Русская нация в ХХ веке (русское, советское, российское в этнополитической истории России) — страница 56 из 162

им ледорубом. Убийца – агент НКВД, бывший лейтенант Испанской революционной армии Рамон Меркадер[845].

В целом же события 1939–1940 годов оказались далеки от прогнозов Сталина. Самый большой его просчет состоял в том, что соседние с Германией страны оказали неожиданно слабое сопротивление агрессии. Изнурительной «драки» между капиталистическими странами по существу не случилось. Потенциал Германии не только не был ослаблен, но и значительно возрос. Однако для успешного завершения войны с Англией ресурсы Германии оказались недостаточными. Гитлер поддался соблазну сначала нарастить их за счет завоевания СССР, а потом достичь господства надо всей Европой.

В июле 1940 года в германском генштабе началась разработка конкретного плана войны против СССР, и уже 18 декабря 1940 года Гитлер утвердил директиву, согласно которой вооруженным силам предписывалось «разбить Советскую Россию в кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии (вариант «Барбаросса»)». По «оптимистическим» прогнозам, кампания могла быть успешно завершена за 1,5–2 месяца, по «более осторожным», за 4–5. Во всяком случае, войну планировалось закончить в 1941 году до наступления зимы. Ставка делалась на уничтожение СССР и радикальное сокращение его населения от военных действий, голода и насильственного выселения на восток от линии Астрахань – Волга – Архангельск. Гитлеровцы рассчитывали, что сопротивление нашествию можно ослабить путем выдвижения лозунга освобождения советских людей от «угнетательской», чуждой народу «жидо-большевистской» власти.

Дата нападения на СССР была назначена распоряжением главнокомандующего сухопутными войсками Германии от 10 июня 1941 года. Оно гласило: «22 июня, 3 часа 30 минут, начало наступления сухопутных войск и перелет авиации через границу. Если метеорологические условия задержат вылет авиации, то сухопутные войска начнут наступление самостоятельно». Запаздывание с нападением на СССР на месяц от намечавшегося срока объясняется непредвиденными войнами Германии против Югославии и Греции в апреле 1941 г. В Югославии война возникла в связи со свержением 27 марта профашистского правительства, присоединившегося к Тройственному пакту (соглашение о политическом и военно-экономическом союзе между участниками антикоминтерновского пакта от 27 сентября 1940 г., известное также как «ось Берлин – Рим – Токио»). Война велась с 6 по 17 апреля и закончилась поражением Югославии. 6–29 апреля Германия была занята также войной с Грецией, где она была вынуждена спасать от поражения итальянские войска, ведшие с октября 1940 года захватническую войну.

Неотвратимость войны с Германией отчетливо осознавалась высшим руководством СССР и подавляющей частью советского народа. Среди них определенно имелись люди, видевшие в надвигавшейся войне возможность побед очередных «большевистских революций». Некоторым предстоящие события представлялись еще проще. Л. З. Мехлис, начальник Главного политического управления Красной Армии, говорил на XVIII съезде партии, что задачу, поставленную Сталиным на случай войны, надо понимать так: «Перенести военные действия на территорию противника, выполнить свои интернациональные обязанности и умножить число советских республик»[846]. М. И. Калинин подчеркивал, что «мы, большевики, народ скромный, не захватнический. Но все-таки мы думаем своими идеями завоевать весь мир и даже… раздвинуть вселенную»[847]. Сталин же, занявший 5 мая 1941 года пост Председателя правительства, сознавал неготовность Вооруженных сил к участию в современной войне. Надеясь, что пока Германия не разделается с Англией, она не решится напасть на СССР, он избрал тактику всемерного оттягивания начала войны, с тем чтобы завершить техническое перевооружение и увеличить численность армии. В конкретных условиях июня 1941 года сталинская тактика привела к катастрофе.

