Сорокин квалифицировался литературоведением как постмодернист. Его Роман из одноименного произведения – типичный симулякр, т. е. копия без оригинала В облике, в языке Романа, в ситуациях, в которые он попадает в начале повествования, сквозит что-то неуловимо тургеневское, хотя подобного героя у И.С. Тургенева нет и быть не может. Однако неожиданно, совершенно немотивированно, по контрасту мягкие элегические картины русской провинциальной жизни позапрошлого столетия резко сменяются жуткими многостраничными сценами кровавых убийств и насилия.
Г. Белая справедливо назвала «чернуху», т. е. изображение низменного в человеческой жизни, одной из главных примет «другой» прозы. Жестокая правда об обществе была призвана обнажить ложь, фальшь, приукрашивание действительности, лицемерие и демагогию, распространённые и в советской жизни, и в произведениях социалистического реализма.
В 70—80-е годы важное место понемногу занимает деревенская проза.
В течение многих столетий Россия была по преимуществу страной крестьянской. Еще в 1897 году городское население составляло всего-навсего 12,7 % общего числа российских граждан. Дело, однако, не только в количественном соотношении. В России, в прошлом, думать и говорить о народе всегда означало думать и говорить о крестьянстве. Какие бы нравственные, эстетические, философские, а позднее и экологические проблемы ни поднимались русскими художниками, они чаще всего соотносились с сельской жизнью. Деревня в общественном сознании всегда была хранительницей национальных духовных ценностей. Лучшие черты русского человека, его мужество, благородство, трудолюбие, терпение, закономерно связывались с обликом крестьянина-труженика. Литература XIX века, о чем бы она ни трактовала, писала о народе, для народа и высшим критерием оценки для нее была народность.
Двадцатый век изменил ситуацию радикально! После двух мировых войн и одной Гражданской, после коллективизации, после попыток построить социализм обезлюдела, обнищала русская деревня. Целые села зияют пустыми окнами и зарастают бурьяном. По прогнозам конца 70-х, сельское население должно было к концу века составить лишь 10 % населения страны. Время внесло свои коррективы: русские беженцы из бывших республик распавшегося Союза, фермерское движение замедлили этот процесс.
Тем не менее приходится признать, что в кратчайший исторический срок, на протяжении смены всего двух-трех поколений в России изменился образ жизни целого народа. Поистине всё переворотилось в стране, да только вот никак не укладывается! Ведь с изменением образа жизни меняются образ мыслей, система жизненных ценностей, социальных и профессиональных ориентаций и т. п.
При этом нельзя не учитывать обстоятельств, в которых протекали все эти процессы. Ещё в начале века главные русские марксисты – Г. Плеханов и В. Ленин, а из писателей – М. Горький видели в крестьянах косную консервативную массу, мешавшую революционному прогрессу, подтверждение чему легко обнаружить в их сочинениях. Начиная с 1917 года крестьянство, если судить не по словам и лозунгам, а по реальной политике, испытывало мощное давление, имевшее целью, как выражались позднее, в 60-е годы, превратить деревню в «кормоцех страны».
С правами личности, проживавшей в деревне, никогда особенно не церемонились. Та часть крестьян, что после революции получила земельный надел («Земля – крестьянам!») и честно на нем работала, в 1929 году была объявлена кулаками – «самыми страшными непримиримыми врагами советской власти» И уничтожена как класс. Ловушка захлопнулась! Затем разразился страшный голод 1932–1933 годов. Затем Отечественная война, снова унесшая миллионы жизней. Затем фактическое возвращение крепостного права – депаспортизация. Отобрав паспорта, власти пытались удержать в деревне хлынувших оттуда крестьян, в первую очередь вернувшихся с войны солдат и офицеров. Затем научно-техническая революция, когда волевыми решениями у колхозников были отняты плодородные земли, ушедшие под заводские постройки и на дно многочисленных водохранилищ. От сердца вырвались слова Дарьи, героини книги В. Распутина «Прощание с Матёрой»: «Нонче свет пополам переломился».
Естественно возникает вопрос: почему столько бед обрушилось на русское крестьянство? Дело в том, что по своей природе, по образу мыслей крестьянин – собственник. Кондрат Майданников из «Поднятой целины» М. Шолохова ночь не спал перед тем, как отвести своих быков на колхозный двор: «с кровью рвал Кондрат пуповину, соединяющую его с собственностью». А кто может быть опаснее для тоталитарного режима, чем собственник, человек самостоятельный, независимый, кого уж никак не заставишь выполнять нелепые распоряжения партийного начальства?
Герой хроники А. Платонова «Впрок» (1931 год) имел скептическое мнение по поводу коллективизации. Этого было достаточно, чтобы писатель получил на свое произведение от первой персоны государства краткую рецензию в одном слове – «сволочь». С тех пор и почти на четверть века из деревенской прозы исчез человек. Трактористы, животноводы, кузнецы и прочие сельские умельцы попадались, а вот человека во всей сложности его внутреннего мира, с его сомнениями и раздумьями, живого человека не было.
