Потрясение рождало и новые надежды.
На обложке красной брошюры значилось: “По прочтении немедленно вернуть в райком…” Но этот доклад читали на заводах, фабриках, в учреждениях, в институтах. Не будучи опубликован, он стал всенародным секретом…
Даже те, кто и раньше многое знали, даже те, кто никогда не верили тому, чему верила я, и они надеялись, что с XX съезда начинается обновление», – вспоминала известная правозащитница Р. Орлова.
События в общественной жизни обнадеживали, окрыляли. В жизнь вступало новое поколение интеллигенции, объединённое не столько возрастом, сколько общностью взглядов, так называемое поколение шестидесятников, которое восприняло идеи демократизации и десталинизации общества и пронесло их через последующие десятилетия.
Пошатнулся сталинский миф о единой советской культуре, о едином и самом лучшем методе советского искусства – социалистическом реализме. Оказалось, что не забыты ни традиции Серебряного века, ни импрессионистические и экспрессионистические поиски 20-х годов. Проза В. Аксёнова («Затоваренная бочкотара» и т. п.), выставки художников-авангардистов, экспериментальные театральные постановки, условно-метафорический стиль поэзии А. Вознесенского, Р. Рождественского, В. Сосноры тех лет, возникновение «лианозовской» школы живописи и поэзии, СМОГа – это явления одного порядка. Налицо было возрождение искусства, развивающегося по имманентным законам, посягать на которые не имеет права государство.
Этой новой культуре, только начинавшей формироваться, противостояли мощные силы в лице причастных к управлению искусством «идеологов» из ЦК и протежируемых ими критиков, писателей, художников. Противостояние этих сил прошло через все годы «оттепели», делая каждую журнальную публикацию, каждый эпизод литературной жизни актом идеологической драмы с непредсказуемым финалом.
И всё же искусство «оттепели» жило надеждой. В поэзию, в театр, в кино, в изобразительное искусство и музыку ворвались новые имена; Б. Слуцкий, А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Б. Ахмадулина, Б. Окуджава, Н. Матвеева. Заговорили долго молчавшие Н. Асеев, М. Светлов, Н. Заболоцкий, Л. Мартынов…
Возникли новые театры: «Современник» (1956 год; режиссер О. Ефремов), «Театр драмы и комедии на Таганке» (1964 год; режиссер Ю. Любимов), театр МГУ… В Ленинграде возобновили работу Г. Товстоногов и Н. Акимов; на подмостки возвратились «Клоп» и «Баня» В. Маяковского, «Мандат» Н. Эрдмана… Посетители музеев увидели картины К. Петрова-Водкина, Р. Фалька, раскрывались тайники спецхранов, запасники в музеях.
В кинематографии появился новый тип киногероя – рядового человека, близкого и понятного зрителям. Подобный образ был воплощен Н. Рыбниковым в фильмах «Весна на Заречной улице», «Высота» и А. Баталовым в фильмах «Большая семья», «Дело Румянцева», «Дорогой мой человек», «Девять дней одного года».
После XX съезда партии появилась возможность по-новому осмыслить события Великой Отечественной войны. До истинной правды, конечно же, было ещё далеко, но на смену ходульным образам в произведениях на военную тему приходили обыкновенные, рядовые люди, вынесшие на своих плечах всю тяжесть войны. Утверждалась правда, которую иные критики презрительно и несправедливо называли «окопной». В эти годы были опубликованы книги Ю. Бондарева «Батальоны просят огня», «Тишина», «Последние залпы»; Г. Бакланова «Южнее главного удара», «Пядь земли»; К. Симонова «Живые и мертвые», «Солдатами не рождаются»; С. Смирнова «Брестская крепость» и др.
Военная тема по-новому прозвучала в первом же программном спектакле «Современника» «Вечно живые» по пьесе В. Розова.
Лучшие советские фильмы о войне получили признание не только в нашей стране, но и за рубежом: «Летят журавли», «Баллада о солдате», «Судьба человека».
Особое звучание в период «оттепели» приобрела проблема молодёжи, её идеалов и места в обществе. Кредо этого поколения выразил В. Аксёнов в повести «Коллеги»: «Моё поколение людей, идущих с открытыми глазами. Мы смотрим вперёд и назад, и себе под ноги… Мы смотрим ясно на вещи и никому не позволим спекулировать тем, что для нас свято».
В «оттепельные» годы к читателю вернулись талантливые проза и поэзия. Публиковались стихи А. Ахматовой и Б. Пастернака, возродился интерес и к их раннему творчеству, вновь вспомнили об И. Ильфе и Е. Петрове, С. Есенине, М. Зощенко, были изданы еще недавно запретные книги Б. Ясенского, И. Бабеля, Б. Пильняка… 26 декабря 1962 года в Большом зале ЦДЛ прошел вечер памяти М. Цветаевой. Перед этим вышел небольшой сборничек её стихов. Современники воспринимали это как торжество свободы.
Возникали новые издания, в старые приходили более прогрессивные редакторы: «Новый мир», вновь возглавляемый А. Твардовским, «Юность», «Москва», «Литературная газета», альманахи «Литературная Москва» и «Тарусские страницы»… Здесь увидели свет первые произведения новой русской литературы.
