Русская нация в ХХ веке (русское, советское, российское в этнополитической истории России) — страница 95 из 162

Чепцов: Вы пришли в «Эйникайт»[1394], чтобы бороться против ассимиляции за культурную автономию евреев?

Фефер: Нет, за рост еврейской культуры.

Чепцов: Но это тоже националистическая задача.

Фефер: Я тогда это не считал националистической задачей.

Чепцов: А борьба против ассимиляции, что это такое? Значит, вы вели с самого начала антисоветскую деятельность.

Фефер: Националистическую деятельность…

Чепцов: Что вы поправляете. Всякая националистическая деятельность есть антисоветская деятельность[1395].

Л. М. Квитко, проштудировав в тюрьме труды Ленина и Сталина по национальному вопросу (а этим, как видно из материалов «дела ЕАК», усердно занимались и подследственные и следователи) и оценив свою роль в развитии национальной и интернациональной культуры в СССР, пришел к заключению, которое не вызвало никаких поправок председательствующего, других членов суда, и, видимо, могло вполне удовлетворить самого Сталина. Это заключение, которое по своей претензии на глубину обобщения и категоричность можно назвать законом, гласит: «Еврейская культура была нужна, как нужна была и литература всех национальных меньшинств для того, чтобы к известному периоду подготовить массы на их родном языке к ассимиляции»[1396].

Как видно из диалогов в Верховном суде СССР, «законные» представления о расцвете национальной культуры стали весьма своеобразными, превратившись в полную противоположность изначальному смыслу слова «расцвет». Представления о национальной культуре как таковой у А. А. Чепцова, скорее, соответствуют ваганяновской формуле, гласящей, что лишь «через уничтожение национальной культуры может быть достигнута подлинная общность культуры для всего общества»[1397]. Фактически эта же мысль звучит и в выступлении сталинского соратника Л. М. Кагановича, осуждавшего на июльском (1953 г.) Пленуме ЦК КПСС националистическую деятельность Л. П. Берии. «В результате осуществления нашей политики по национальному вопросу, – говорил он, – на основе победы единого социалистического уклада в народном хозяйстве, мы создали новые социалистические нации. Эти социалистические нации нужно все больше и больше объединять для их расцвета, а не противопоставлять. Берия вел к разъединению наций»[1398].

Некоторые ученые, доказывая, что Сталин не был сторонником слияния наций и не мог проводить такой политики[1399], приводят в доказательство сталинскую же отсылку к ленинской работе «Детская болезнь “левизны” в коммунизме», где содержится указание на то, что национальные различия «будут держаться еще очень и очень долго после осуществления диктатуры пролетариата во всемирном масштабе»[1400]. Отсылка эта не должна бы никого вводить в заблуждение. Речь у В. И. Ленина идет о национальных различиях, а не о нациях как таковых. Между тем, очевидно, что историческое время существования тех и других не совпадает. Иначе говоря, Ленин лишь констатировал, что придет время, когда наций не будет, а национальные различия (как производное от наций) еще сохранятся. Сталин же, на наш взгляд, для успокоения приверженцев национальной идеи и расцветающих наций неправомерно отождествил эти явления.

Глава 5. Возвращение к «ленинской национальной политике» (1953–1964)

Десталинизация национальной политики и Лаврентий Берия

В 1950-е годы наука о новой общности и ее языковых аспектах развивалась без каких-либо ссылок на первооткрывателей. При этом отчетливо обнаружилось стремление трактовать эти вопросы в национал-большевистском духе скорее бухаринского, нежели сталинского образца. Надо полагать, в этом выражалось намерение устранить сталинский «уклон» послевоенных лет к великодержавию и шовинизму и возвратиться на позиции «подлинного» интернационализма. Однако актуализация идеи о формирующейся в СССР новой исторической общности произошла лишь в начале 60-х годов. Сразу после смерти И. В. Сталина на первый план в национальной политике выступила необходимость ее десталинизации[1401]. Первые практические шаги в этом направлении были обусловлены решениями, принятыми по докладным запискам министра внутренних дел Л. П. Берии в ЦК КПСС от 1 и 2 апреля 1953 года. В них предлагалось «реабилитировать и немедленно из-под стражи освободить» лиц, привлеченных по делу о врачах-вредителях, осудить «преступную операцию по зверскому убийству Михоэлса» и высылку П. С. Жемчужиной как результатов якобы только провокационных измышлений.

Уже 3 апреля было принято, а на следующий день опубликовано постановление Президиума ЦК о фальсификации дела о врачах-вредителях и принятии предложений Министерства внутренних дел СССР. Постановление санкционировало полную реабилитацию и освобождение из-под стражи 37 врачей и членов их семей, арестованных по делу о врачах, привлечение к уголовной ответственности работников бывшего Министерства госбезопасности, «особо изощрявшихся в фабрикации этого провокационного дела и в грубейших извращениях советских законов»; проведение мер, «исключающих возможность повторения впредь подобных извращений в работе органов МВД».