Сельская нива в литературе была предметом неусыпного бдения идеологического начальства и цензуры. На ней особенно старательно выпалывались любые ростки живого правдивого слова. И не случайно именно здесь буйно произрастали бесконфликтные сорняки, посеянные С. Бабаевским, Г. Николаевой и другими «сеятелями».
Правда о деревне в урезанном виде стала проникать в литературу только в 50-е годы в очерковых книгах В. Овечкина, Е. Дороша, Г. Троепольского, в рассказах и повестях В. Тендрякова. К 70-м годам уже было создано немало талантливых произведений о деревне, и один из мастеров этого жанра, В.И. Белов, получил право заявить: «Деревенская тема общенациональна».
Деревенская проза 70—80-х годов – это нечто большее, чем книги на сельскую тему, которых и раньше, и позже было в русской литературе предостаточно. Это не просто книги о сельском жителе, но и произведения о русском человеке во всей сложности его бытия в двадцатом столетии, о тех коллизиях, что неизбежно следовали за катаклизмами в русской деревне. Ведь многие горожане были в эти годы переселенцами из деревни. Ф. Абрамов с полным основанием утверждал, что в этих книгах подняты проблемы нашего национального развития, исторических судеб.
В разработке названного круга проблем были задействованы все виды прозаических произведений – от публицистического очерка до романа-эпопеи, все жанры – исторические, социальные, философские, психологические, бытовые, сатирические, лирические и т. п.
Деревенская проза обогатила литературу рядом художественных открытий, создав запоминающиеся характеры мужественных и трудолюбивых Пряслиных, героически преодолевающих бедность, трудности и лишения, что из года в год омрачали их жизнь (тетралогия Ф. Абрамова); образы мудрых старух у В. Распутина («Последний срок», «Прощание с Матёрой»), образ бабушки в «Последнем поклоне» В. Астафьева, хранительницы народной мудрости и вековых традиций высокой нравственности.
Деревенская проза выдвинула яркие образы «бунтарей», пытающихся, несмотря на явное неравенство сил, утвердить в жизни свои принципы социальной справедливости и совестливости, – не желавших мириться с бюрократическим мышлением, с отношениями людей, основанными на голом расчете и соображениях выгоды. Таковы персонажи книг В. Тендрякова, Б. Можаева, чудики В. Шукшина.
Проза нового времени не прошла мимо событий коллективизации, когда откровенным попранием справедливости, насилием над беззащитными, ложью и демагогией подрывались основы народного благосостояния и нравственности. Различные аспекты этой темы затронуты В. Беловым, М. Алексеевым, В. Тендряковым, С. Антоновым, Б. Можаевым и многими другими.
Привлекла внимание повесть В. Тендрякова «Кончина». Умер Евлампий Лыков – председатель колхоза. Что он оставил людям? Приемом ретроспекции писатель восстанавливает жизненный путь колхозного самодержца в сталинском кителе, описывая на примере его колхоза историю русской деревни XX века. Последствия «царствования» Лыкова ужасны: много лет он управлял людьми, разлагая их души цинизмом, демагогией, лицемерием. Тяжко наследие лыковых. Исчезнет ли оно после смерти тирана? – вопрос, который не дает покоя писателю.
Подлинным событием в литературе было появление повести В. Белова «Привычное дело». Вместо стандартных типов – представителей работников «кормоцеха» – перед читателем предстал Иван Африканович Дрынов, характер живой и полнокровный. Белов сказал о крестьянине правда не искажая и не приукрашивая его облика. В частности, он вернулся к старому спору, что велся со времен «Бедной Лизы» Н.М. Карамзина, спору о почве и асфальте, как его представляла современная критика. Что благотворнее для человека – воздух деревенский или городской? У Карамзина сельская жительница Лиза, воплощение многочисленных добродетелей, гибнет после знакомства с Эрастом, олицетворявшим пороки и гнусности городской жизни. Вот кто действительно «любить умеет», так это Катерина, жена Ивана Африкановича. Ее самоотверженная жизнь и трагическая гибель убеждают в этом куда больше, чем самоубийство бедной Лизы.
Позже Белов написал роман «Всё впереди». Его персонажи, городские да с высшим образованием, не выдерживают никакого сравнения с Иваном Африкановичем. Были у Белова среди писателей единомышленники, полагавшие, что все беды России проистекают из города. Их называли «почвенниками», и группировались они вокруг журналов «Молодая гвардия» и «Наш современник».
Спор о почве и асфальте велся долго и страстно, но, похоже, был исчерпан после публикации рассказа В. Астафьева «Людочка». Выросшая в деревне среди нищеты и пьянства, жестокости и безнравственности, героиня рассказа ищет спасения в городе. Но став жертвой грубого насилия, в обстановке всеобщего распада, гниения и маразма, Людочка кончает жизнь самоубийством. Так где же лучше? В деревне? В городе?