МертвякиИюль, 1999
1
Ответы Липецкого журналистку Иванову действительно не интересовали. Писала она только то, что подсказали заказчики.
…Сегодняшний конфликт вокруг ОАО «Бассейн» выглядит так, будто его заранее расписали по сценарию. Консорциум КАСЕ смело и прямо выступает против консервативного и неэффективного управления обществом, а перепуганный менеджмент «Бассейна» конвульсивно блокирует все попытки провести внеочередное собрание акционеров.
Менеджмент «Бассейна» можно понять. Ведь господину Липецкому и послушному ему директорату удобно сидеть на теплом местечке, разбазаривая акции Общества и абсолютно ничего не делая для тех, кто в отчетах дирекции гордо именуется «наши акционеры».
…Встреча вашего собкора с генеральным директором «Бассейна», – сообщала читателям Полина Иванова, – состоялась в присутствии какого-то адвоката, стыдливо названного господином Липецким «обыкновенным акционером». Правда, известно, что без адвоката в последнее время Николай Иванович ни с кем не разговаривает, даже с женой. Это становится еще понятнее, когда вчитываешься в документы, предоставленные газете сотрудниками аналитического отдела КАСЕ. С одной стороны – резкое падение прибылей «Бассейна», с другой – резкий рост доходов начальствующего состава. Роскошные коттеджи растут как грибы на живописных берегах речки Лиственничной, бывшем райском уголке советских и партийных властей. Если это впрямь коттеджи «самых обыкновенных акционеров», то я и не знаю, что сказать.
Зато знаю, что надо спросить.
Куда уходят миллионы рублей со счетов «Бассейна»?
Не пора ли прояснить позицию губернатора, который столь терпеливо взирает на перипетии борьбы, развернувшейся между консорциумом КАСЕ, кровно заинтересованным в дальнейшем развитии пароходства, и нынешней одряхлевшей, закостеневшей в своем бездействии дирекцией «Бассейна», плывущей в будущее, не имея лоции, не зная фарватера?
Впрочем, дальше окрестностей Лиственничной этим господам плыть не надо. Вот почему важно и нужно заставить господина Липецкого представить специальной комиссии читаемые, достоверные, полные, надлежащим образом оформленные и заверенные копии всех официальных документов, проливающих свет на деятельность дирекции акционерного общества…
Злая баба.
Усмехнувшись, Семин тронул диктофон, работавший в его кармане при встрече журналистки с генеральным директором «Бассейна». Не позвонить ли ей? Позвонить и улыбнуться, что вот мол, госпожа Ив а нова, существует абсолютно точная запись вашего разговора с гендиром «Бассейна». Если авторитетные газеты опубликуют сразу оба варианта, да с соответствующими комментариями, читатели, несомненно, сильно удивятся. Понятно, что при этом тень упадет и на и без того не безупречную репутацию консорциума КАСЕ.
…Ходят слухи, что хозяином заправочного пункта в селе Благушино на самом деле является все же генеральный директор «Бассейна» господин Липецкий. – (Неважно, что это вранье. Главное, намекнуть. Главное, посеять подозрение.) – Процессы приватизации в нашей часто затемнены. Можно даже сказать, что прозрачностью они нигде у нас не отличаются. Если даже заправкой владеет не сам господин Липецкий, а один из его «обыкновенных акционеров», надо бы поинтересоваться деталями сделки. На чье имя она оформлялась? Кем?…
2
Ветерок с реки обдувал лицо.
Низкие берега скользили, уходя за корму катера.
Я был прав, подумал Семин. Интервью Ивановой было подготовлено заранее.
Покачав головой, внес в органайзер: «Золотаревский – двойное интервью Ивановой… Договориться с газетами «Век», «Труд-7», «Новой газетой», «Известиями»… Оценка работы «Бассейна» специалистами…»
…Как вы относитесь к господину Кузнецову? Казалось бы, самый простой вопрос, но господин Липецкий уклонился от ответа. Что, впрочем, немудрено. Ведь его интересует только он сам, его интересует только прибыль, удачно разделяемая с командой. А то, что закрываются детские садики и медпункты, обслуживавшие до того обычных акционеров, господина Липецкого нисколько не волнует…
На первую полосу, кстати, были вынесены фотографии с пожара.
