очности государства, прекращение перекачки за бесценок полезных ископаемых за рубеж, установление экономически обоснованных цен на российские ресурсы и западную технику и технологию. Сосредоточение не предполагает ориентации на непременную и быструю победу в экономическом и военном соревновании с ведущими мировыми державами. В советское время наши государственные лидеры явно поддавались такому искушению и проигрывали. «Чтобы нас совсем уморить, – говорил в 1994 году Н. И. Рыжков, – была нам навязана гонка вооружений. И так 40 лет изматывали. Приходилось вместо дорог строить ракеты, а вместо домов – танки… Ладно еще хватило ума не пойти на эту СОИ… Надо признать: мы были в два раза беднее США, вдвое слабее экономически. А значит, и поддерживать военный паритет нам было в два раза труднее»[2066].
Прослеживая модификацию основной идеи, определявшей государственную политику в нашей стране, Ф. М. Бурлацкий считает, что во времена Сталина не удалось до конца отрешиться от идеи мировой революции и повернуть страну на традиционный путь великодержавия[2067]. Наступившая после него эпоха великой реформации тоже не разрешилась какой-то общенациональной идеей, способной осветить наш путь в будущее. Не стали общенациональными и идеи демократии и рынка, заполнившие духовный вакуум в период Горбачева и Ельцина. С полной уверенностью политолог готов утверждать лишь одно: Русское национальное сознание и социальное чувство справедливости никогда не смирятся ни с разрушением величия России, ни с господством новой «десятипроцентной» элиты, которое можно охранять только методами жесткой диктатуры. В качестве выхода из положения Бурлацкий предлагает поставить на место бюрократической революции «национальную эволюцию, ее лозунги – безопасность, благосостояние, патриотизм»[2068].
С приходом к руководству страной В. В. Путина (16 августа 1999 г. он был назначен председателем Правительства РФ, с 31 декабря того же года после досрочной отставки Б. Н. Ельцина со своего поста исполнял обязанности Президента РФ, 26 марта 2000 года избран на этот пост всенародным голосованием) произошли важные позитивные перемены в политической и экономической жизни России. Ряд законодательных мер позволил несколько умерить пыл сепаратистов в субъектах Федерации, скорректировать местные законодательно-нормативные акты, расходившиеся с Конституцией России и федеральными законами. С созданием семи федеральных округов во главе с полпредами Президента значительно укрепилась «вертикаль власти» в стране. В Послании Президента России Федеральному собранию РФ от 16 мая 2003 года отмечено: «Мы, наконец, – юридически и фактически – восстановили единство страны. Укрепили государственную власть… Мы вместе преодолели абсолютно неприемлемую ситуацию, при которой отдельные российские территории по сути дела находились вне пределов федеральной юрисдикции. Верховенство Российской Конституции и федеральных законов – как и обязанность платить налоги в общефедеральную казну – стали сегодня нормой жизни для всех регионов Российской Федерации»[2069].
Судя по заявлениям В. В. Путина, нашу национальную идею начинает все больше определять патриотизм, державность, государственничество, социальная солидарность (социальная справедливость) при главенстве «диктатуры закона»[2070]. С отлаживанием эффективного механизма управления государством, нацеленного на реализацию такой идеи, жизнь в России поворачивается к лучшему. Темпы экономического роста (прирост валового внутреннего продукта) в 4 % в 2001–2002 годах признаются недостаточными. В апреле 2002 года была выдвинута задача выйти на годовой прирост в 10 % валового внутреннего продукта. К концу 2006 года по ВВП на душу населения Россия возвратилась к уровню 1989 года. В апрельском (2007) Послании Президента РФ Федеральному собранию отмечено, что Россия «полностью преодолела длительный спад производства»[2071]. Казалось, что начался этап подлинного возрождения страны. Однако в ноябре 2008 года Россия встретилась с общемировым финансовым кризисом. В результате объем ВВП РФ вновь снизился. Его возвращение на докризисный уровень прогнозировалось на конец III квартала 2012 года[2072], что позволяло бы закрепить намечающиеся положительные тенденции в экономике, а вместе с ним и во всей жизни страны. Однако главная национальная цель России оставалась неясной. Об этом, в частности, свидетельствует российский герб. В США, к примеру, на гербе значится «Из многих одно», в Великобритании – «Бог и мое право», во Франции – «Свобода, равенство, братство», в СССР – «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Отсутствие девиза на официальной российской эмблеме государства является символическим признаком отсутствия всесторонне обоснованной национальной идеи.
