а. Вот откуда она берется. Как ни странно, она переходит из объединения иконографий.
Я хочу закончить виртуальный экскурс в архитектуру собора в Юрьев-Польском вот чем. Там на северной стене, кроме Юрия и чудесного сада, есть древнерусские кентавры. У меня на сайте их фото, посмотрите и впечатлитесь. Какие кентавры водились в Древней Руси? Кентавры греческие, как вы знаете, это выше пояса мальчик или девочка, ниже пояса – лошадка. Древнерусские кентавры (приготовьтесь комфортабельно падать в обморок) это выше пояса мальчик или девочка в одежде, подозрительно напоминающей скоморошью, а ниже пояса – петух или курица. Мужепетухи и девокуры. Совершенно прекрасные особи. Что они делают, пусть и на северной неосвещенной стене православного собора, не спрашивайте меня. Живут они там. Причем храм в Юрьев-Польском построен уже после начала монгольского вторжения. Просто оно туда еще не докатилось. То есть он успел проскочить вот совсем-совсем последним. Как вы прекрасно понимаете, белокаменная резьба соборов у нас больше не возродится вообще никогда. То есть тут нам иго нанесло такой урон, который не восполнен по сей день. Сейчас, кстати, стали строить соборы в пропорциях домонгольских, я недавно в Питере такой видела… так я прицельно рассматриваю – ну, может быть, хоть какая-то имитация той резьбы будет? Нет, по нулям.
Итак, приходят монголы, у нас становится всё плохо и, соответственно, резко меняется стиль. Что нам по этому поводу сообщает учебник 1956 года? Он нам пишет о нравственном монументализме, о лаконичном изложении, пишет, что тексты того времени – это своеобразные реквиемы, за которыми стоит величайшая жизнеутверждающая сила, и так далее. Если переводить текст с советского на русский, то это называется «резкие стилистические утраты». То есть художественность прежнего стиля идет резко на убыль. Я уже говорила о том, что русское язычество погибнет под копытами монгольской конницы, которая сметет не имеющие укреплений капища, не заметив их (а если и заметит, то только грабя их сокровища). Это с одной стороны. А с другой стороны, если вы христианин или, паче того, христианский священник, от простого попа и до епископа, то, прожив всю свою жизнь рядом с двоеверием, вы, естественно, будете говорить, что это – страшные грехи, и когда на вас придут татары (и если вы чудом останетесь в живых), то что вы скажете? Что нашествие татар – это есть расплата «по грехомъ нашимъ» за двоеверие. Понимаете? И это окончательно добьет язычество.
Я обращаю ваше внимание на факт, который сейчас любят замалчивать. Скажите, пожалуйста, православная церковь в века монгольского ига к чему призывала? К борьбе против татар или к покорствованию татарам? Совершенно верно. Церковь категорически была за то, что христианин должен это всё терпеть со смирением. Вы прекрасно знаете, как Дмитрий Донской ездил к Сергию Радонежскому за благословением на Куликовскую битву, и не задумываетесь о том, почему он не получил благословения у себя в Москве. Нынешняя церковь категорически отрицает это, а мы сегодня почитаем «Сказание о Мамаевом побоище» и посмотрим там мнение митрополита.
Иго даст нам резкий крен светской литературы в церковную сторону. Здесь у нас возникнет явление, которое пойдет по нашей культуре до настоящего времени. Итак, случилось нашествие – и наши князья (они, конечно, двоеверцы, но всё ж не язычники, всё ж таки православные), идя против татар, будут восприниматься как кто? Подсказывайте мне. Вот, пришли татары безбожные, наши князья православные пошли против них сражаться – и кто они такие? Нет, не герои. Для церкви нет понятия «герой». Они – мученики за веру, совершенно справедливо. Обратите внимание, что именно здесь наша культура впервые будет о военном походе говорить как о духовном подвиге. И это дальше пойдет аж до современности.
Что ж, давайте посмотрим, что тут за реквиемы, о которых нам учебник пишет. Здесь весь арсенал художественных средств, который мы с вами рассматривали на примере «Сказания о Борисе и Глебе», будет отправлен на «Повесть о разорении Рязани Батыем». И хотя вы не студенты, вам не задавали заранее прочесть, но даже и без чтения вы мне можете сказать, что там будет основным в содержании. Описание битвы? Нет. Монологи. Огромные страдательные монологи. Как в «Сказании о Борисе и Глебе», где, как вы помните, они молятся чуть ли не под ножами убийц. Абзацами и страницами. И убийцы полчаса стоят, занесши кинжалы, и ждут, пока святой домолится. Он занят делом. И они тоже заняты делом – они литературные персонажи. Простите за параллель, вспоминается «Властелин Колец», только не Толкиена, а Джексона. Боромира ранят – все останавливаются, стоят. Потом Боромира еще раз ранят – все стоят. Стандартный прием со времен Бориса и Глеба, н-да.
Что ж, давайте попробуем почитать.
«И видя князь Ингварь Ингоревич велия трупиа мертвых лежаша, и воскрича горько велием гласом, яко труба распалаяся…»
Оцените слог. «Как труба распаляясь» переводят «как звук трубы разрастающийся».
«…и в перьси свои рукама биюще, и ударяшеся о земля».
Это, пожалуй, современному человеку надо переводить. То есть он плачет так, что он, взрослый мужчина, в рыданиях бросается на землю. У нас с вами до таких плачей женщины уже не доходят.
