[392]. Этот вывод касался не только Украины: «Многие думают, что грехопадение Скрыпника есть единичный случай, исключение из правила. Это неверно. Грехопадение Скрыпника и его группы на Украине не есть исключение. Такие же вывихи наблюдаются у отдельных товарищей и в других национальных республиках»[393].
Националистический уклон на Украине можно рассматривать как одно из проявлений национал-коммунистической идеологии. В отличие от национал-большевизма (попытка соединить коммунизм и национализм великорусского народа и объединяющихся с ним народов СССР в новой исторической общности) под национал-коммунизмом понимается попытка соединения коммунизма и национализма нерусскими меньшинствами. В частности, такую попытку пытался предпринять упоминаемый выше М. Х. Султан-Галиев. Он уже в 1919 г. выражал сомнение в том, что всемирная классовая борьба, начатая русскими большевиками, изменит судьбы народов колониальных стран. Опасался, что развитые страны и после революции могу сохранить, в новом обличье, господство над колониальными народами. Чтобы в корне исключить такую возможность, предлагал учредить над промышленно-развитыми странами диктатуру колоний и полуколоний и заменить Третий Интернационал, в котором доминируют западные элементы, Интернационалом колониальных стран. Предлагалось также создать мусульманскую советскую республику и мусульманскую коммунистическую партию[394]. Будущая Всемирная республика и коммунистическое общество представлялись союзом самостоятельных государств, исключающих замену разнообразия народов, культур и языков безнациональным человечеством и какой-либо одной всеобщей культурой и языком.
Положив конец националистическому уклону на Украине, XVII съезд ВКП(б) переключил усилия партии на борьбу с местным национализмом как главной опасностью в национальном вопросе.
Угрозы Гитлера и закрепление поворота к патриотизму в СССР
Закреплению поворота в СССР к громадной значимости национального вопроса, к признанию великой роли отечественной истории и патриотических чувств в сплочении общества способствовали известные события в Германии. 30 января 1933 года А. Гитлер стал рейхсканцлером, а в августе следующего года, после смерти президента П. Гинденбурга, сосредоточил в своих руках всю законодательную и исполнительную власть в качестве «фюрера и рейхсканцлера». Произошло это в стране, на революционность и интернационализм пролетариата которой российские большевики возлагали особые надежды, видя в классе-собрате явного лидера в грядущем социалистическом переустройстве мира. И вот эту-то страну, с ее просвещенным населением и мощным, как казалось, рабочим классом Гитлеру удалось завоевать с помощью национальных лозунгов и знамен.
Развертывая борьбу против нацизма, профессиональные интернационалисты в СССР поначалу не верили в долговременность успеха гитлеровцев, полагая, что они вот-вот «начнут терять свою кратковременную устойчивость», поскольку национализм, «последняя твердыня отживающего капиталистического мира», в их представлении, никак не могла быть прочной. Редактор советского журнала «Революция и национальности» С. М. Диманштейн говорил в этой связи: «Правительство Гитлера так прямо себя именует: “правительство национального возрождения”, а тех, кто выступает против этого правительства, они клеймят контрреволюционерами, считая себя совершающими национальную революцию»[395]. Гитлер, однако, явно преуспевал. Сознание исходящей из этого опасности не могло не наталкивать идеологов в СССР также и на мысль о том, что национальный фактор, пожалуй, не слабее интернационального, списывать его со счетов не следует, а подавлять и не использовать – неумно.
Развитие германских событий, без сомнения, ускорило эволюцию сталинского режима в национал-большевистском направлении, все более отклонявшемся от курса на мировую революцию. 4 декабря 1933 года прозвучал доклад М. М. Литвинова на IV сессии ЦИК СССР (на следующий день опубликован в газете «Известия»), который означал отказ советского руководства от ультрареволюционной доктрины, которой оно руководствовалось со времен Гражданской войны и, согласно которой, любое обострение международной обстановки воспринималась как надежда на его перерастание в мировую революцию. Теперь нарком иностранных дел, как представитель государства – члена международной системы, выступил с требованием ко всем странам, имеющим представительства в СССР, не вмешиваться во внутренние дела страны. Такую же политику, подчеркивал он, мы проводим и будем проводить впредь в отношении других стран.
19 декабря 1933 года Политбюро ЦК ВКП(б) заявило о готовности СССР вступить в Лигу Наций и заключить в ее рамках региональное соглашение «о взаимной защите от агрессии со стороны Германии». 18 сентября 1934 года СССР был принят в эту международную организацию. Вскоре после этого Сталин начал говорить и вовсе неожиданное. К примеру, американский журналист, спросивший Сталина, правильно ли он понимает, что СССР «в какой-либо мере оставил свои планы и намерения произвести мировую революцию», получил ответ: «Таких планов и намерений у нас никогда не было»[396]. Смертные приговоры в 1936 и 1938 годах недавним руководителям Коминтерна Г. Е. Зиновьеву и Н. И. Бухарину должны были, помимо всего прочего, создавать впечатление о действительности намерений руководства СССР отказаться от непосредственного курса на мировую революцию.
