С Гаврилой свет-Романовичем еще более любопытная ситуация. Для него и поэтическим, и политическим взлетом нечаянно оказалась ода «Фелица». Почему «нечаянно»? Потому что Державин эти стихи написал вполне искренне, императрицу он похвалил вполне искренне и показал стихи друзьям, а дальше – система семи рукопожатий, она и в XVIII веке была (даже думаю, что меньше семи было в дворянской среде), так что стихи очень быстро попали к Дашковой, а от Дашковой уже к Екатерине. Она была в восторге, подарила Державину табакерку, выдала ему не помню сколько червонцев. И начинается его политическая карьера. Екатерина его сначала делает олонецким губернатором, но он поссорился с местным начальством, потому что, видите ли, был слишком радикальным в своих действиях. Тогда его перевели в Тамбов, также на должность на должность губернатора, но и там не ужился. Затем императрица сделала его своим секретарем. Дальше учебник говорит, что Державин стал придворным поэтом, тра-та-та… это всё, конечно, сложнее. Придворным поэтом он не стал. Но в итоге Екатерина делает его сенатором с чином тайного советника, освобождает от должности секретаря. Учебник говорит, что это был фактический разрыв с императрицей, а реально это было, видимо, вот что. Должность личного секретаря императрицы – это социальный лифт. Екатерина брала в секретари людей не особо знатных, которые тем самым получали возможность сделать карьеру. Из секретарей в сенаторы, да. А при Александре Державин становится министром юстиции, затем уходит в отставку. Вот его карьера.
Я уже говорила много хороших слов в адрес матушки-императрицы, цитировала Белинского, который писал, что эпоха Екатерины – это эпоха народности и сама Екатерина, будучи немкой по происхождению, сумела сделаться более народной, чем многие русские. И в частности, Белинский писал о том, что трудно бы пришлось Державину, если бы императрице не нравились его стихи. И, кстати, это же Белинский писал и о Фонвизине. Почему я так сильно Радищева-то осуждаю. Потому что Екатерина тех, кто выражается умеренно, сама же и приветствовала.
Итак, по части политики «Фелица» оказалась для Державина выстрелом из пушки – ррр-раз и на Луну. Я уверяю вас, по части поэтики она оказалась примерно тем же, но уже для всей нашей литературы. Что делает Державин? Он берет оду. Что есть ода? Ода есть жанр классицизма, хвалящий, как вы понимаете, кого-нибудь высокостоящего с позиций… каких?.. с позиций абстрактных. То есть в оде личность поэта не подразумевалась. Это похвала с позиций вечности. Как я вам уже мильён раз говорила, у нас в России всё идет каким-то русским зигзагом: и хорошее, и плохое – у нас всё идет не по правилам. Что делает в «Фелице» Державин? Он вводит личность поэта. Его похвала Фелице – не от вечности, а от сердца. Но этого мало.
Помимо всевозможных хороших слов в адрес Фелицы он говорит, например, следующее:
Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом…
Едина ты лишь не обидишь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачествы сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного…
Там с име нем Фелицы можно
В строке описку поскоблить,
Ил и портрет неосторожно
Ее на землю уронить,
Там сва деб шутовских не парят,
В ледовых банях их не жарят…
и т. д.
Вы видите, что здесь в оду вторгается сатира: вот мурзы, то есть вельможи, неправильные и нехорошие, и вот им противопо ставляется Фелица, сиречь Екате рина. Смешение оды и сатиры – это революция для того времени. Мы с вами давеча выясняли, что преступлением могло считаться смешение мужских и женских рифм в одном стихотворении. А тут смешивают жанры! Три жанра сразу: оду (вневременное прославление), сатиру (вневременное обличение) и стихи как жанр, то есть выражение личности. Помните, у Новикова в «Трутне» первый листок, где он обрисовывал себя в виде этакого сибарита? В «Фелице» есть аналогичная цитата. Поэт создает некий авторский образ, причем понятно, что это не он сам, это лирический герой. Смотрите:
А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою (химеры –
то есть воображаемые образы)
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам о бращаю;
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устр ашаю взглядом;
То вдруг, прельщаяся нарядом,
Скачу к портному по кафтан.
И дальше он долго, в несколько строф, перечисляет, какими пустыми делами он занят. Получается, что Фелица вся такая замечательная, а он, простой человек, живет сове ршенно банальными вещами:
Иль, сидя дома, я прокажу,
Играя в дураки с женой;
То с ней на голубятню лажу,
То в жмурки резвимся порой;
То в свайку с нею веселюся,
То ею в голове ищуся.
