малым и угнетенным» нациям[1781], скорее всего, было бы поставлено под сомнение, во всяком случае, обрело бы совершенно иные условия, формы, сроки, объемы.
Негативное отношение власти к самоопределению русского народа в своей Русской республике прослеживается издавна – еще с кануна образования СССР. Известно, что объединить независимые советские республики в единое государство путем их включения в РСФСР предлагалось еще в середине 1919 года Реввоенсоветом Республики (Э. М. Склянский, заместитель Л. Д. Троцкого по РВС)[1782]. В начале 1922 года с таким же предложением выступил Наркомат иностранных дел (Л. Б. Красин, Г. В. Чичерин)[1783]. 11 августа 1922 года этот же план предложил провести в жизнь Сталин, но тоже не получил поддержки. Ленин встал тогда на сторону «независимцев» из Грузии и Украины. В известных записках о национальностях от 30 декабря 1922 года В. И. Ленин отмечал: «Видимо, вся эта затея “автономизации” в корне была неверна и несвоевременна»[1784]. Акцент на последнем слове в этом суждении наряду с известной ленинской фразой «Сталин немного имеет устремление торопиться»[1785] позволяют утверждать, что на самом деле речь шла не столько о неприятии Лениным самой идеи автономизации (пальма первенства в формулировании идеи в советское время принадлежит Троцкому, а вовсе не Сталину, как усиленно внушалось с середины 1950-х годов), сколько о преждевременности ее осуществления в условиях активного возражения «независимцев» и ненадежности государственного аппарата[1786]. Большинство сотрудников тогдашнего советского государственного аппарата было, как писал Ленин, «по неизбежности заражено буржуазными взглядами и буржуазными предрассудками», а по другому его выражению, представляло собой «море шовинистической великорусской швали»[1787]. Именно поэтому В. И. Ленин завещал подождать с автономизацией «до тех пор, пока мы могли бы сказать, что ручаемся за свой аппарат, как за свой»[1788].
Пытаясь отстаивать план автономизации, Сталин обращал внимание членов Политбюро ЦК на нелогичность образования единого государства как союза национальных республик по принципу «вместе и наравне»[1789], но без русской национальной республики. Он полагал, и писал об этом членам Политбюро 27 сентября 1922 года, что «решение в смысле поправки т. Ленина должно повести к обязательному созданию русского ЦИКа с исключением оттуда восьми автономных республик» и объявлению последних независимыми наряду с другими[1790]. Однако доводы Сталина в расчет не были приняты. Л. Б. Каменев по просьбе Ленина предложил схему развернутой формы Союза Советских Республик, в которой Русской республики не предусматривалось[1791]. Сталину, вынужденному согласиться с решением Ленина, позднее приходилось публично доказывать нецелесообразность разложения РСФСР на составные части и образования Русской республики. Это привело бы к тому, говорил он 26 декабря 1922 года, «что наряду с процессом, ведущим к объединению республик, мы имели бы процесс разъединения уже существующих федеральных образований, – процесс, опрокидывающий вверх дном начавшийся революционный процесс объединения республик»[1792].
Предложения о создании Русской республики продолжали поступать и после образования СССР. В феврале 1923 года, усиливая аргументы против создания такой республики, Сталин указывал на еще одну вескую причину, не позволяющую реализовать предложенное. Появление такой республики, писал он, «вынуждает нас выделить русское население из состава автономных республик в состав русской республики, причем такие республики, как Башкирия, Киргизия, Татарская республика, Крым рискуют лишиться своих столиц (русские города) и во всяком случае вынуждены будут серьезно перекроить свои территории, что еще более усилит организационную перестройку»[1793]. В декабре 1925 года вопрос о национальной организации русского народа обсуждался в связи с преобразованием РКП(б) в ВКП(б)[1794]. В ноябре 1926 года на совещании ВЦИК и ЦИК СССР предлагалось образовать Русскую республику на основе «русской части РСФСР»[1795]. В январе 1927 г. этот вопрос был вновь поднят на на Первом Всероссийском совещании по работе среди национальных меньшинств[1796]. Во всех этих случаях образование русской республики призналось нецелесообразным из-за убеждений, что от этого «мелким национальностям лучше не будет»[1797]. Об интересах русского народа речь не заходила.
