Однако Белинский высоко оценил «Бедных людей» вовсе не за это: Достоевский обрадовал его как продолжатель «гоголевского направления» в литературе, призывающий к состраданию и гуманизму. «Честь и слава молодому поэту, муза которого любит людей на чердаках и в подвалах и говорит о них обитателям раззолоченных палат: "Ведь это тоже люди, ваши братья!”» – писал он. Критика прежде всего привлёк социальный пафос первого романа Достоевского, и он всячески содействовал его шумному успеху.
Знакомство Достоевского с Белинским и Некрасовым открыло для начинающего литератора двери петербургских салонов (в частности, салона И.И. Панаева), сблизило с известными писателями – И.С. Тургеневым, В.Ф. Одоевским, обрушило на его опьянённую внезапным успехам голову известность среди писателей-современников и их почитателей. Тем более драматичным для Достоевского было последующее расхождение и разрыв со сторонниками «натуральной школы», конфликт с редакцией журнала «Современник» в конце 1846 г.
Взаимоотношения Достоевского с Белинским, спровоцировавшие мировоззренческий переворот писателя, проделали головокружительный виток – от восторга первого знакомства до полного разочарования и разрыва. Поверивший в гениальность начинающего таланта Белинский вызвал ответное чувство доверия и восхищения у Достоевского. По его собственному признанию, он тогда «страстно принял всё учение» Белинского, основанное на атеизме. Единственное, что для Достоевского не опровергалось никакими социальными идеями, – это «сияющая личность Христа», идеальный образ, оставшийся незамутненным и навсегда сохранённым в душе с воспоминаний детских лег.
Едва обозначившееся непонимание между Белинским и Достоевским усилилось после второго произведения – повести «Двойник». То, что было лишь намечено в «Бедных людях», – психологизм, интерес к внутреннему миру героев, нашло яркое, развернутое воплощение в «Двойнике». Выстраданная Достоевским идея двойничества, картина расколотого сознания развернуты в этой повести мощно и убедительно. Но именно эти новые особенности произведения оставляют равнодушными читателей-современников.
Двойственность была характерна и для самого Достоевского, а не только для героев его произведений. Действительно, вспомним, что две важнейшие книги – «История государства Российского» Н.М. Карамзина и Евангелие, – почитаемые и семье Достоевских, предопределили его судьбу.
В 1847–1848 гг., после разрыва с литературным кругом Белинского, у Достоевского преобладает, скорее всего, интерес исторический. Возросший на почве детского увлечения русской историей, думается, он и подтолкнул молодого двадцатипятилетнего Достоевского в кружок М.В. Буташевича-Петрашевского, где спорили об утопическом социализме Фурье, о свободе книгопечатания, об освобождении крестьян, о других государственных реформах. Страстное желание ускорить в России благотворные перемены сблизило Достоевского с одним из самых радикально настроенных петрашевцев – Н.А Спешневым, который организовал свой революционный кружок, где целью провозглашалось совершение «переворота в России», где допускалась даже возможность террора. Впоследствии исследователи отмечали – «демонические черты»– облика Н.А. Спешнева в образе Ставрогииа из романа «Бесы».
Столь явное стремление молодого Достоевского двигаться по исторической горизонтали не могло не привести сначала к модной в то время одержимости идеей спасения России насильственным путем, а затем на эшафот и каторгу. Арест Достоевского и его друзей-петрашевцев произошел в ночь на 23 апреля 849 г., а затем последовали восемь месяцев заключения в одиночной камере Алексеевского равелина Петропавловской крепости.
Церемония казни, которую по приговору военного трибунала совершили над ним и его товарищами 22 декабря 1849 г. на Семёновском плацу, минуты, прожитые у последней черты на грани смерти, резко переломили его жизненное продвижение по горизонтали и заставили одновременно духовно устремляться вертикально вверх. Непоправимый ужас смерти и безмерная любовь к жизни, прочувствованные им в эта минуты, стали главным содержанием опыта духовного преображения в дальнейшем, а мучительное существование как бы распятого на кресле собственного предназначения стало сущностью судьбы Достоевского. Вероятно, для совершения внутренней метаморфозы после каторги ему необходимо было сначала пройти через собственную смерть, принять и пережить её разрушающее, но одновременно и преобразующее воздействие. Этот эффект слитых воедино смерти, любви к жизни и воскресения переживут и герои романов Достоевского.
Возможно, что именно внутренняя раздвоенность привела к тому, что судьба вновь и вновь сталкивала Достоевского лицом к лицу со смертью, подтолкнула его жизнь к разлому, к расколу на две половины, измеряемые страшной мерой: до эшафота и после него.
Достоевский «до» эшафота – это ярко дебютировавшии в литературе молодой писатель, автор многих известных произведений: трёх романов (первого – «Бедные люди» (1845), сентиментального – «Белые ночи» (1848), незаконченного – «Неточка Незванова» (1849); повестей «Хозяйка», «Двойник» (1846); фельетонов «Петербургская летопись» (1847). И одновременно посетитель «пятниц» Буташевича-Петрашевского.
