, конечно, дает. Но этот результат оказывает скорее усугублением тех проблем, которые есть в обществе: закручиванием гаек. Об этом мы будем говорить сегодня подробно. Но сначала всё-таки о том, что такое Новиков.
Новиков действительно одна из величайших фигур XVIII века. Одна из значительнейших фигур в истории русской культуры и русской литературы. Что же он сделал? Запомните первое и главное: его полемика с Екатериной – это весьма печальная страница в его биографии, это то, чего стоит стыдиться, а не восхвалять, и нам приходится это разбирать просто потому, что советская культура именно эту мерзость вознесла. А заслуги его совершенно другие. Когда Новиков слегка успокоился, он занялся делом. Каким же делом он занялся? Дел у него было так много, что я буду в конспект подглядывать, наизусть я всего вам не перечислю. Поехали.
Он издает десять томов «Древней Российской Вивлиофики». «Вивлиофика» – это в византийском произношении слово, которое вы знаете в античном произношении: библиотека. Итак, Новиков собирает древнерусские тексты. Благодаря ему опубликована та часть древнерусской литературы, которая была известна на 1770 год («Слово о полку Игореве» еще не нашли), – вот уже десять томов набралось. Оцените: именно он открывает нам древнюю русскую литературу. Еще он издает «Древнюю Российскую Идрографию» – это даже не «гидрография», это вообще география, причем текст был составлен при Федоре Алексеевиче. Новиков – издатель «Скифской истории», «Родословной книги князей и дворян российских и выезжих» (весьма ценной для генеалогических исследований; советский учебник, разумеется, об этом труде молчит). И замечу, что для издания «Вивлиофики» ему был нужен доступ в хранилища – и кто его давал? Екатерина. И деньги спонсорские на это были нужны. И кто их давал? Угадайте с трех раз. Она, матушка. Так что их отношения отнюдь не исчерпывались лаяньем в блогах. Хотя кончится всё для Новикова ой как плохо – заточением в Шлиссельбурге без суда… и причины не ясны, скорее всего, слишком активная общественная деятельность и спасение крестьян во время голода (он растратил более пятидесяти тысяч личных денег и спас более ста деревень!), а это, естественно, «вольнодумство». Разные есть версии этого заточения без суда… Я только хочу обратить ваше внимание на даты: 1769 год – та самая полемика, 1773–1776 годы – издание «Вивлиофики», 1787 год – голод и спасение крестьян и 1792 год – арест. Между полемикой и арестом – двадцать три года! Между полемикой и поддержкой императрицей «Вивлиофики» – четыре года. Поэтому считать, что Екатерина расправилась с ним за хамство в тех листках, абсурд. Скорее всего, она испугалась того, какую власть над умами забрал этот человек.
Я отнюдь не закончила о Новикове как издателе. Он выпускает первый в России литературный словарь «Опыт исторического словаря о российских писателях». Как видите, он систематизирует всю нашу литературу в том виде, в котором она к последней четверти XVIII века существовала. Собственно, чем замечателен этот словарь? Он замечателен тем, что очень четко показывает, что у нас на момент 1770 года существует отечественная литература, что не только на Западе есть писатели и поэты, не только французские, немецкие и прочие авторы, но и русские тоже существуют. Так что Новиков еще и неплохо воспитывает патриотизм. Дальше. В 1778 году он берет в аренду абсолютно провальное на тот момент предприятие – типографию Московского университета. Он ее расширяет и начинает массовое печатание книг. Причем его лавки в Москве и Петербурге – это дает какой-то более-менее доход, но он начинает рассылать просто бесплатно свои книги в провинцию. Этого мало! Он создает первую публичную библиотеку в Москве. Понимаете ли вы смысл этих простых слов: «публичная библиотека»? – в наше-то время, когда в том, что касается книг, коммунизм наступил так, как мы в детстве и не мечтали! А у них нет коммунизма, у них треклятый царизм, и книгу ты можешь или купить, или взять у знакомых, ежели у них есть привычка книги покупать… а тут вдруг общедоступная библиотека. Это просто переворот в культуре, пусть пока и в масштабе одной отдельно взятой Москвы. Но Москвы ему мало! Он идет на захват Северной столицы и учреждает там сначала одно, а потом и второе училище, причем часть студентов там училась бесплатно.
И, как я уже сказала, у Николая Ивановича были книжные магазины по Москве. С одной стороны, это просветительство, с другой – ну хоть немножечко вернуть себе вложенные средства. А по провинциям, по народным и духовным училищам он рассылал книги бесплатно. Это еще не всё. Вернулись к его журнальной деятельности. Помимо сатирических журналов, которые у него были по молодости, он издавал «Петербургские ученые ведомости» – библиографические обзоры, аналитика свежих публикаций, причем не только научных, но и художественных. То же, что и в «Словаре»: показывает, как развивается русская мысль. «Утренний свет» – первый русский философский журнал. В основном переводные работы. Причем доход от него шел на благотворительность (ну да, на какие деньги он будет бесплатно учить в своих училищах? – а вот на эти), а поскольку денег надо было много, то журнал, помимо мистики и прочих высоких материй, призывал жертвовать на училища… вы же понимаете, что в конце осьмнадцатого столетья философией в России увлекались люди отнюдь не бедные, поэтому, не мучая вас датами, скажу, что сроки существования оного журнала и училищ Новикова примерно совпадают.