В начале сентября 1956 года впервые во многих городах был проведен Всесоюзный День поэзии. Известные и начинающие поэты «вышли к народу»: стихи читались в книжных магазинах, в клубах, в школах, институтах, на открытых площадках. В этом не было ничего общего с пресловутыми «творческими командировками» от Союза писателей прежних лет.
Стихи ходили в списках, переписывались, заучивались наизусть. Поэтические вечера в Политехническом музее, концертных залах и в Лужниках, на многотысячных стадионах, собирали огромные аудитории любителей поэзии.
Поэты падают,
дают финты
меж сплетен, патоки
и суеты,
но где б я ни был – в земле, на Ганге, —
ко мне прислушивается
магически
гудящей
раковиною
гиганта
ухо
Политехнического! —
так в стихотворении «Прощание с Политехническим» определил А. Вознесенский взаимоотношения поэта и его ценителей.
Пафос времени выразил Евг. Евтушенко в поэме «Братская ГЭС»: «Еще не всё – технический прогресс, / Ты не забудь великого завета: / “Светить всегда!“ Не будет в душах света – / Нам не помогут никакие ГЭС!»
Причин поэтического бума было немало. Это и традиционный интерес к поэзии со времен Пушкина, Некрасова, Есенина, Маяковского, и память о стихах военных лет, которые помогали выстоять, и гонения на лирическую поэзию в 30-е и послевоенные годы… Поэтому, когда начали печатать стихи, свободные от морализаторства, публика потянулась к ним. Особый интерес вызывали «эстрадники», стремившиеся осмыслить прошлое, разобраться в настоящем. Их задиристые стихи будоражили, заставляли включаться в диалог, напоминали о поэтических традициях В. Маяковского. В библиотеках выстраивались очереди. Всё это воспринималось современниками как приметы духовного обновления.
Возрождению традиций «чистого искусства» XIX века, модернизма начала XX века способствовали издание и переиздание, хотя и в ограниченных объемах, произведений Ф. Тютчева, А. Фета, Я. Полонского, Л. Мея, С. Надсона, А. Блока, А. Белого, И. Бунина, О. Мандельштама, С. Есенина.
«Запретные» ранее темы начали интенсивно осваиваться литературоведением. Труды о символизме, акмеизме, литературном процессе начала XX века, о Блоке и Брюсове еще нередко страдали социологизаторским подходом, но все же вводили в научный оборот многочисленные архивные и другие историко-литературные материалы, открывали тайны отечественной поэтической истории. Небольшими тиражами, но публиковались работы М. Бахтина, труды Ю. Лотмана, молодых ученых, в которых билась живая мысль, шли поиски истины.
Интересные процессы происходили в прозе. В 1955 году в «Новом мире» был напечатан роман В. Дудинцева «Не хлебом единым». Энтузиасту, изобретателю Лопаткину всячески мешали бюрократы тина Дроздова. Роман заметили: о нём говорили и спорили не только писатели и критики. В коллизиях книги читатели узнавали самих себя, друзей и близких.
В Союзе писателей дважды назначали и отменяли обсуждение романа на предмет издания его отдельной книгой. В конце концов большинство выступающих роман поддержало. К. Паустовский увидел заслугу автора в том, что он сумел описать опасный человеческий тип: если бы не было дроздовых, то живы были бы великие, талантливые люди – Бабель, Пильняк, Артём Весёлый… Их уничтожили дроздовы во имя собственного благополучия… Народ, который осознал свое достоинство, сотрёт дроздовых с лица земли. Это первый бой нашей литературы, и его надо довести до конца. Каждая публикация подобного рода воспринималась в контексте времени как победа над старым, прорыв в новую действительность.
Трагическим событием и для автора, и для дальнейшего развития литературного процесса в стране стала травля Б.Л. Пастернака в связи с присуждением ему Нобелевской премии. В романе «Доктор Живаго» Пастернак утверждал, что свобода человеческой личности, любовь и милосердие важнее революции. Человеческая судьба – судьба отдельной личности – выше идеи всеобщего коммунистического блага. Пастернак оценивал события революции вечными мерками общечеловеческой нравственности в то время, когда наша литература все больше замыкалась в социальных рамках.
31 октября 1958 года в Доме кино состоялось общее собрание московских писателей. Критиковали роман, который почти никто не читал, всячески унижали автора Сохранилась стенограмма собрания (она опубликована в книге В. Каверина «Эпилог»).
Пастернака вынудили отказаться от Нобелевской премии. В 1959 году он написал горькое и провидческое стихотворение:
Что же сделал я за пакость,
Я, убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.
Но и так, почти у фоба,
Верю я, придёт пора,
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра.
Самым значительным достижением «оттепельной» прозы стала публикация в 1962 году рассказа А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Он произвел на А.Т. Твардовского, который вновь возглавлял «Новый мир» (с 1958 по 1970 год), сильное впечатление. Решение публиковать пришло сразу же, но потребовался весь дипломатический талант Твардовского, чтобы осуществить задуманное. Он собрал восторженные отзывы самых именитых писателей – С. Маршака, К. Федина, И. Эренбурга, К. Чуковского, назвавшего произведение «литературным чудом», написал введение и передал текст Генеральному секретарю, который склонил Политбюро разрешить публикацию рассказа «Один день Ивана Денисовича».