Государства без патриотов не живут
Залогом действенности и конструктивности идеологии российского возрождения может быть только патриотизм, по-современному осмысленный и укорененный в массовом сознании россиян. Он необходим ныне России для того, чтобы она могла восстановить свое попранное национальное достоинство и занять приличествующее ей место в сообществе цивилизованных государств на международной арене. Истинный патриотизм, согласно В. Д. Зорькину, должен быть патриотизмом миротворческим, державным, исторически преемственным, национально осмысленным, социально ориентированным, просвещенным и духовно наполненным. Национальная осмысленность российского патриотизма предполагает в первую очередь решение чрезвычайно болезненного русского вопроса. Необходимо признать: русский народ является единственной реальной силой, способной в нынешних условиях поддерживать межнациональный и межконфессиональный мир на территории бывшего СССР. Но русское национальное самосознание переживает ныне пору жестокого кризиса, чреватого неконтролируемым взрывом оскорбленного национального самолюбия.
Чтобы этот кризис мог разрешиться мирно и благотворно для всех российских народов, надо, как справедливо полагает Зорькин, изжить двойственность подходов в национальной и федеральной политике, унаследованных со сталинских времен. Отрешаясь от былых подходов в фиксации прав и обязанностей субъектов федерации, необходимо установить: Россия должна стать федерацией территорий, а не «самостийных» национальных государств, федерацией равноправия, где нет субъектов первого и второго сорта. Надо решительно кончать, заключает автор, с практикой двойных стандартов, согласно которой национальное возрождение «малых» народов – это хорошо, а вот что касается русского, то… как бы чего не вышло. Межэтнический мир в России недостижим за счет подавления национального самосознания одного большого народа в пользу многих маленьких. От этого в конечном итоге страдают все. Потому новая национальная политика должна базироваться на принципе поддержки национальной самобытности всех народов России, отметая как неприемлемые крайности равно слепой национальный эгоизм маргиналов и губительный национальный нигилизм «общечеловеков»[2073].
Имея в виду одну лишь составляющую российской национальной идеи – собственно национально-этническую, современные авторы чаще всего ведут речь о принципах, которыми надо руководствоваться в национальной политике. Известный исследователь национальной проблематики Э. А. Баграмов полагал (1994), что к нашему времени они стали более или менее ясны. Сам он относит к таким принципам «демократизм, открытость национальной политики, равноправие народов – больших и малочисленных, национальное самоопределение, государственный суверенитет Российской Федерации, федерализм, признание дружбы и солидарности», а шовинизм и этнофобию – к факторам саморазрушения общества[2074]. Автор выступает против отказа от интернационализма, считая, что мы не вправе зачеркивать гуманистическое содержание идеи солидарности людей, народов во имя общего блага. При этом он полагает неправомерным считать интернационалистской советскую национальную политику, бросившую вызов идее нации и освящавшую иерархию наций в противовес ею же декларированной концепции равноправия народов и их свободного сотрудничества. Из двух типов интернационализма, на которые в свое время указывал П. Б. Струве: «пацифистский, призывающий нации к примирению и объединению во имя какого-то высшего единства» и «воинствующий или классовый, призывающий к расчленению мира не на нации, а на классы, враждебные друг другу» и кровно связанный «с идеей классовой борьбы и с настроениями Гражданской войны», предлагается сохранить первый. Представляется важным добавить: Струве считал, что «наивысшим по духовному содержанию образцом такого интернационализма было христианство с его идеалом вселенского церковного объединения»[2075].
Утверждая как высшую ценность интернационализм в таком понимании, Э. А. Баграмов с излишней, на наш взгляд, категоричностью отвергает национализм, усматривая в нем прежде всего «идею предпочтения своей нации другим, неизбежно оборачивающуюся проповедью национальной исключительности и нетерпимости». Попытка замкнуться в национальную скорлупу гибельна для любого народа, продолжает он, видя подтверждение правоты этих слов в том, что и в нынешних постсоветских государствах «эйфория от всеобщей суверенизации постепенно уступает место более трезвому пониманию национальных интересов». Учитывая эти настроения, равно как и действие всемирно-исторической тенденции к интеграции, Баграмов считает весьма перспективной так называемую евразийскую идею, которая, по его мнению, «отстаивает общность народов, связанных географическим положением, исторической судьбой, и в то же время их самобытность»