Основной вектор сталинской национальной политики: к государственному патриотизму

Анализ исторического материала показывает, что трансформация представлений о значимости национального фактора и роли русского народа в отечественной истории в 1920–1930-е годы складывалась во многом стихийно. В целом же она определялась отказом от попыток непосредственной реализации идеи мировой революции и переходом с 1925 года к идеям «социализма в одной стране». Решения, определявшие курс партии в национальном вопросе, во многом перекликались с практикой принятия решений в другой важнейшей сфере жизни общества – экономической. История разработки экономического курса страны в 1920-е годы показывает, что метод, позволяющий отыскивать направление развития экономики, тоже складывался стихийно, и его суть состояла в том, что делались лишь такие уступки принципам экономики военного коммунизма, «без которых дальше режим удержаться у власти не может»[848]. Курс на строительство социализма в одной стране с «железной» необходимостью вынуждал партию к отступлению на позиции национально-государственного коммунизма (национал-большевизма) и эсэсэсэровского патриотизма (национализма). Однако Сталин и другие идеологи партии не решились открыто признать, что национально-государственный социализм является единственной разумной альтернативой курса на мировую социалистическую революцию. Вместе с тем они были вынуждены считаться с опасностью утраты влияния и потери власти в партии, глубоко почитавшей Ленина и его учителей – Маркса и Энгельса. Утвердившись у власти как верный ученик Ленина, поклявшийся во всем следовать его заветам, Сталин решил и впредь открыто не ставить под сомнение его учение, продолжал обряжать свои взгляды в ленинские одежды.

Отсутствие реальной альтернативы доктрине национально-государственного коммунизма создавало благоприятные условия для эксплуатации национально-патриотической идеи. Благодаря этому национальная политика стала выражаться в уступках «истинного интернационализма», обрекавшего нацию на истощение, национальному патриотизму, предполагающему ее сохранение, но и не исключающему эволюции, видоизменения. Важнейшими вехами на пути этих уступок после признания принципа федерализма вместо унитарности в государственном устройстве, осуществленного еще при Ленине, были: 1925 год – выдвижение лозунга о расцвете национальных культур при социализме вместо его категорического отрицания в революционной теории и большевистской политике до 1917 года; 1930 год – отнесение времени появления «зональных» исторических общностей, приходящих на смену социалистическим нациям за пределы победы социализма в одной стране; 1934 год – возведение патриотизма, любви к Родине в ранг высшей доблести советского человека; восстановление отечественной истории в правах учебной и воспитательной дисциплины в школе вместо ее «отмены» в начале 1920-х годов; 1935 год – осуждение национального нигилизма в предшествующей деятельности коммунистической партии; 1936 год – возведение русского народа в ранг великой передовой нации вместо ее поношения в 1920-е годы как «бывшей угнетательской нации» и воплощения отсталости; рубеж 1937–1938 годов – изобретение для русского народа внешне привлекательной роли старшего брата, любовно и безвозмездно оказывающего помощь отсталым народам-братьям с тем, чтобы не делать этого в обязательно-принудительном порядке возмещения исторического долга, неудачно предписанного русскому народу на заре советской власти. 1941 год, канун войны – переход к идеологии и политке, основанных на убеждении в том, что Советская страна – ее власть, ее армия, русский народ и советский народ в целом – сумеют отразить любое нападение извне, поскольку являются наследниками традиций, благодаря которым Россия уже почти тысячелетие успешно боролась с вторжениями иноземных захватчиков.

К началу Великой Отечественной войны в СССР буквально за несколько лет интенсивной идеологической кампании было сформировано совершенно особое отношение граждан к своей стране. «Это был не просто патриотизм в нашем сегодняшнем понимании (как чувство любви к Родине), а чувства постоянной мобилизационной готовности, чувства безграничной, активной любви к своей Родине, т. е. действенность, способность к самоотвержению – именно те качества, которые и стали важнейшей составляющей победы в войне»[849]. Теория построения социализма в отдельно взятой стране к 1941 году окончательно сменила в СССР ранее доминировавшую идею мировой революции. Колоссальные изменения во всех сферах жизни общества сопровождались мощной идеологической кампанией. Ее основной задачей стало утверждение новых ценностных ориентиров, прежде всего воспитание патриотизма и тех волевых качеств, без которых победа в войне оказалась бы недостижимой.

Глава 3. В условиях Великой Отечественной войны и «националистического нэпа» (1941–1945)

«Интернационализм должен опираться на здоровый национализм»

В условиях начавшейся мировой войны советское руководство лишь укреплялось в правоте избранного ранее курса национальной политики и воспитательной работы с населением. Война с Финляндией показала всю глубину заблуждений и тщетность надежд на пролетарскую солидарность в предстоящей большой войне. Политуправление Красной Армии настраивалось искоренять «вредный предрассудок, что якобы население стран, вступающих в войну с СССР, неизбежно и чуть ли не поголовно восстанет и будет переходить на сторону Красной Армии, что рабочие и крестьяне будут нас встречать с цветами». Осуждались шапкозакидательские настроения и «ложные установки в деле воспитания и пропаганды в Красной Армии (лозунги: непобедимость Красной Армии, армия героев, страна героев и страна патриотов, теория абсолютного технического превосходства Красной Армии, неправильное освещение интернациональных задач и т. д.)»