Время ушло, но снимки дымящей гостиницы появились только сейчас. И подобраны они были так, что мощными клубами дыма застлало весь берег. Понятно, даны врезки с испуганными лицами… Даны обдуманные подписи… «Акционеры «Бассейна» глядят, как огонь уничтожает их собственность»… И крупно – полуголая Мария, спускающаяся по лестнице. Снятая так, чтобы в кадр попали голые груди, но не лицо. «Приезжают пожарные, – гласила наглая врезка. – Видят – возле бани мужик ржет: «Опоздали, братки!» – «Как опоздали? – разматывают пожарники шланг. – Баня-то еще горит». – «Ну, баня-то горит, а голые бабы разбежались». И тут же выделенные шрифтом вопросы:
«Тех, кого интересуют эти вовсе не простые вопросы, советуем позвонить лично господину Липецкому, – указывала Полина Иванова. – Это он отвечает за то, как и кем используется недвижимость акционеров Общества».
Тут же приводились номера приемной «Бассейна», рабочий – Липецкого, его же – домашний. В ближайшие дни длинноногой Оксане, да и жене Липецкого придется туго, усмехнулся Семин. Занервничает рыба в тонированном аквариуме. Господин Липецкий, конечно, выдвинет упрямую челюсть, но сделать уже ничего нельзя: запачканная репутация – это запачканная репутация.
Пометил в органайзере: «Золотаревскому – дать в газетах фото и нормальный отчет о пожаре. Прокомментировать снимки свидетельствами пожарников и свидетелей». Пусть читатели знают, что никакая это не гостиничная валютная проститутка спускалась по лестнице, испуганно отворачивая в сторону лицо, а насмерть перепуганная юристка Сибирской регистрационной компании. Это Семину подсказал Элим Золотаревский. – «Раньше не мог сказать?» – «Ты не спрашивал».
Поднял голову.
На носу катера на палубной скамье сидела Мария.
Красный пиджак, красная юбка. Черные чулки, высокий каблук.
Мария явно была смущена приказом Шермана помочь московскому гостю, но таковы причуды жизни. Семин вынул сотовый и набрал номер. Увидел, как юристка вздрогнула.
«Видели сегодняшние газеты?»
«Нет. А что там?»
«Отчет о пожаре в гостинице. Оказывается, газетчики приняли вас за представительницу очень древней профессии».
«Вы, кажется, тоже».
Он усмехнулся и закрыл сотовый.
Вот с Катериной Чистяковой из Рядновки он поговорил бы дольше.
Может, она появится на базе? Мысль странным образом выровняла его настроение. Он сразу ощутил нежность плывущего за бортом пейзажа. Мохнатые ели в неопрятных седых бородах лишайника. Серые обрывы. Заиленные косы. Он глубоко вдохнул влажный воздух. Кажется, Катерина не нуждается в совершенствовании. Колотовкин не понимает – с кем спит. Впрочем, не все ли равно с кем? «И Джуди О`Греди, и знатная леди во всем остальном равны…» По какой-то ассоциации Семин вспомнил звонок Шермана недельной давности. – «Андрей Семенович, я чего звоню? Кузнецов опять на меня наехал. Опять требует выписку из реестра. Теперь категорически. И запрос в этот раз прислал в таком виде, что не придерешься. Отказать мотивированно не могу. А откажу немотивированно – будет выглядеть как саботаж. С Кузнецова станется, подключит Федеральную комиссию по ценным бумагам». – «Да отдайте вы им этот реестр».
Шерман ошеломленно замолчал.
Зато бывший полковник КГБ Федин все понял. Только спросил:
«Пора?»
«Теперь да. Отправлю к тебе юриста с документами».
Семин улыбнулся.
Уголовное дело возбуждено. Опытный следак ждет на базе.
На базу плывет и Мария, присутствия которой при допросе категорически потребовал Шерман. Странно, что Марии так часто звонят. Проверяя некую мысль, набрал номер Золотаревского: «Элим, перезвони». Увидел, как при звонке Элима дрогнули впереди плечи Марии. Да, похожее ее мобильник настроен на их волну. – «Мария тоже на борту? – Золотаревский о подслушке не знал, потому и заржал так нагло, что Семин невольно пожалел юристку. – Помнишь петуха, который все звал приятелей в магазин? Дескать, куры там голые!»
Семин ждал, что Мария спрячет трубку, но она сидела прямо, с каменной спиной.