Здесь я сделаю очень серьезное примечание. Современный человек настолько резко потерял свою эмоциональность, что слов нет. Даже сорок лет назад люди были куда более эмоциональны. Нас сейчас призывают «успокойся, успокойся!» – и мы успокоились. Мы успокоились так, что вид мужчины, который рыдает, который бьет себя руками в грудь и бросается на землю, – вид такого мужчины нам с вами кажется неестественным. Между тем они жили в совершенно другом накале эмоций. И поэтому я вот в этом описании вижу не литературную гиперболу. Если она и есть, она не очень велика. Она скорее будет велика, когда дальше пойдет совершенно неимоверных размеров монолог, в такой монолог я немножко не верю. А в такие рыдания – безусловно да.
«Слезы же его от очию, яко поток, течаше. И жалосно вещающи: «О милая моа братья и господие! Како успе, животе мои драгии?.. (то есть «как умерли», «как погибли жизни мои дорогие», дает нам академический перевод).
…Меня единаго оставиша в толице погибели! Про что аз преже вас не умрох?… О земля, о земля! О дубравы! Поплачите со мною! Како нареку день той, или како возпишу его – в он же погибе толико господарей и многие узорочье резанское храбрых удалцев».
Вот это «узорочье рязанских храбрых удальцов» совершенно непереводимо. Потрясающе красивый образ.
«Ни един от нихъ возвратися вспять, но вси равно умроша, едину чашу смертную пиша. Се бо в горести души моея язык мой связается, уста загражаются, зрак опусмевает, крѣпость изнемогает!»
«Зрак опусмевает» – «взор туманится», ну и «крепость изнемогает» переводят как «мужество теряется», я бы сказала, что скорее «тело слабеет».
Заметьте, это вам было выдано в даже не в сокращении, а во фрагменте из монолога. Монолог там гигантский. То есть здесь пошел наш национальный надрыв – и вот это прекрасное «яко труба распаляяся» четко свидетельствует, что герой в своем горе вот так себя накручивает и накручивает. И хотя склонность к надрыву есть черта объективная, но неимоверных размеров монолог – это уже чистейшая художественная литература, это авторский вымысел.
В той же самой «Повести о разорении Рязани Батыем» есть прекрасный образ, который не исторический, а художественный. Это образ Евпатия Коловрата. Я не смотрела фильм «Легенда о Коловрате», мне хватило афиши, потому что, когда я увидела, что у них там с прическами, мне стало дурно. По прическам видно, что фильм не то что к истории, но даже и к литературе не будет иметь никакусенького отношения. Лирическое отступление о прическах. Мужчины тогда не просто носили длинные волосы. Я вам скажу, что сохранились данные о том, что новгородские купцы мало что носили длинные волосы. Вам любая женщина скажет, что длинные волосы – это неудобно. С ними надо что-то сделать. Длинная борода – это тоже красиво, но неудобно. Знаете, какую прическу носили новгородские купцы? Они свои длинные волосы заплетали в две косы, и свои длинные бороды они заплетали в две косы. Представьте себе таких вот древних русичей. Четыре косы у каждого, и всё это изображено в немецкой деревянной резьбе. Это немножко порушит наши представления о Древней Руси, но, черт побери, это же красиво! И брутально. Борода в косах невероятно брутальна.
Сейчас мы почитаем про Евпатия Коловрата, потому что там есть очень любопытные моменты, из которых следует, что это чистая художественная литература. К воинским повестям надо всегда относиться с большой осторожностью и помнить, что перед нами художественное произведение, а не стопроцентная фактография. И в частности, все описания битв русских князей с татарами будут сводиться к тому, что князья выводят дружины в поле и в поле с татарами сражаются. В то время как реально, судя по всему, они встречали их за стенами. Но с точки зрения художественного текста, главное, что должен проявить воин, – это удаль. Это главная воинская ценность. И поэтому нельзя быть удалым, нельзя быть храбрым, благоразумно сидя за стенами.
Заметьте здесь один важный момент, который уже надо объяснять современному человеку. Мы с вами почему очень сильно потеряли в эмоциях? Потому что мы стали прагматиками. Мы стали очень сильно нацелены на результат. В то время как мало что в тринадцатом веке, но и в сравнительно недавнем прошлом было важнее, как ты что-то сделаешь, чем что ты получишь. Забегая немножко вперед, но в тему. Давеча у меня случилась дискуссия о причине гибели Андрея Болконского. Андрей Болконский почему погиб? Потому что когда рядом упала граната, то он не бросился на землю, спасаясь от осколков, а остался стоять. Да и молодому офицерику, который благоразумно бросился на землю, Андрей успел сказать: «Стыдно», – после чего граната взорвалась, он получил свой осколок, от которого в итоге умер. С нашей точки зрения, кто есть Андрей Болконский? Идиот. Потому что мы нацелены на результат. Результат должен быть – сохранить свою жизнь. В то время как Андрей Болконский честь ставит значительно выше жизни. Русские князья, судя по всему, всё-таки не настолько часто встречали татар в поле, насколько это описано в «Сказании». Но с литературной точки зрения это совершенно необходимо. Литературный персонаж, положительный герой, просто обязан проявлять удаль. И в этом смысле между рязанскими князьями и Андреем Болконским (а все они хоть и не без реальных прототипов, но