Содержащийся в записке Берии тезис об «измышлениях» обвинений в националистической деятельности практически являлся основой для осуждения и окончательного прекращения кампании по борьбе с космополитизмом и неоднозначной реакции общественности на это осуждение. Актуализировались слухи о еврейском происхождении Берии и его попустительстве «соплеменникам». Стремясь приглушить нежелательную антисемитскую реакцию в обществе, Хрущев в начале апреля 1953 года направил закрытое письмо парторганизациям с требованием не комментировать опубликованное в газетах сообщение МВД и не обсуждать проблему антисемитизма на партийных собраниях. Видимо, этими же соображениями было продиктовано первоначальное отклонение предложения Берии о немедленной реабилитации осужденных по делу Еврейского антифашистского комитета. ЕАКовцы были реабилитированы лишь в ноябре 1955 года. Решение о реабилитации не было обнародовано.

Другой импульс для изменений в сфере национальных отношений был дан принятыми по инициативе Берии постановлениями от 26 мая и 12 июня 1953 года, направленными на то, чтобы «решительно покончить с извращениями ленинско-сталинской национальной политики партии» на Украине, в Литве и Белоруссии. 12 июня на основании записки Хрущева аналогичное решение были принято по Латвии. Основу предложенной концепции десталинизации межнациональных отношений составляли коренизация (вторая после 20-х гг.) партийно-государственного аппарата и введение делопроизводства в союзных республиках на родном языке.

Бериевская коренизация высшего и среднего звена партийно-хозяйственного аппарата, означавшая на практике разгром русских кадров в национальных республиках, началась заменой на посту первого секретаря ЦК КП Украины русского Л. Г. Мельникова украинцем А. И. Кириченко. В Белоруссии началась работа пленума ЦК, решения которого были предопределены постановлением ЦК КПСС от 12 июня. Постановление гласило: «Освободить т. Патоличева Н. С. от обязанностей первого секретаря ЦК КП Белоруссии, отозвав его в распоряжение ЦК КПСС» и «рекомендовать первым секретарем ЦК КП Белоруссии т. Зимянина М. В., члена ЦК КПСС, бывшего второго секретаря ЦК КП Белоруссии, освободив его от работы в Министерстве иностранных дел СССР».

В докладе, подготовленном группой Зимянина для пленума ЦК КПБ, в духе записки Берии, в частности, предлагалось для исправления нарушения принципов ленинской национальной политики ввести белорусскую письменность в государственном аппарате, вести всю переписку только на белорусском языке, совещания, собрания и съезды проводить также исключительно на белорусском. В докладе признавалось, что русским, конечно, труднее будет работать в Белоруссии, поскольку не все они хорошо знают белорусский язык. Отношение к ним в выступлениях сторонников коренизации, по воспоминаниям Патоличева, было таково: «Русские товарищи во многом помогли белорусам. Земной поклон им за это. А сейчас, кому из них будет очень трудно, мы им поможем переехать в другое место».

Против доклада Зимянина первым выступил имевший со времен войны большой авторитет в республике лидер комсомола, Герой Советского Союза П. М. Машеров, затем другие участники пленума. Тем не менее доклад, подготовленный по директиве центра, был одобрен. Однако еще до окончания работы пленума Патоличеву позвонил Хрущев и сказал: «Берия арестован… Пока никому об этом не говорить… Мы получили информацию от нашего инспектора о том, что пленум ЦК тебя поддерживает… Если пленум попросит ЦК КПСС, то решение может быть отменено». В результате изменения обстановки в Москве Патоличев остался на своем посту до 1956 года. Позднее он говорил первому секретарю ЦК КП Киргизии Т. У. Усубалиеву об инициативах Берии: «Более худшего вида проявления национализма трудно было найти. Осуществление этой бредовой идеи обернулось бы страшной трагедией для миллионов граждан, проживающих в Белоруссии». Берия «вовсе не заботился о развитии национальных языков и национальных кадров. Реализация бериевского “национального” плана привела бы к перемещению миллионов людей из одних республик в другие». Эти оценки Усубалиев зафиксировал в своей книге воспоминаний[1402].

Коренизация партийно-хозяйственного аппарата, осуществленная в духе предложений Берии на Украине, в Белоруссии и Прибалтике (здесь это выразилось, в частности, в том, что второй секретарь ЦК КП Латвии В. Ершов был заменен латышом В. Круминьшем), его попытки ввести в республиках собственные ордена в честь выдающихся национальных деятелей для награждения местных работников культурного фронта, другие меры по развитию национальных традиций в области культуры и языка, которые способствовали бы воспитанию чувства национальной гордости, – все это не проходило бесследно и имело двоякий результат. С одной стороны, это способствовало ликвидации вооруженного националистического подполья в этих республиках. (О его размахе говорит следующая цифра: в ходе подавления вооруженного сопротивления в Прибалтике в Западной Украине и в Западной Белоруссии до середины 1950-х годов погибло более 25 тысяч советских солдат и офицеров.) С другой стороны, это активизировало буржуазно-националистические элементы в союзных республиках, национал-сепаратистские и русофобские настроения, способствовало возникновению в 50–60-х годах многочисленных националистических кружков и групп, участниками которых была в основном молодежь.