Ее сотовый, несомненно, ловил входящие Семина. Косоглазый директор регистрационной компании пожелал вести свою игру… Что ж… Берега в нежной дымке… Вода как плавящееся зеркало…
Снова вынув мобильник, он сделал три звонка.
Ничего не значащих, чисто проверочных. Один, кстати, Кузнецову.
Директор КАСЕ, правда, не откликнулся, зато Мария все слышала.
3
В следователе Звонкове ничего необычного не оказалось.
Сухощав, сдержан. Гладкое, незапоминающееся лицо. Семин знал, что года три назад Звонкова выгнали из прокуратуры. Вроде не взял какие-то большие деньги, дурак, вот его и выгнали с помощью тех же денег. Однако, мир не без добрых людей: бывший полковник КГБ Федин подобрал честного служаку.
Протянув руку, Звонков улыбнулся. Улыбка некрасиво искривила нижнюю губу, по щеке пробежал мелкий тик. Был Звонков в штатском, но при оружии: кобура угадывалась под спортивным пиджаком.
– Можете присутствовать при допросе, – кивнул он Семину. Но негромко предупредил: – В допрос ни в каком случае не встревать.
– А если понадобится задать вопрос?
– Тогда через меня.
– Понятно.
4
В старом низком кресле напротив окна сидела рыхлая баба в допотопной, затертой до блеска бархатной жилетке, в серой юбке ниже колен. Голые щиколотки покусаны комарами, лицо в морщинках. Серая кожа бабы странным образом оттенила нежный загар Марии.
Семин устроился рядом с Марией.
Следак неторопливо снял пиджак, повесил на спинку стула. Баба испуганно покосилась на желтую кобуру:
– Это что же такое будет?
– А это будет допрос, гражданка Ермолова.
– А почему меня? Я что, одна такая? Зачем такое?
– А чтобы подтвердить или отмести факт мошенничества.
– Мошенничества? Какого мошенничества? – совсем растерялась баба.
– Самого обыкновенного. Связанного с перепродажей акций ОАО «Бассейн», – скучно пояснил следак.
Колено Семина нечаянно коснулось Марии.
Колено Марии не было прикрыто длинной юбкой, как у гражданки Ермоловой, поэтому она положила на прозрачный чулок руку. Красивую узкую руку. С двумя тоненькими серебряными колечками на длинных пальцах.
– Фамилия? Имя? Отчество?
– Ермолова я. Ольга Николаевна. Будто не знаете, – удивилась баба.
– Вам хочется домой? – сухо спросил следак.
– А можно?
– Как только ответите на вопросы.
– Ой, хорошо! В два часа будет катер, – страшно обрадовалась баба. – Мы успеем к двум часам?
– Это зависит от вас.
– Тогда чего? – отмахнулась баба. – Спрашивайте.
– Адрес проживания? Семейное положение? Место работы?
– Да благушинская я. Здешняя. Живу одна, семьи нет, а работаю в поселковом совете, вы же все знаете, – опять удивилась Ермолова. – Вы к нам приезжали. Я помню. Когда посадили Архипова. А у меня всех делов в поселковом совете – печать шлепнуть. Справляюсь. Как председатель скажет, так и шлепну.
– Печать хранится у вас? – уточнил Звонков.
– Ну да.
– И в чужие руки не попадает?
– Кому она нужна? – еще больше удивилась Ермолова. – Ну, внучка иногда приходит в совет. Если печать лежит на столе, то поиграет.
– Значит, печати на документах, которые лежат перед вами, – Звонков передвинул бумаги поближе к бабе. – Значит, печать на этих документах оттиснуты вами? И подписи вами заверены?
– Ну да. Председатель так и говорит: ты Олька, шлепни! И показывает, куда шлепнуть.
– Сколько вы получаете?
– Ой, уж получаю! – некрасиво отмахнулась баба. Лицо у нее было расплывшееся, в морщинках, но все же не старое. Обыкновенное неопределенное усталое лицо. – Весь оклад у меня – шестьсот семьдесят. Обхохочешься.
Слушая Ермолову, Семин чуть отклонился назад.
