— Что это за событие, брат Гийом? — с нетерпением произнёс Ласло.
— Известен ли тебе человек по имени Темучин?
Ласло нахмурил лоб и задумался.
— Нет, я его не знаю.
— Ещё он известен под именем Чингиз-хан. На Востоке его называли Потрясателем Вселенной. И называли совершенно справедливо. Этот конный варвар был воистину великим полководцем, создав одну из величайших империй в истории. Он подчинил себе почти всю Азию, а его внук превратил в пыль восточную часть Европы. Всадники степных варваров стояли даже у границ Италии, и лишь вмешательство Божье отвратило этого дикаря от вторжения.
— И что случилось с ним четыреста лет назад? — нетерпеливо повторил Ласло.
— Не с ним, а с его отцом. Он как-то в степи встретил своих кровных врагов, которые сидели у костра и готовили себе еду. По их обычаям, нельзя делать зло человеку, который сел к твоему костру, поэтому они скрепя сердце не стали убивать отца Темучина. А напротив, накормили и разрешили переночевать у костра, а утром отпустили невредимым. Но спустя несколько дней он умер. Его смерть можно было бы считать произошедшей от естественных причин, но человек, записавший эту историю, был убеждён, что его отравили медленным ядом. И я уверен, что было именно так. Ведь у того человека наверняка были основания считать эту смерть следствием отравления. Очевидно, в глубинах Азии знания о ядах намного обширнее и основательнее наших, если даже дикари владеют секретом медленного отравления.
Брат Гийом замолчал. Ласло тоже сидел молча, обдумывая слова коадъютора. Снаружи на оконную раму их жилища сел воробей и начал деловито стучать клювом. Сквозь бычий пузырь его было плохо видно, но мерный стук прекрасно доносился до ушей. Ласло, встрепенувшись, подошёл к окну и щёлкнул пальцем по раме. Воробей вспорхнул и улетел.
— Там, — Ласло кивнул головой в сторону окна, — нас тоже хорошо слышно.
— Ты прав, — согласился брат Гийом, — будем говорить тише.
Ласло вернулся к нему и снова сел на лавку:
— Брат Гийом, я знаю, что нам предстоит отправить на Божий суд того старца Амфилохия, о котором говорил Давид. Наверное, ты уже решил, как сделать это, чтобы нас не поймала монастырская стража?
— Да, Ласло, я решил, — снова согласился коадъютор. — И конечно, это будет яд?
— Да, Ласло, яд.
— Брат Гийом, ты знаешь об этой стране очень много, а я ничего. Скажи, что я должен сделать?
Брат Гийом внимательно посмотрел на него:
— За время нашего путешествия я присматривался к тебе, Ласло. Ты не по годам силён, умён и хладнокровен. Тебе под силу то, чего не смогут сделать большинство взрослых, опытных мужей.
Ласло кивнул:
— Да, я убью его. Но разве обязательно делать это с помощью яда? Я могу прийти в монастырь под видом паломника, выбрать удачный момент и задушить его или зарезать. Сделать это много проще, чем отравить.
Коадъютор покачал головой:
— Нет, это никуда не годится.
— Почему?
— Когда противник унии, чьё мнение имеет вес не только во мнении царя, но и среди многих священников, погибает от насилия накануне переговоров, которые будет вести отец Антонио, это вызовет немало пересудов и плохо скажется на настроении колеблющихся.
Ласло склонил голову в знак согласия:
— Прости, брат Гийом, я не подумал об этом. Но теперь вижу, что ты совершенно прав. Да, я убью его с помощью яда. Ты только скажи, как.
Брат Гийом внимательно посмотрел на Ласло:
— Мне приятно твоё рвение, но прежде я хочу рассказать тебе, какие способы отравления применяются в разных странах Европы — Франции, Германии, Испании, и наконец, в Италии, которая по праву считается первой в этой области знания. Яд надо не только приготовить, но и донести до человека, которому он предназначен. А вот каким способом его донести — это порой является искусством не менее изощрённым, чем приготовление.
Ласло заинтересованно смотрел на брата Гийома, ловя каждое его слово.
— В древности яды обычно подмешивали в еду или питьё, — продолжил коадъютор, — ведь это самый простой способ. Но со временем, по мере того как яды совершенствовались, менялись и способы их применения. Отравители очень изобретательны. Отраву добавляют в духи, ей смазывают кинжалы, чтобы даже малейший порез был смертельным. Яды наносят на одежду, на гребни для волос, ими пропитывают гобелены в покоях надоевшего человека. Порой бывало, что некая дама, любовница короля или знатного вельможи, получала в подарок от неизвестного человека надушенный платок. Она нюхала источаемый им аромат, и к вечеру у неё распухал нос и начинали слезиться глаза. А ночью в горле образовывался отёк, и к утру она умирала в мучениях.
Брат Гийом на мгновение замолчал и вздохнул с сожалением:
— У всех этих ядов был один общий большой недостаток: любой сведущий человек мог легко определить, что покойный был именно отравлен, а не умер естественной смертью. Правда, хотя всем было понятно, что человека убили с помощью яда, найти отравителя было невозможно. Более того — невозможно было найти аптекаря, приготовившего этот яд.
