Русская литература XIX века. 1880-1890: учебное пособие — страница 20 из 74

Варя оказывается перед выбором одного из трёх путей: жизнь со стареющим капризным отцом, поездка в Петербург на учёбу с Тутолминым или брак с молодым преуспевающим купцом Лукавиным. Какое-то время он представлялся девушке народным «богатырём», но в действительности оказывается лишь одним из «хищников» новой формации.

После случившегося в деревне пожара Варя заболела горячкой, и никто не мог её спасти. Драматическая судьба девушки и пожар символизировали неопределённый путь молодой России в современности.

История «двух пар» в одноимённой повести – Марьи Павловны, сумевшей порвать с мужем-чиновником, и степного помещика Сергея Петровича, с одной стороны, и плотника Фёдора и сельской девушки Лизутки, с другой, подчеркивает пропасть между либерально настроенными господами и простым народом.

Поэтика этих повестей Эртеля имела тенденцию к символике и импрессионизму. Неопределённость желаний Марьи Павловны, неуловимые предчувствия и настроения передаются художником через своеобразие пейзажных картин.

Повесть «Карьера Струкова» изображает постепенное прозрение героя в отношении к правде и в то же время деградацию личности, чья жизнь построена на лжи и компромиссах с совестью. История Алексея Струкова приобретала обличительный характер, раскрывая «постыдную игру» словами и понятиями, в которой погрязло современное общество. В характере героя появляются черты, напоминающие чеховских «рефлектирующих» интеллигентов. Это было последнее художественное произведение Эртеля.

По воспоминаниям дочери, с 1896 г. отец из – за безденежья, «по необходимости», занялся управлением имениями Хлудовых, Е.И. Чертковой, Пашковых и совместить эту работу с литературным творчеством так и не смог. Литература, как он её понимая, требовала полной самоотдачи, а ему приходилось всё больше сил тратить на занятия сельским хозяйством. По словам Натальи Александровны, «внутренняя неизбежность отказаться от художественного творчества была глубокой трагедией последних лет его жизни». Об этом искренне сожалели Толстой, Чехов, Горький, Бунин и другие современники.

Драматическая судьба талантливого писателя-разночинца симптоматична и сама могла бы стать предметом: художественного обобщения. Есть в ней что-то от чеховских героев, раздавленных повседневностью. С большой любовью и уважением вспоминает об Эртеле Бунин: «Какая умница, какой талант, в каждом слове, в каждой усмешке! Какая смесь мужественности и мягкости, твердости и деликатности, породистого англичанина и воронежского прасола!»

В этой беглой характеристике внешнего облика, «стиля» человека видны лучшие черты русской классической культуры, которые так ценил и сам автор этих воспоминаний, осознавая себя последним классическим писателем России, исчезнувшей за революционным рубежом. Неотъемлемой частью этой классической культуры был и А.И. Эртель.


Литература

Костин Г.А. А.И. Эртель. Жизнь и творчество. Воронеж, 1955.

Спасибенко А.П. Эртель – писатель-восьмидесятник. Алма-Ата, 1966.

В.М. Гаршин (1855–1888)

В литературном процессе 70—80-х гг. XIX в. творчество Всеволода Михайловича Гаршина занимает особое место. По словам его современника поэта Н. Минского, он «сделался центральною, героическою личностью своего поколения».

Все, знавшие Гаршина, вспоминали о необыкновенном обаянии его личности, о его мягкости, доброте, честности, ясном уме. «Я часто думал, что если можно представить себе такое состояние мира, когда в человечестве наступила бы полная гармония, то это было бы тогда, если бы у всех людей был такой характер, как у Всеволода Михайловича», – признавался его близкий друг зоолог В.А. Фаусек. «Его окружало всеобщее уважение, он возбуждал единодушную любовь у всех, кто видел его хоть однажды», – писал В.И. Бибиков. В.М. Гаршин обладал исключительной впечатлительностью и «чутьем к боли вообще» (А.П. Чехов).

В детстве он был невольно вовлечён в семейную драму: его мать оставила семью вместе с воспитателем старших детей П.В. Завадским, участником народнического движения. Всеволод Гаршин стал предметом ожесточённой распри родителей. В 1863 г. мать забрала его у отца.

Испытав влияние народнических и толстовских идей, Гаршин не стал ни народником, ни толстовцем. Ключевая идея писателя, определявшая его жизнь и творчество, заключалась в стремлении разделить с народом ношу его страданий, принять на себя большую её часть.

Сюжеты и конфликты его первых произведений преломлены через болезненно напряжённое сознание героя-повествователя. Он сразу заявляет о себе и повествует преимущественно о себе: «Война решительно не даёт мне покоя…» («Трус»); «Как случилось, что я, почти два года ни о чём не думавшая, начала думать, – не могу понять» (Происшествие»). Не случайно на первых порах в творчестве писателя преобладают субъективные формы повествования: монолог-исповедь («Четыре дня» и др.) или два монолога («Художники»), Герой Гаршина – человек страдающий. В основе гаршинских сюжетов часто лежат неразрешимые нравственные коллизии, в его творчестве ощутимо преобладание трагического пафоса.