Обсуждения вскрывали действительную причину опасности, грозящей Центру и «националам» в случае появления Русской республики: русское руководство республики могло спутать все карты анациональных интернационалистов, закрепившихся у власти в столице, и формирующихся национальных элит в союзных республиках, поскольку интересы русской власти, как говорится, не всегда могли совпадать с их интересами. Именно по этой причине создание русской республики и зародышей любой русской власти постоянно блокировалось партократическим режимом. Именно поэтому не только Ленин и Каменев в 1922 году, Сталин и Троцкий в 1923 и 1925 годах, Сталин, Берия и Маленков в 1949 году в печально знаменитом «ленинградском деле» и совсем недавно – Горбачев «железно» (если использовать свидетельство его помощника А. С. Черняева) стояли против создания компартии РСФСР, против полного статуса России в качестве союзной республики. М. С. Горбачев на Политбюро так прямо и сказал: «Тогда конец империи»[1798].
Опасение это справедливо лишь в одном отношении. Благодаря гигантскому «весу» РСФСР полноправие России в ранге союзной республики автоматически обеспечивало бы ее лидеру первое место среди руководителей национальных образований, означая фактический конец бесконтрольной власти главы Союза ССР. Конец империи, которым стращал, но которого больше всего страшился тогдашний президент, означал всего лишь его конец как «императора». Всесильный «русский патриот-интернационалист»[1799] опасался того же[1800].
К сожалению, глава нынешней России находится в положении, напоминающем сталинское и горбачевское. Он не видит возможности стать «русским президентом» без риска утратить право называться «президентом россиян». Оставаясь же в этом последнем качестве, он не заинтересован иметь рядом с собой и помимо себя официального выразителя интересов русской нации. Эта дилемма объясняет, почему нынешняя верховная власть России сохранила важнейшее отрицательное свойство бывшей власти и стесняется своей «русскости». В этом же кроется действительная причина той легкости, с которой в стране с преобладающим русским населением живет совершенно немыслимая при нормальном положении вещей русофобия.
Порой она рождает ситуации прямо-таки трагифарсовые. К примеру, Эмиль Паин, будучи заместителем начальника Аналитического управления Президента РФ, принципиально не соглашался с утверждением о разделенности русской нации после распада СССР. «Это самая компактная нация в мире, – говорил он. – В государственной внешней политике идея разобщенности народа всегда используется для воссоединения земель. У России такой политики нет»[1801]. Кажется, что логика в этом утверждении присутствует, однако она вынуждает отрицать очевидное. Другой пример. 13 ноября 1991 года на встрече с журналистами в Белом доме тогдашний вице-президент РСФСР заявил: «Я напрочь не согласен с выступлением Г. Х. Попова на съезде “Демократической России” в том духе, что следует “распустить РСФСР” потому, что я русский в отличие от него. Я хочу видеть великую Россию свободных народов»[1802]. Заявление сразу же привлекло внимание прессы. Но осуждено было не предложение пожертвовать своей собственной страной, а русская национальная точка зрения вице-президента: «На посту, который позволяет в случае чего заменить заболевшего, скажем, Ельцина, находится…» Страшно подумать кто! «Впервые администратор столь высокого ранга позволил себе такой примечательный аргумент!». «Вице-президент… высказался как органический шовинист», – заявил Л. М. Баткин, потребовав публичного извинения от вице-президента[1803]. Таким образом, была проявлена готовность поступиться самим государством – Российской Федерацией, но не принципами и наследием «подлинного интернационализма». В адрес СССР Г. Х. Попов высказался еще определеннее: «То, что называлось Советским Союзом, – говорил он в декабре 1991 года, – всегда было формой господствующего положения русского народа в структуре той страны, в которой он живет. Это форма режима, и она должна быть разрушена»[1804]. Трудно не согласиться с резким сравнением-оценкой подобного рода суждений, прозвучавшим из уст депутата Государственной думы С. Н. Бабурина на парламентских слушаниях «О предупреждении проявлений фашистской опасности в Российской Федерации» 14 февраля 1995 года: «Цели, которые ставил себе гитлеровский режим 50 лет тому назад, для многих политиков святы»