И Николай Николаевич решает оставить на работе записку: «Я завязал. Пусть дрочит Фидель Кастро. Ему делать нечего» — и слинять. Он представляет, как Кимза бросится к Владе Юрьевне в отчаянии: «Остановится сейчас из-за твоего Коленьки наука». А Влада Юрьевна ответит: «Не остановится. У нас накопилось много необработанных фактов. Давайте их обрабатывать».
В. М. Сотников
Кенгуру
Повесть (1975)
Герой повести обращается к своему собутыльнику: «Давай, Коля, начнем по порядку, хотя мне совершенно не ясно, какой во всей этой нелепой истории может быть порядок». Однажды, в 1949 г., у героя раздается телефонный звонок. Подполковник госбезопасности Кидалла грозно вызывает к себе гражданина Тэдэ (такова последняя блатная кличка героя). Не ожидая ничего хорошего, гражданин Тэдэ сервирует стол на две персоны, думая, сколько же звездочек добавится на бутылке коньяку к его возвращению, смотрит в окно на школьницу, с которой надеется выпить в будущем этот коньяк, снимает клопа со стенки, подбрасывает его под дверь соседки Зойки и идет на Лубянку. «Привет холодному уму и горячему сердцу!» — приветствует Тэдэ Кидаллу, который когда-то отпустил Тэдэ, пообещав приберечь его для особо важного дела. К годовщине Самого Первого Дела органы решают провести показательный процесс. Кидалла предлагает Тэдэ, как обвиняемому по этому процессу, на выбор одно из десяти дел. Все дела — фантастические по своему замыслу и содержанию, что для Тэдэ неудивительно. Он останавливается на «Деле о зверском изнасиловании и убийстве старейшей кенгуру в Московском зоопарке в ночь с 14 июля 1789 года на 9 января 1905 года».
Тэдэ помещают в комфортабельную камеру, чтобы он по системе Станиславского сочинял сценарий процесса. В камере — цветочки, прелестный воздух, на стенах фотографии с картинками, отображающие всю историю партийной борьбы и советской власти. «Радищев едет из Ленинграда в Сталинград», «Детство Плеханова и Стаханова», «Мама Миши Ботвинника на торжественном приеме у гинеколога» — лишь некоторые из множества подписей и фотографий. Тэдэ звонит по телефону той самой школьнице, которую видел из окна своего дома, но попадает к Кидалле. «Этот телефон для признаний и рацпредложений. Подъем, мерзавец! Прекрати яйца чесать, когда с тобой разговаривает офицер контрразведки!» — кричит Кидалла. Оказывается, подполковник видит у себя на экране «омерзительную харю» Тэдэ. После туалета и завтрака приходит профессор биологии — для консультации по вопросам о сумчатых. Кидалла следит за занятиями в камере по монитору, время от времени грубо вмешиваясь. Целый месяц занимается Тэдэ с профессором и узнает о кенгуру все. Кидалла присылает в камеру множество подсадных стукачек, представительниц всех профессий, которым особенно «ценную информацию» поставляет профессор — половой маньяк, С профессором Тэдэ расстается как с другом..
Для лучшего понимания предстоящих задач Тэдэ добивается, чтобы камеру посетил и Валерий Чкалович Карцер, изобретатель чекистской ЭВМ, которая способна моделировать фантастические преступления против советского строя.
Беседы, которые ведет Тэдэ с посетителями своей камеры, переговоры с Кидаллой, слышанное и виденное при этом — все состоит из гротескно подобранных обрывков фраз и лозунгов советской действительности. Фантасмагорией становится и сам процесс, в котором фигурируют представители братских компартий и дочерних МГБ, писатели, генералы, скрипачи. Политбюро во главе со Сталиным, колхозницы с серпами и пионеры. Несмотря на фантастичность происходящего, жизнь государственной машины, у которой главная часть — органы внутренних дел, поразительно узнаваема.
На процессе Тэдэ проходит под очередной кличкой — Харитон устиныч Йорк. Сам себя герой называет другой кличкой: Фан Фаныч. Подсудимый X. у. Йорк по приговору получает высшую меру, но на самом деле — двадцать пять лет. Фан Фаныч описывает лагерь, словно кошмарный сон с мгновенными изменениями времени и места действия, множеством персонажей от надзирателя до Сталина. Через шесть лет, реабилитированный, он возвращается в Москву.
В квартире соседка Зойка в противогазе травит полчища клопов. В комнате Фан Фаныча ждет коньяк, постаревший на шесть лет. Воробьи, залетевшие в открытую когда-то форточку, развели в гнездах многочисленное потомство. Фан Фаныч видит в окно девушку — ту самую школьницу, которой любовался шесть лет назад. Он зовет девушку Иру в комнату и раскупоривает с ней дождавшуюся-таки бутылочку. После недолгого разговора Ира уходит. Фан Фаныч едет на Лубянку, но там ему сообщают, что гражданин Кидалла в органах не работает и никогда не работал и что Фан Фаныч не насиловал кенгуру, а был арестован по ложному обвинению в попытке покушения на Кагановича и Берию. Фан Фаныч, уважая «глухую несознанку», передает привет Кидалле и покидает здание на Лубянке. Через два дня к нему опять приходит Ира, и несколько недель они занимаются любовью.