Достоевский «после» – умудрённый опытом каторги философ, пророк, публицист и романист, давший миру великие произведения, навсегда обогатившие русскую и мировую литературу.
Пережив церемонию казни, Ф.М. Достоевскии позже писал: «Приговор смертной казни расстрелянием… прочтен был вовсе не в шутку; почти все приговорённые были уверены, что он будет исполнен и вынесли… десять ужасных, безмерно страшных минут ожидания смерти… но то дело, за которое нас осудили, те мысли, те понятия, которые владели нашим духом, представлялись нам не только не требующими раскаяния, но даже чем-то нас очищающим, мученичеством, за которое многое нам простится». Эта уверенная убежденность в истинности собственных ошибочных взглядов позже воплотится во внутренних монологах Раскольникова после преступления.
Ярким воплощением мировоззрения и творческого стиля молодого писателя стал его рассказ «Маленький герой», написанный во время заключения в Петропавловской крепости между окончанием следствия и объявлением приговора по делу петрашевцев.
Удивительно, а может, и закономерно, что в ожидании смертного приговора Достоевский пишет очень светлое произведение, в центре которого – любовь. Рассказ освещён изнутри романтическим восхищением женщиной, самоотверженной готовностью совершить подвиг во имя прекрасной дамы, стремлением маленького героя спасти её честь. Поразительно, как в небольшом по объему произведении Достоевскому удалось достоверно передать множество оттенков и разновидностей любовных взаимоотношении между мужчинами и женщинами, увиденных одиннадцатилетним подростком, глубокий психологизм в описании переживаний маленького героя. В рассказе уже видны будущие характерные стилевые особенности позднего Достоевского романиста и одновременно еще присутствует манера изложения раннего Достоевского-романтика.
Многими своими мотивами рассказ перекликается с предшествующими произведениями. Еще в «Бедных людях» и «Хозяйке» присутствовал мотив неосознанного ощущения ребенком чего-то неладного, тревожного среди беззаботных радостей и красоты детства; в «Маленьком герое» он становится одним из главных. Варьируются в нем некоторые темы «Неточки Незвановой»: прослеживается зарождение в душе подростка чувства любви-преданности, любви-самоотвержения. Может быть, именно творческое обращение к любви, освещающей любую, даже самую тяжелую жизнь, спасло душу писателя в мрачном каземате. А главное, в небольшом рассказе ярко выражен apxeтип Героя-Спасителя, который, вероятно, владел душой Достоевского на протяжении всего жизненного и творческого пути и впоследствии нашел воплощение в образах многих его героев.
Отмена смертной казни по резолюции Николая I («На 4 года и потом рядовым») дала Достоевскому не только возможность жить дальше, хотя и самым мучительным образом, но и шанс для пересмотра собственных убеждений. Этот процесс шел медленно и трудно. В его основе лежали переживаемые в Омской крепости страдания каторжанина. Своё состояние на каторге Достоевский ощущает как положение, напоминающее смерть: «…те 4 года считаю я за время, в которое я был похоронен живой и зарыт в гробу… Это было страдание невыразимое, бесконечное, потому что всякий час, всякая минута тяготела как камень у меня на душе».
Однако внезапно, неожиданно, как спасение, появилась в его жизни книга из детства, осветила этот каторжный путь и заставила переосмыслить прожитое и проживаемое с иной точки зрения – с точки зрения Вечности. Это было Евангелие – единственная книга, которую разрешалось иметь заключённым, подаренная ему в Тобольском остроге при встрече с жёнами декабристов Натальей Фонвизиной, Александрой Муравьевой и Прасковьей Анненковой.
О том, насколько значимым был этот подарок для писателя и сколь важной оказалась для него заветная книга, свидетельствует тот факт, что Достоевский не расставался с ней до конца жизни и с ней в руках встретил свой смертный час. Ныне сохраняемая в петербургском музее-квартире писателя, она содержит знаки его неустанной мыслительной работы над каждым словом Евангелия.
Поразительно, что в тяжелейших условиях каторги Достоевскому удалось не только сохранить любовь к жизни, но вопреки окружающей действительности не утратить интереса к литературе. Всё увиденное и пережитое в эти годы стало творческим арсеналом писателя. «Сколько я вынес из каторги народных типов, характеров!…На целые томы достанете, – писал он в письме брату Андрею.
Важным событием этих лет стала и женитьба Достоевского в 1857 г. на вдове Марии Дмитриевне Исаевой, брасс с которой просуществовал более семи лет, но не принёс счастья обоим супругам.
Мучительные десять лет (1849 1859 гг.) заключения, каторги и последующего поселения в Семипалатинске привели к полной переоценке мировоззрения писателя.