Он увидел, как в солнечном луче нежно заалело ухо Марии. Гладко причесанные волосы закрывали ее шею. Почему-то в горящей гостинице красивые волосы Марии не бросались в глаза, Семин запомнил только весело торчащие в стороны голые груди. Не очень там весело было в дыму, но груди торчали весело. И там Мария его не стеснялась. Это теперь, почувствовав его взгляд, Мария слегка повела плечом – легким, не в пример тяжелому рыхлому плечу Ермоловой. Опустив руку, Семин как бы случайно коснулся стройной ноги, покрытой черным, почти прозрачным чулком. Ни Ермолова, ни следак не могли видеть руку Семина, но дрогни Мария, отведи она ногу, и движение Семина не осталось бы незамеченным.
Мария ногу не отвела.
Уши ее заалели, но ногу она не отвела.
– Вы уверены, что печать никогда не попадала в чужие руки?
– Да я же говорю. Иногда внучка. Но на глазах.
– Распишитесь под своими ответами.
– А что это?
– Это листы допроса, – объяснил следак. Он знал свое дело, баба выглядела растерянной. Иногда она поглядывала на Марию и Семина, но их каменные лица нравились ей еще меньше. – Распишитесь в том, что ваши ответы записаны правильно. Так положено по закону.
Семин осторожно провел рукой по щиколотке Марии.
Не хотела она шума или думала о нем гораздо хуже, чем ему приходило в голову, но ногу не отодвинула. До Семина дошло: и не отодвинет.
– А если я не буду подписывать? – поджала сырые губы Ермолова.
– Вы же хотите домой, – сухо напомнил Звонков и положил перед Ермоловой новый документ. – «Анкета зарегистрированного лица». Вот видите, это номер счета, а это данные. Духнов Александр Викторович. Гражданство, прописка. Указана форма выплаты доходов – наличные. И подпись этого Духнова. В виде крестика. Неграмотный, что ли? Или руки тряслись?
Ермолова обеспокоилась.
– А чего я тут одна? Я же не знаю, как правильно отвечать.
– Правильно это – как было, – еще суше объяснил Звонков. – Иначе домой попадете не скоро.
– А что? Катер отменили?
– Да нет. Вы преступление совершили, – напомнил Звонков.
– Как это? – не поняла баба.
– А вот смотрите. Я растолкую. Это «Передаточное распоряжение». Номер счета зарегистрированного лица, передающего ценные бумаги – тот же Духнов Александр Викторович. И опять крестик вместо подписи. Вы заверяли?
– Я.
– И печать вы шлепали?
– Я. Председатель меня просил.
– Ну, вот. Он просил, а отвечать вам. Понимаете состав совершенного преступления?
– Да вы чего? Какое преступление? Я только подписи заверяла. Что председатель мне скажет, я то и сделаю.
– Скажет? Или прикажет?
– А чего приказывать? Он все равно ходит ко мне.
– Сожительствуете?
– Живем.
– Тогда давайте уточним… – Следак закурил и глубоко затянулся. Дело, видимо, казалось ему простым. – Приходил к вам некий человек. Приносил выписку или доверенность. Ссылался на председателя и вы шлепали печать, заверяли подпись. Так? А уже потом председатель прятал заверенные бумаги в сейф. Правильно?
– Ну да.
– Много людей перебывало в поселковом совете?
– Господь с вами! – Ермолова испуганно перекрестилась. – Не пугайте меня.
– Давайте конкретно, – следак вынул из папки лист бумаги. – Вот, к примеру, Колесников Иван Ермолаевич. Уступает право владения. Так и написано. Это ведь вы заверяли подпись?
– Я.
– И печать вы шлепали?
– Я.
– И это к вам приходил в поселковый совет гражданин Колесников Иван Ермолаевич?
– Да ну, вы скажете! Покойник-то! Зачем ему?
– Тут сказано, акционер.
– Для вас, может, акционер, а для меня покойник, – испуганно возразила Ермолова. – Утонул Иван прошлым летом. Бревна ловил в реке, и утонул. Похоронили в Благушино. Председатель так и сказал: мол, царствие небесное Колесникову Ивану Ермолаевичу, запойный был человек. А документ я точно заверила. Но на другое имя. Председатель мне так объяснил, что польза от этого всем будет. И выдал сорок рублей. Наличными.
– Хорошо, – следак поставил галочку в списке, лежащем перед ним. – Теперь вот Клавдия Иванова. Доверенность сама подписала?
