[667]. Как видим, уже в 1939 году Сталин говорил о русском народе в частной беседе точно так, как это прозвучало на всю страну в его выступлении на знаменитом приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии 24 мая 1945 года[668].
Выражение «старший брат» приобрело широкое распространение в годы Отечественной войны и особенно после публикации в «Правде» письма узбекского народа к бойцам-узбекам, сражавшимся на фронте. Письмо представляло собой выдающийся образец цветистой восточной прозы[669], оно впечатывало в сознание запоминающийся образ: «В дом твоего старшего брата – русского, в дом твоих братьев – белоруса и украинца – ворвался германский басмач. Он несет коричневую чуму, виселицу и кнут, голод и смерть. Но дом русского – также и твой дом, дом украинца и белоруса – также и твой дом! Ибо Советский Союз – дружная семья, где каждый живет хотя и в своем доме, но двор и хозяйство едины и неделимы. А в дружной семье раздора не бывает, как его нет и в семье советских народов. В нашей стране нет межей, которые бы разделяли наши дома. Но если разбойник отнял дом у твоего брата, – верни ему дом – это твой долг, узбекский боец! Это ваш долг, все советские бойцы!»[670]. Аналогичные письма публиковались и от имени других народов страны. Их популяризации служила книга «Наказ народа: Письма народов СССР к бойцам-фронтовикам» (1943).
Концепция «старшего брата» оказалась довольно живучей. Она благополучно пережила и развал СССР. Ныне, как и прежде, она выражается в разного рода послаблениях «младшим братьям». К примеру, по данным на 1995 год, среди регионов-доноров, за счет которых существовали Россия в целом и подавляющее большинство субъектов-реципиентов, «не было ни одной республики… все они относились к дотационным регионам»[671]. Ю. М. Лужков, выступая в 1996 году в Совете Федерации на обсуждении бюджета, сожалел, что возглавляемому им субъекту Федерации не удается побыть в роли младшего брата и стать, к примеру, одним из городов Татарстана. «В этом случае, – говорил он, – город Москва, потеряв самостоятельность, приобретет могучий, небывалый экономический потенциал, потому что те налоги, которые платят Татарстан и некоторые другие республики в соответствии с какими-то особыми условиями, которые должны быть абсолютно равными в Российской Федерации, несоизмеримы с тем, что платит Москва или другой областной или краевой субъект Российской Федерации»[672].
Государственная идея в младших классах школы
Концепция отечественной истории, отражавшая с середины 1930-х годов новое видение исторической роли русского народа, складывалась в ходе подготовки нового школьного учебника по истории и сопровождалась постоянной критикой участников конкурса в нежелании отречься от схемы Покровского. Авторы почти всех 46 конкурсных рукописей учебников, заявил А. С. Бубнов на заседании жюри конкурса 25 января 1937 года, проводят антиисторическую линию при анализе процесса «собирания Руси», образования и укрепления Московского княжества. Украина, по его словам, имела альтернативу – либо быть присоединенной к католической Польше, стать добычей Турции и крымского хана, либо войти в единоверное Московское царство; в сложившихся исторических условиях признание Хмельницким протектората Москвы было наименьшим злом для украинского народа. Так же следовало рассматривать и присоединение Грузии к России[673]. «Все это, – как полагал один из главных участников конкурса, – обязывает историков… пересмотреть свою старую точку зрения, которая изображала колониальную политику России как сплошное черное пятно в истории русского государства»[674].
Написанный с новой точки зрения историками Московского государственного педагогического института во главе с А. В. Шестаковым «Краткий курс истории СССР» для 3-го и 4-го классов рассматривал советский период в преемственной связи с общим развитием российской государственности. Рукопись этого учебника в наибольшей мере соответствовала требованиям правительственной комиссии и была признана лучшей. Ее доработку осуществляла специальная группа ученых под руководством А. А. Жданова, в которую были включены опытные историки старой школы К. В. Базилевич, С. В. Бахрушин, Б. Д. Греков, Н. М. Дружинин, В. И. Пичета и др. В сталинском Политбюро Жданов был наиболее подготовлен для этой роли как человек, получивший глубокое образование в дореволюционной классической гимназии по учебникам Д. И. Иловайского и других представителей дореволюционной русской исторической школы.