В 1877 г. Гаршин добровольцем участвовал в русско-турецкой войне, поступив рядовым в пехотный полк. С этим жизненным опытом связан его литературный дебют. Первый рассказ – «Четыре дня» (1877) – написан в госпитале, где Гаршин находился после ранения.

Рассказ сразу принес Гаршину известность. В нем повествуется о физических и нравственных мучениях тяжело раненного солдата, который четыре дня лежит на поле боя рядом с разлагающимся телом убитого им турка. Обострённый субъективизм (повествование ведётся от первого лица), жёсткий натурализм описаний, придание символического смысла описываемым событиям и явлениям обнаружили в этом рассказе яркие индивидуальные черты стилистической манеры Гаршина.

Герой другого рассказа «Трус» (1879) потрясён тем, какой трагедией становится смерть одного человека и как равнодушны люди к сухой статистике военных потерь. И умирающий студент-медик Кузьма, и молодой доктор, не вынесший зрелища чужих мук и покончивший с собой, и погибающий в финале рассказа повествователь представляют собой разные воплощения гаршинского страдающего героя. Бессмысленность уничтожения людьми друг друга на войне мучительна, выход из этого духовного тупика, по Гаршину, один – разделить со всеми общее страдание: «…война есть общее горе, общее страдание, и уклоняться от псе, может быть, и позволительно, но мне это не нравится».

В творчестве Гаршина заметна своеобразная циклизация. Его произведения легко группируются по теме, общим героям или по жанру. Так своеобразным циклом можно считать «военные», «армейские рассказы» писателя «Четыре дня», «Трус», «Денщик и офицер», «Из воспоминаний рядового Иванова»; подчеркнуто связаны между собой рассказ «Происшествие» и повесть «Надежда Николаевна», посвящённые судьбе падшей женщины; Гаршин мечтал издать свои сказки отдельной книжкой с посвящением: «Великому учителю моему Гансу Христиану Андерсену».

О сущности и предназначении искусства Гаршин размышлял в рассказах о художниках. Ещё в годы обучения в Горном институте (1874–1877) будущий писатель пережил страстное увлечение живописью, сблизился с кружком художников-передвижников, выступал со статьями о художественных выставках. Позднее он близко познакомился с Репиным, Ярошенко, Поленовым, Суриковым.

Два разных типа художественного творчества представлены в рассказе «Художники» (1879) в образах Дедова и Рябинина. Первый очарован красотой мира, второй потрясён страданиями людей. Прекрасные пейзажи Дедова противопоставлены картине Рябинина «Глухарь», изображающей рабочего, сидящего внутри котла и принимающего на себя удары молота. Пережив душевное потрясение, Рябинин отрекается от искусства и уходит в сельские учителя.

Антитеза часто положена в основу системы образов в рассказах Гаршина («Художники», «Сигнал», «Attalea prmceps»). Значительную роль в его поэтике играют также символ и аллегория. Сюжеты гаршинских рассказов исполнены философского смысла, тяготеют к универсальным обобщениям. Очевидно пристрастие писателя к символико-аллегорическим жанрам: притча («Attalea prinseps»), легенда («Сказание о гордом Аггее»), сказка («Сказка о жабе и розе», «То, чего не было», «Лягушка-путешественница»).

Рассказ «Attalea princeps» (1880) не был принят М.Е. Салтыковым-Щедриным в «Отечественные записки»: он воспринял это произведение как политическую аллегорию, исполненную пессимизма.

Система образов рассказа-притчи вполне укладывается в традиционный романтический конфликт высокой души и равнодушной сытой толпы. Гаршин показывает высокий подвиг, достигаемый огромным напряжением сил, но остающийся совершенно бесплодным. Высокая цель оказывается иллюзией. Пальма видит вместо вожделенной свободы холодный серый скучный мир: «“Только-то? – думала она. – И это всё, из-за чего я томилась и страдала так долго? И этого-то достигнуть было для меня высочайшей целью?”<…> Моросил мелкий дождик пополам со снегом; ветер низко гнал серые клочковатые тучи». При этом смириться с теплой сырой «тюрьмой» она тоже не может и, значит, обречена на гибель.

Д. Святополк-Мирский писал, что рассказ «Attalea princeps» «пропитан духом трагической иронии». Ирония в том смысле, в каком её понимали немецкие романтики, оказывается одной из значимых составляющих поэтики Гаршина. Именно сквозь призму высокой трагической иронии может быть рассмотрен самый знаменитый рассказ Гаршина «Красный цветок» (1883).

Поэтика рассказа основана на парадоксальном сочетании двух повествовательных планов, «скрещении» двух жанров гаршинской прозы – психологического рассказа и аллегорической сказки-притчи. Главный персонаж наделён всеми чертами романтического героя: его история – это история мученика, ценой своей жизни спасающего мир от зла. В реалистическом, объективном повествовательном плане он оказывается душевнобольным, умирающим от истоще