– Ага, жди! – фыркнула Ермолова. То ли хотела засмеяться, то ли заплакать. – Правую почку у Клавдии напрочь вынули. Еще в прошлом году.
– То есть не приходила она в совет?
– Да и не могла. В Томске лежала.
– А подпись?
– Меня председатель попросил.
Звонков не смотрел в сторону Семина и Марии.
Наверное, казался себе человеком, расщелкивающим тайны, как орехи.
И Семин опять незаметно погладил ногу Марии. На этот раз она точно (Семин почувствовал) хотела отдернуть ногу, но в последний момент испугалась. Никакого чуда, разочарованно подумал Семин. Опять никакого чуда. Вот сидит перед следаком простая баба и страшно боится показаться идиоткой, а вот сидит рядом сложная баба и тоже боится показаться идиоткой.
Он вздохнул. Если кого-то жалел, то Кузнецова.
Пацан растет у него – как растение. Не злой, совсем бесполезный. Все деньги Кузнецова уходят на сиделок. Ну, не все, конечно, но большие, большие деньги уходят. Сам пацан не осознает, конечно, что он растение, но Славка… Сам однажды спросил: «Знаешь, почему я еще жив?» – «Из-за Бориски?» – И Кузнецов странно покачал головой: «Не дает Бог смерти».
И не уточнил – кому.
– Да не приходил ко мне никто! – вдруг беспомощно рассердилась Ермолова. – Приди если кто из тех, про которых вы говорите, все село бы умом тронулось. Ведь это мертвяки! Почти сплошь мертвяки. Может, кто и жив, так те еще хуже. Я говорила председателю: чего, мол, заверять подписи мертвяков? Даже нехорошо как-то. А он мне говорил: ты, Олька, дура. Ты смотри у меня. Дело казенное.
– Заверенные бумаги куда шли?
– Их председатель забирал.
– В город вез?
– И такое бывало.
– А как еще? – уточнил Звонков.
– К нему иногда гости приезжали.
– Из Энска?
– Ага.
– А из Томска?
– И оттуда приезжали.
– Помните, кто?
– Ну, разные приезжали. Но чаще всех такой красивый. Весь из себя. А сын у него больной. Как выпьет, так жалуется.
Семин насторожился.
Ермолова несомненно говорила о Кузнецове.
Не играй по крупному, если не веришь в выигрыш – вот закон.
Кузнецов об этом не хотел помнить. Инстинкт выживания никогда не был в нем силен. А без инстинкта выживания в России не встанешь на ноги, не спасут ни ум, ни деньги.
– …мертвякам все едино, – лепетала Ермолова. – А детям да женам жить нужно…
– «Лицами, скупавшими акции, – вслух прочел следак, – являлись представители консорциума КАСЕ…» Правильно? «А конкретно – гражданин Кузнецов…» Правильно я записал?
– Его фамилия! – обрадовалась Ермолова.
– «…В соответствии с пунктом 19 Инструкции… гражданка Ермолова О. Н. обязана была отказать в совершении нотариальных действий… В связи с тем, что данное действие подлежит совершению должностным лицом другого органа госвласти или нотариусом… Но не сделала этого в силу давления на нее председателя поселкового совета гр. Устюгова, с которым состояла в интимной связи… Гражданка Ермолова полностью подтверждает то, что ее действия квалифицируются как совершение должностным лицом действий, выходящих за пределы его полномочий и повлекших существенное нарушение прав и законных интересов акционеров ОАО «Бассейн»… Ст. 286 УК РФ «Превышение должностных полномочий…»
– А ниже это чего?
– А это как бы рекомендация, – сухо объяснил Звонков. – «На основании изложенного и в соответствии со статьей 108 УПК РСФСР прошу рассмотреть вопрос о возможности возбуждения уголовного дела по факту изложенных в заявлении обстоятельств…»
– Это меня-то под суд? На старости лет?
Звонков понимающе улыбнулся:
– Хотите поторговаться?
– А можно? – Ермолова рукой вытерла набежавшие на глаза слезы.
– К тому я и клоню…
5
Катер ушел, увозя счастливую гражданку Ермолову.
Смеркалось. В окне Марии светился огонь, но ужинать она не спустилась. Девчонки унесли ей еду наверх. Потом свет в окне Марии погас.
Они ни словом не перекинулись после того допроса.