— Почему?
— Потому что люди, способные изготовить яд, который убивает запахом, не заявляют о себе на каждом углу. Изготовление такого яда — дело непростое, поэтому они работают тайно, и у каждого из них есть могущественные покровители, которые всеми силами будут стараться сохранить такого ценного человека, чтобы он и дальше создавал для них яды. Их имена могут стать известными только в одном случае — когда их покровителям грозит разоблачение, и единственным путём избежать его является смерть создателя яда, которого и объявляют виновным во всём. Но такое случается нечасто. Ту даму, про которую я говорил, отравила соперница, которая теперь заняла её место.
— Так это правда? — вскрикнул Ласло.
Брат Гийом жестом успокоил его:
— Конечно. Но я не назову тебе имён. Ты должен всё понять сам. Возможно, не сейчас, а через полгода или год, но сам.
— Брат Гийом, расскажи о ядах, которые убивают прикосновением.
Лицо Ласло дышало любознательностью, вкупе с которой милая детская наружность больше подходила бы отроку, интересующемуся дальними странами, звёздным небом или античной историей. Но нет, любопытство молодого убийцы было совсем другого рода.
— Хорошо, — сказал коадъютор, — слушай.
Рассказ его был длинным. Ласло узнал о ядах, выделяемых жуками-навозниками, шпанскими мушками и некоторыми другими насекомыми, живущими не в далёких жарких краях, а в христианских землях, и добыть их не составляет никакого труда. Эти выделения, попадая через маленькие трещинки кожи в тело, вызывают недомогание, а в больших дозах — смерть.
— Из этих жуков семейство Борджа создало яд, получивший наименование кантарелла, — сказал брат Гийом, — его надо совсем немного, чтобы человек предстал перед Господом. Борджа научились весьма ловко применять его. Они отравляли людей с помощью перстня, в драгоценном камне которого имелась полость, заполненная этим ядом. Борджа дарили приговорённому ими человеку перстень, снимая его со своей руки, что считалось особой милостью.
— Почему же они сами не умирали от него, если носили этот перстень? — удивился Ласло.
— Когда они передавали перстень, то незаметно поворачивали камень, и внутри кольца вылезала тонкая полая игла — совсем ненамного, ровно на столько, чтобы одариваемый её не заметил, но чтобы она могла поцарапать кожу и ввести яд. Человек обычно не замечал царапины и спустя несколько дней умирал.
— Но все понимали, что он умер именно от яда, только не знали, каким способом его отравили? — догадался Ласло.
— Да. Другой способ заключался в том, что приговорённого просили открыть ключом шкатулку, а замок, как нарочно, был очень тугим. А ключ имел несколько острых выпуклостей, которые выглядели как изысканное украшение дорогой вещи. Человек тоже царапал себе руку и вскоре умирал.
— А эти выпуклости были смазаны ядом! — воскликнул Ласло.
— Смазаны и высушены. Поэтому простым осмотром невозможно было определить, нанесён ли яд на ключ. Изощрённости отравителей нет предела. Вдовствующая королева Франции Екатерина Медичи собиралась отравить своего зятя Генриха Наваррского с помощью книги о соколиной охоте.
— Отравить? — удивился Ласло. — Но ведь Генрих жив и успешно воюет с католиками!
— Да, — согласился коадъютор, и в голосе его звучало сожаление. — Екатерина тогда смазала страницы книги ядом в надежде, что Генрих Наваррский, переворачивая слипшиеся бумажные листы, будь смачивать палец слюной и яд таким образом попадёт в желудок. Но так случилось, что первым книгу, которую подбросили в покои Беарнца[180], взял в руки король Франции Генрих Третий Валуа. А он был большим любителем соколиной охоты. Мать стала невольной убийцей собственного сына. Бедная женщина!
В воздухе повисла пауза. Брат Гийом искренне сожалел, что Екатерина отравила не того Генриха, и теперь проклятый гугенот Наваррский успешно воюет с католиками! А Ласло не решался прервать молчание уважаемого наставника. "Старею, старею, — подумал брат Гийом, — раньше я не был таким чувствительным". Но говорить о своей слабости он Ласло не стал.
— Брат Гийом, я полагаю, что ты используешь не только яды, созданные другими людьми, но и, — Ласло замялся, — думаю, опыты, о которых ты упоминал, дали плоды, и ты превзошёл своих предшественников.
— Почему ты так думаешь? — спросил коадъютор.
— За время пути от Равенны до Ростова я хорошо узнал тебя и думаю, что ты не из тех людей, кто довольствуется малым, пусть даже это малое другие считают великим. Такие люди, как ты, стараются всё сделать лучше других. Настолько лучше, что непосвящённые не могут и представить, каких высот ты достиг в своём деле. И именно это свойство твоей натуры сделало тебя лучшим знатоком Московского царства, которого так ценят в Риме.
Вот оно что! Брат Гийом мысленно улыбнулся. Оказывается, не только он всё это время изучал Ласло, но и Ласло изучал его!