Фан Фаныч посещает зоопарк и в вольере видит кенгуру Джемму, 1950 года рождения, дочь той, убитой по сценарию показательного процесса. Фан Фаныча вызывает инюрколлегия, — оказывается, австралийский миллионер завещал наследство тому, кто изнасилует и зверски убьет кенгуру, так как кенгуру совершали дикие набеги на поля миллионера. Фан Фаныч отказывается, объясняя, что он был осужден совсем по другому обвинению, но ему объясняют, что стране нужна валюта и он обязан принять наследство. После вычитания всех процентов и налогов Фан Фаныч получает две тысячи семьсот один рубль в сертификатах для магазина «Березка». Он спрашивает своего собеседника: «Ну стоило ли угрохивать шестьдесят миллионов человеков ради открытия этого магазина, в котором продается дрянь, которую в нормальных странах продают на каждом углу за нормальные деньги?» Фан Фаныч обещает Коле купить для его жены Влады Юрьевны джинсы и шубку. Он сообщает, что скоро должна вернуться из Крыма Ира, к приезду которой необходимо вынести во двор все опустошенные бутылки, и предлагает последний тост — за Свободу.
В. М. Сотников
Владимир Емелъянович Максимов [1930–1995]
Семь дней творения
Роман (1971)
Роман посвященистории рабочей семьи Лашковых. Книга состоит из семи частей, каждая из которых называется по дням недели и рассказывает об одном из Лашковых.
Действие происходит, судя по всему, в 60-е гг., но воспоминания охватывают эпизоды из предыдущих десятилетий. В романе очень много героев, десятки судеб — как правило, искалеченных и нескладных. Несчастливы и все Лашковы — хотя, казалось бы, эта большая, трудовая и честная семья могла жить радостно и безбедно. Но время словно прошлось по Лашковым неумолимым катком.
Понедельник. (Путь к самому себе.) Старший из Лашковых — Петр Васильевич — смолоду приехал в Узловое, небольшой пристанционный город, устроился на железной дороге, дослужился до обер-кондуктора, затем вышел на пенсию. Женился он на Марии по любви. Вырастили они шестерых детей. А что в итоге? Пустота.
Дело в том, что был Петр Васильевич человеком идейным, партийным и непримиримым. В жизнь близких он внес «поездную» прямоту и чаще всего употреблял слово «нельзя». Трое сыновей и две дочери уехали от него, а Петр Васильевич упрямо ждал, когда они вернутся с повинной. Но дети не возвращались. Вместо этого приходили известия об их смерти. Умерли обе дочери. Одного сына арестовали. Двое других погибли на войне. Истлела бессловесная Мария. И последняя из детей, Антонина, оставшаяся с отцом, не слышала от него доброго слова. Годами он даже не заглядывал к ней за дощатую перегородку.
В работе его путейской были случаи, памятные на всю жизнь, когда его прямота оборачивалась то добром, то злом. Не смог он простить своего помощника Фому Лескова, который как-то в войну попользовался в рейсе безответной девчонкой-инвалидом. Лесков помер через много лет от тяжелой болезни. Лашков встретил на улице похоронную процессию" и лишь тогда задумался о судьбе Фомы и его семьи. Оказалось, что сын Лескова Николай только вышел из тюрьмы и на всех озлоблен…
Еще был случай — пришлось Лашкову расследовать одну аварию. Если бы не он, молодому машинисту грозил бы арест и расстрел. Однако Петр Васильевич докопался до истины и доказал, что машинист был ни при чем. Прошло много лет, теперь тот спасенный им парнишка стал важным начальником, и иногда Лашков беспокоил его какими-то просьбами — всегда о ком-то или о городе в целом, но никогда о себе самом. Теперь вот именно к этому человеку зашел он похлопотать о Николае Лескове.
В Узловске жил и тот, кому Лашков в свое время приготовил «девять грамм», — бывший начальник станции Миронов. Обвинили его в саботаже, а Лашков опять был включен в опергруппу по расследованию. Начальник районного ЧК надавил, а он поддался и принял решение о расстреле Миронова. Исполнитель приказа, однако, тайно отпустил арестованного. Миронов спасся, потом сменил фамилию и устроился смазчиком на той же дороге.
Старость стала тревожить Петра Васильевича то думами о прошлом, то странными пестрыми снами. Среди воспоминаний было одно, самое глубинное и дальнее: как-то раз в юности во время волнений в депо, когда на площади была перестрелка, Лашков ползком добрался до разбитой витрины в лавке купца Туркова. Ему не давал покоя янтарный окорок, красовавшийся за стеклом. И когда парень, рискуя жизнью, достиг заветного окна, оказалось, что в его руках картонный муляж…
Вот это ощущение чего-то обманного стало одолевать Петра Васильевича. Поколебалось укорененное сознание собственной правильной жизни. Выстроенный им прочный мир будто зашатался. Он вдруг почувствовал горькую тоску оставшейся до сорока лет в девках Антонины. Узнал, что дочь втайне ходит в молельный дом, где проповедует бывший смазчик Гупак — тот самый Миронов. И еще он осознал отчуждение, которое пролегло между ним и его земляками. Все они были людьми хоть и грешными, но живыми. От него же исходила какая-то мертвящая сушь, проистекавшая из черно-белого в