Осуждение национал-нигилизма в политике Коминтерна
Дальнейшему отходу от левацкого интернационализма способствовали решения VII конгресса Коминтерна. Более чем за год до конгресса, 7 апреля 1934 года Г. Димитров в разговоре с членами Политбюро ЦК ВКП(б) поставил вопрос: почему в решительный момент миллионные массы идут не с коммунистами, а, скажем, как в Германии, с национал-социалистами? Поиски ответов на этот вопрос привели к принципиальному выводу: причина кроется в неправильном подходе к национальной психологии народных масс и национальным традициям, к которым коммунисты проявляли явное пренебрежение. Ранее в документах Коминтерна о патриотизме говорилось обычно в критическом смысле, нередко это понятие отождествлялось с шовинизмом.
По предложению Сталина Димитров был избран генеральным секретарем Исполкома Коминтерна. Новое руководство Коммунистического Интернационала вместе с Политбюро ЦК ВКП(б) начало возвращать международную организацию, как впоследствии стало говориться, «к марксистско-ленинским взглядам на отечество, патриотизм и идеям, оказавшимся забытыми или искаженными в практике революционной борьбы предшествующих лет», не допуская какого-либо нигилизма по отношению к национальной проблематике своей страны. «Мы, коммунисты, – подчеркивал Димитров на VII Всемирном конгрессе Коминтерна 2 августа 1935 года, – непримиримые, принципиальные противники буржуазного национализма во всех его разновидностях. Но мы не сторонники национального нигилизма и никогда не должны выступать в качестве таковых»[397]. Поворот казался столь крутым, что многим пораженным левизной коминтерновцам поначалу казалось: «Москва ликвидирует пролетарский интернационализм и начинает культивировать в рабочих массах преувеличенный патриотический национализм»[398].
Исправление левацких ошибок в отношении к патриотизму и национальной психологии народа в самом СССР началось со снятия проклятия с «великорусского национализма». Партийное постановление 1921 года решало этот вопрос однозначно: из двух возможных уклонов в национальном вопросе главную опасность представляет великорусский национализм[399]. Презумпция была снята на XVII съезде партии, который предписал всем парторганизациям руководствоваться «положениями и задачами, выдвинутыми в докладе т. Сталина» от 26 января 1934 года. В докладе значилось, что «главную опасность представляет тот уклон, против которого перестали бороться и которому дали, таким образом, разрастись до государственной опасности»[400]. Как показали дальнейшие события, репрессии в последующем чаще всего сопрягались с обвинениями в местном национализме.
«Дело славистов»
Избавление от догматизма, признание значимости национального фактора и патриотизма Коминтерном и правящей элитой СССР не могли свершиться в одночасье, требовали целого ряда лет, если не десятилетий. Наряду с начавшимся поворотом в реальной жизни страны начала 1930-х годов уживались тенденции прямо противоположной направленности. Официально признанной главной опасностью для большевистской власти оставался в то время «великорусский национализм», искоренение его возможных носителей нанесло неисчислимый ущерб русскому народу, его интеллигенции. Особая роль в нейтрализации национализма отводилась карательным органам. Так, в конце 1933 – начале 1934 года в Москве, Ленинграде и ряде других городов «славными чекистами» были арестованы «члены широко разветвленной фашистской организации», именующейся «Российской национальной партией». В общей сложности ими оказались (с учетом параллельных дел на периферии) более ста интеллигентов-гуманитариев, значительную часть которых составляли русисты и слависты-филологи – специалисты по истории древнеславянской письменности, славянскому фольклору, сравнительной грамматике и истории славянских языков[401].
На этот раз события развертывались следующим образом. В декабре 1933 года один из обвиняемых в участии в «эсеровской организации» дал показания против выдающегося ученого, члена-корреспондента АН СССР Н. Н. Дурново и его сына, также слависта, А. Н. Дурново, назвав их участниками «националистической организации, ведущей активную антисоветскую работу». 28 декабря они были арестованы. За ними через несколько дней последовали невеста А. Н. Дурново Варвара Трубецкая и ее отец, В. С. Трубецкой (брат Н. С. Трубецкого). Затем в январе и феврале 1934 года арестовали еще ряд славистов и русистов, связанных тем или иным образом с семьей Дурново: Г. А. Ильинского, А. М. Селищева, В. В. Виноградова, В. Ф. Ржигу, И. Г. Голанова, П. А. Расторгуева, В. Н. Сидорова, Ю. М. Соколова, А. И. Павловича, Н. И. Кравцова и других. По ходу следствия к ним подключались новые московские и ленинградские интеллигенты. Среди них были искусствовед, директор Русского музея Н. П. Сычев и известный реставратор П. Д. Барановский, решительно протестовавший против планируемого уничтожения храма Василия Блаженного и демонстративно отказавшийся от подготовки памятника к сносу