.. Интересно, как он пробрался на бал?!»
— А теперь танцевать!
— Но фотоаппарат…
— Мое величество не потерпит возражений! Иначе утоплю. Царь я или не царь?!
Площадка для танцев была переполнена. Морские тритоны в перчатках с длинными, изогнутыми когтями, едва одетые девушки-нереиды со сверкающими алмазными украшениями в зеленых волосах, коварные водяные, печальные русалки и свирепые пираты, утопленники с белыми лицами и люди-амфибии — все они кружились в танце, переговаривались друг с другом, хохотали.
Элегантный адмирал флиртовал с беспечной ундиной, синие волосы которой были украшены пышным венком из свежих трав. Зверского вида флибустьер отплясывал со смуглокожей индейской скво, фея морских течений выделывала пируэты в паре с индийским купцом в невероятных размеров тюрбане, украшенном страусиными перьями, Офелия что-то шептала на ухо капитану Немо…
Аня с удивлением поняла, что все собравшиеся в зале знакомы между собой, и знакомы очень близко. Маскарадные костюмы служили слабой защитой. Оболенский то и дело наклонялся к ней и шептал какие-нибудь забавные подробности.
— …Вон та дама, в костюме греческой весталки… Недавно развелась с мужем. Совсем как в анекдоте… Возвращается она из деловой поездки, а в постели ее муж с ее любовником…
Оболенский склонялся все ближе, шептал на самое ухо.
— …Некоторые люди и в пятьдесят лет остаются наивными как дети. Особенно это проявляется при толковании снов. Вон тот старик, испанский гранд, как-то увидел во сне пару золотых лошадей. Сон он истолковал как грядущую удачу и с утра все начал делать дважды. На завтрак выпил двойной коктейль, надел второй по счету костюм из платяного шкафа, две минуты сидел в своей тачке перед тем, как завести ее, а вечером отправился в казино «Двойной дублон», купил жетонов на две тысячи, встал у рулетки вторым от крупье и дважды поставил на двойку.
— И чем все закончилось? — спросила Аня, косясь на старика. — Выиграл?
— Проиграл. И через две минуты после проигрыша его увезли на «скорой». Второй инфаркт. Два месяца в больнице пролежал…