Мария явно избегала Семина. Это, впрочем, было понятно.
Упал в постель, но сон не шел. Набросив халат на плечи, вышел на террасу.
Увидел: свет горит только в самом дальнем окне – в комнатке директора базы. Уныло поскрипывала ночная птица. Ночь. Тихо. Ступени, ведущие в комнату Марии в трех шагах. Ни одна ступенька под ногой не скрипнула. Впрочем, он знал, что дверь все равно окажется запертой. И ощутил холодок, когда под его рукой она медленно отошла.
Электрический фонарь за окном раскачивало, тени и свет все время смещались. Мария лежала на постели ничком. Коротенькая рубашечка на бретельках.
«Можно войти?»
6
«Подожди, я сама…»
«А спать опять вся подушка мокрая…»
«Еще, еще… Вместе… Ох, принять душ, и замотаться в махровое полотенце…»
Но рука Марии все еще лежала там, где ей не следовало лежать, и Семин чувствовал, что она жадно тянется к нему губами. Не придти к ней сегодня было бы – как надругаться над здравым смыслом, подумал он. «Еще… Вот так…» Но одновременно под подушкой Марии и в халате Семина, брошенном на пол, затренькали сотовые телефоны.
– Ответь.
– Не хочу.
Он понял, что Мария испугана.
– Раз звонят ночью, – сказал, – значит, что-то важное.
Понимал, что Мария боится выдать себя, и злился. Она, видите ли, не хочет. Просто ее мобильник настроен на его частоту. Вот так всегда. Примериваешь романтизм, а в душе вранье, похоть. Звонили, конечно. ему.
Он дотянулся до халата, откинул крышку и оба телефона смолкли.
Он сделал вид, что так и должно быть, и услышал голос Кузнецова. Это его еще больше разозлило. – «Какого черта? Не знаешь, сколько сейчас времени?» – «У меня Бориска ушел». – «Один?» – «Ага. Днем. Гулял с сиделкой. – Кузнецов был невыразимо пьян. Ему было все равно, кому жаловаться. Даже бывшему рэкетиру, мелкому жулику. – Сиделка оставила мальчишку на пять минут». – «Нашли?» – «Час назад». – «Тогда почему ты не спишь?» – «Не могу».
Рука Марии легла Семину на живот, ласково дрогнула, поползла вниз по бедру.
«Ты пьян, Славка?»
«Какая разница?»
«Действительно».
«Бросай свою мелочевку», – все-таки Кузнецов не удосужился навести о нем справки.
«Хочешь предложить что-то дельное?»
«Охоту на жаб. У тебя хватка есть. Я чувствую».
«Да ну, какой я охотник…»
7
Он зря решил, что отделался.
Снова затренькали телефоны и это не показалось ему смешным.
Поднявшись отошел к окну. И правильно сделал, потому что услышал в трубке характерное кхеканье Большого человека. – «Гайки закручиваешь? – где-то в Москве произнес Петр Анатольевич. Кажется, довольно произнес. – Получил сегодня отчет от энергетиков. Ты там расшевелил улей. В мингосимуществе обеспокоились».
Не приди я к Марии, покачал головой Семин, сейчас бы она слушала этот наш разговор. Судьба бережет. Завтра имя Петра Анатольевича могло всплыть в местных газетах.
Покосился на разметавшуюся Марию:
«Работаю».
Бросив мобильник, нырнул в постель.
Отяжелевшее женское тело, полное желания, возбуждало и одновременно отталкивало его. Он слышал запах. Каким шампунем она пользуется? Почему миндаль? Странно блеснули белые зубы.
– Зачем тебе все это?
Мария не поняла. Но потом до нее дошло.
Она шепнула: «Ты ведь тоже пришел не потому, что я хорошая». Она вся ходила под Семиным как волна. Она не знала, как ответить по другому. Закричать? Выгнать? Из бессвязного прерывающегося шепота до Семина дошло, что говорит она, кажется, о Шермане. «На меня давят…» О Липецком. «Акции ведь скупает не один Кузнецов…» Конечно, ей было страшно. «Не знаю, что ты там соображаешь в наших юридических делах, но акции мертвяков – это имущество… После смерти хозяина акции могут быть унаследованы… Как дом, как гараж…» Огненные груди Марии прожигали Семина. Поистине, женщину легче поменять, чем понять?