Вы поняли смысл этого выражения? Да-да-да, насекомых всяких в волосах ищут. О насекомых в волосах лирическое отступление. Вы понимаете, что парики восемнадцатого века – это такой рассадник всевозможной живности, что ой. А будем мы с вами проходить, между прочим, Тургенева. И в «Дворянском гнезде» между делом у героини, причем не главной, проскакивает мысль, что хорошо, что сменилась мода, потому что пудриться для нее было смерть, то есть эти пудренные парики были не просто из накладных буклей… поговорим немного о нашем, о женском, о лаке для волос… какой лак для волос в восемнадцатом веке? Из чего он делается? (Из зала: из воска?) Мечтательницы. Это был бараний жир. Вам эту всю конструкцию, которая, по счастью, в основном не из ваших волос, но в ее основе ваша живая кожа, обливают горячим бараньим жиром. А потом он застывает, а потом всё это пудрится. Да, пахнет интересно. А для чего духи-то нужны? Вот за этим духи и придумали, а не чтобы подчеркнуть индивидуальность. Так они и жили в своем прекрасном восемнадцатом веке, пока не пришел ампир и не снял с них этот рассадник блох.
Таков, Фелица, я развратен!
Но на меня весь свет похож.
Кто сколько мудростью ни знатен,
Но всякий человек есть ложь.
Не ходим света мы путями,
Бежим разврата за мечтами.
Между лентяем и брюзгой,
Между тщеславья и пороком
Нашел кто разве ненароком
Путь добродетели прямой.
Ну и дальше по контрасту:
Едина ты лишь не обидишь,
Не оскорбляешь никого,
Чудачества сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного…
и так далее, и так далее. Естественно, всё это очень понравилось Екатерине.
Но я о другом. Образ обычного, рядового человека – в оде?! Всю систему жанров классицизма Державин отправляет, простите за научный термин, к чертям собачьим. Ну как так?! Так нельзя писать. Это недопустимо. Нарушены все правила, все законы. Браво, Гаврила свет-Романыч. Это он только начал. А мы с вами продолжаем.
За пять лет до этих событий родился будущий император Александр Первый. Гавриил Романыч написал по этому поводу… приготовьтесь к скандалу, я вам объясню, где надо возмущаться (или падать в обморок). По случаю рождения следующего в цепочке наследников Державин пишет «Стихи на рождение на Севере порфирородного отрока». На день рождения императорского высочества надо писать оду, все приличные люди пишут оду! Он пишет «стихи». Чем стихи отличаются от оды? Ода есть жанр торжественный и официальный. Стихи есть жанр, обозначающий личностное отношение, выражение чувств частного лица. Так что безобразничать с жанрами Державин начал еще до «Фелицы». Я напомню на всякий случай, что имя Фелица (от латинского felis – «счастливая») из сказки, которую Екатерина для Александра написала. Да, она писала для внука сказки, как могла, так и писала, другие писали хуже.
Итак, «Стихи» по случаю рождения Александра. Целиком я вам их читать не буду, процитирую то, что очень удачно и здорово и очень по-хорошему хулигански, а остальное там всё более-менее благопристойно, и вообще у Державина еще поэтический язык не разработан. Итак, рождение наследника положено воспеть одой, ода есть произведение античной культуры, там должны действовать античные боги. Ну… и они тут действуют. Вы рано смеетесь, я еще ничего не процитировала. Возникла маленькая проблема. Отрок-то родился в России, и поэтому античных богов срочно, экстренно, по случаю рождения порфирородного отрока, переправляют в Россию-матушку, в ту погоду, которая там тогда и была. И поэтому поехали:
С белыми Борей власами
И с седою бородой,
Потрясая небесами,
Облака сжимал рукой…
Дальше хуже:
Сыпал инеи пушисты
И метели воздымал,
Налагая цепи льдисты,
Быстры воды оковал.
Вся природа содрогала
От лихого старика…
Да-да, такой родной персонаж! Некрасов еще свой «Мороз, Красный нос» не написал, Островский тем паче, но образ уже шагает по нашей литера туре, хотя пока, как видите, называется по-античному Бореем.
От Деда Мороза (простите, от Борея) идем дальше:
Убегали звери в норы,
Рыбы крылись в глубинах,
Петь не смели птичек хоры,
Пчелы прятались в дуплах…
что вполне логично, раз уж у нас Борей; Борей – северный ветер. Но нам же здесь, в картине русской зимы нужна античность, да? Приготовьтесь. Их загрузили вместе с Бореем, переправили весь античный кордебалет в русскую зиму. Садист! Изверг!