Вы не устали от этого списка? Устали. Делаем перерыв и открываем легкое чтение. «Модное ежемесячное издание, или Библиотека для дамского туалета». Первый женский журнал. Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей. Хотя Новиков больше думал о том, чтобы дамы читали что-то качественное, поэтому журнал был скорее литературным и, к сожалению, особого успеха не имел. Наконец, Новиков создает первый в России журнал… для детей. Да, да, вспомните детство и «Мурзилку» и оцените, что первым у нас это начал делать тоже Николай Иванович. Журнал «Детское чтение для сердца и ума», и один из сотрудников там – молодой Карамзин. Говорят, работал за гроши. Но вы понимаете, что у Новикова такие расходы, что платить приличные гонорары ему ну никак не по карману. Я еще не упомянула, как он поднял тиражи «Московских ведомостей» в семь раз и сколько приложений к этой газете он придумал и издавал… Такой вот список заслуг. Поэтому если мучить студента на экзамене вопросом, в чем заслуга Новикова перед русской культурой, то эта заслуга сводится к одной очень простой фразе: он создал русского читателя.
Лирическое отступление. Когда ваша покорная слуга была студенточкой, был у нас очень хороший педагог, Алексей Михайлович Песков его звали, не знаю, здравствует ли он, лет ему должно быть уже немало. Прежде всего он запоминался тем, что он, несмотря на рыжину волос, был невероятно похож на Пушкина. Но первое, что мы замечали в его внешности, это то, насколько же он обезьяна. Когда до нас доходило, что он просто ходячий портрет Пушкина, то нас накрывал следующий культурный шок: господи, неужели светило нашей поэзии было настолько обезьянообразным?! Это первое, что вспоминаешь об Алексее Михайловиче. Он был очень тонкий ученый, прекрасный педагог (кстати, чуть не съел меня на вступительном экзамене, но в итоге поставил пятерку). А вспомнила я о нем вот почему. Однажды он разрушил все наши стереотипы, он сказал: в XVIII веке вся русская литература жила примерно в районе Моховой улицы в Москве. Причем, сказал нам Алексей Михайлович, там жили не только писатели, там же жили и их читатели. И мы в шоке. Мы привыкли мыслить масштабами «самой читающей страны в мире», а тут – пара улиц! Вот что была русская литература до Новикова.
Благодаря Новикову русские люди начали читать. Книжные лавки Новикова продавали двести тысяч книг в год! Так что если говорить об истории просвещения в России, то Новиков – это одна из первейших фигур. Да, он известен не этим, к нашему стыду. И читать-то нам придется полемику с Екатериной.
Екатерина Вторая была фигурой не только значительной, но и знаковой для русской культуры, и недаром весьма демократический товарищ Белинский всячески ее хвалит, и недаром он пишет, что она, будучи немкой по происхождению, смогла сделаться более русской, чем многие русские по крови. И он же пишет, что отличительной особенностью века Екатерины была народность, и сама Екатерина смогла именно русский народный характер парадоксальным образом в себе воплотить.
Лирическое отступление о Екатерине. Я только что из Симферополя, там восстановили памятник Екатерине, очень удачный, очень красивый. И еще там сделали одну прелюбопытнейшую вещь. При въезде в Севастополь стоит арка, типичная советская: «Севастополь – город-герой», на арке ордена. Мне крымчане с удовольствием рассказывали, что эта арка простояла всё время после распада СССР, украинские власти неоднократно хотели ее снести, но севастопольцы не давали. Достояла арка до российской власти. Единственное, чем сейчас отличается эта арка от своего советского вида, – не угадаете. Что изменилось? Перед ней поставили бюсты Екатерины и Потемкина. Стало совсем органично. Арка от них похорошела. Потому что арка-то по сути триумфальная, имперская, и бюсты перед ней – часть ее стиля. И, кстати, аэропорт симферопольский хотели сделать имени Екатерины, но, к сожалению, не сложилось. Да, сейчас начинают оценивать огромный вклад Екатерины в русскую культуру.
И на фоне этого – укор Новикова в ее адрес, что, дескать, что-то у нее не по-русски сказано, это хуже, чем бестактность. Да… пыл полемики, молодой еще был, горячий. Ему двадцать пять лет было! Ну кто бывает рассудительным и дальновидным в двадцать пять, даже с учетом того, что тогда взрослели раньше! Если вы слушали мою лекцию по «Подростку», вы это знаете очень хорошо. Феномен подростковости, когда ты хочешь приносить пользу, но получается, как говорит молодежь, «подвергать ласке, наносить пользу и причинять добро». То есть пока ты молод, энергии у тебя полно, что делать – ты еще не знаешь, и поэтому ты невольно больше рушишь, чем строишь. Новиков в пылу полемики ляпнул, что не по-русски сказано. Но надо понимать, что действительно язык Екатерины был более русский, чем язык той поэзии, которой мы с вами второй четверг подряд наслаждаемся. И проблема была не в ее слабом знании русского языка, которым она явно владела лучше многих русских, а в самой неразработанности языка.