Утвержденный 22 июля текст являл собой «своеобразный сплав двух главных идей – идеи возвеличивания старой государственности и идеи неизбежности и благотворности победы социализма в России». 22 августа в «Правде» было опубликовано постановление жюри комиссии. Оно гласило: «Краткий курс истории СССР» под редакцией профессора А. В. Шестакова считать одобренным Правительственной комиссией и рекомендовать в качестве учебника для третьего и четвертого классов»[675]. Учебник был запущен в массовое производство. В начале октября 1937 года издание вышло в свет. Сквозь все содержание учебника красной нитью прошла тема патриотизма, любви к Родине и ее истории. В период, когда надвигалась угроза фашизма, эта тема звучала особенно злободневно. Воплощенные в нем государственно-патриотическая концепция отечественной истории, идея преемственности лучших традиций предков новыми поколениями соотечественников стали ориентиром для учебников для средней и высшей школы и для системы политического просвещения[676]. Учебник А. В. Шестакова переиздавался до 1955 года, выдержал на русском языке 25 изданий общим тиражом почти 7 млн экземпляров[677].
Для занятий в высшей школе И. В. Сталин приказал в апреле 1937 года «немедленно приступить к изданию Ключевского», переиздавались материалы из учебника по русской истории С. Ф. Платонова, другие работы историков старой школы. Решено было напечатать «Историю XIX века» французских историков Э. Лависса и А. Рамбо с частью, посвященной истории России[678]. Все это было призвано в какой-то мере заполнить пустоту, образовавшуюся на месте «школы Покровского».
Приветствуя выход давно ожидаемого «Краткого курса истории СССР», «Правда» не скрывала его главного предназначения: «Перед советской школой и ее учителями стоят задачи огромной государственной важности. 30 миллионов школьников надо воспитать в духе беспредельной любви к родине, преданности партии Ленина – Сталина»[679]. Своевременность перевода школы на обучение и воспитание в духе национально-государственного патриотизма было в полной мере осознано после Великой Отечественной войны. И. В. Сталину приписывают слова: «Войну выиграли сельские учителя»[680]. В этом случае имелись в виду поколения советских людей, получившие историческую и идеологическую подготовку в сельской школе (выигравшая войну армия была премущественно крестьянской по составу). Нарком просвещения В. П. Потемкин сказал то же самое о всей школе: «Советская школа победила фашистскую школу; советский учитель победил немецкого учителя-фашиста»[681].
Заявка на русское первенство в мировой культуре
Новые представления о советском народе стали широко пропагандироваться с принятием новой Конституции СССР. В связи со столетием гибели А. С. Пушкина центральная партийная газета «Правда» 10 февраля 1937 года посвятила поэту передовую статью «Слава русского народа». В ней заявлено: «Единый в своем национальном многообразии советский народ торжественно чтит Пушкина как веху своей истории». Частичная реабилитация поэта состоялась еще раньше – с принятием 27 июля 1934 года постановления Политбюро ЦК о мероприятиях, связанных со 100-летием со дня смерти поэта. В статье, имеющей характерное название «В защиту Пушкина», говорилось о необходимости борьбы с «вульгаризацией социологического метода Маркса» и недопустимости превращения художественных произведений в «голый социально-экономический документ». В частности, отмечалось, что из литературоведческих работ Д. Благого «Социология творчества Пушкина» (1931), «Три века русской поэзии» (1933) невозможно понять, почему Пушкин был для Ленина «лучше» Маяковского. «До самых корней своего творчества Пушкин был именно “буржуй”, – это с очевидностью вытекает из всего социологического анализа, произведенного Благим»[682]. В 1937 году произошло превращение поэта из «буржуя» в «интернационалиста». Теперь подчеркивалось: «Пушкин глубоко национален. Поэтому он стал интернациональным поэтом», и русский народ, оказывается, «вправе гордиться своей ролью в истории»[683]. А об изображении его прошлого Н. И. Бухариным и школой М. Н. Покровского «Правда» вскоре выразилась и вовсе уничтожающе: «Можно только удивляться, как эта антинародная ересь печаталась»[684].
В 1938 году журнал «Большевик» давал новую установку в трактовке XIX века отечественной истории. Она содержалась в предисловии Е. В. Тарле к «Истории XIX века» французских историков Э. Лависса и А. Рамбо, помещенном не только в вышедшем из печати томе, но и на страницах партийного журнала. Роль России и рус