Дворянам с 16 лет и студентам университетов разрешено было вместо поступления на правах унтер-офицеров в полки проходить курс первоначального обучения в Дворянском полку при 2-м Кадетском корпусе. В полку дворяне в течение краткого времени знакомились с «порядком службы», учились строевым приемам и стрельбе, получали ряд познаний об обязанностях офицера. Только за время войны 1812 г. из Дворянского полка было произведено 17 выпусков, давших, среди прочих, 984 офицера армейской пехоты. Выпускникам Дворянского полка с 1810 г. из Кабинета Его Величества отпускали по 50 рублей на первоначальное обмундирование (хотя на эти деньги можно было приобрести лишь некоторые предметы офицерской экипировки).
По воспоминаниям Н. А. Андреева, в полку в первое время служили и старые, и малые, нередко отцы вместе с сыновьями. Учились все, кто не знал русской грамоты и первых четырех правил арифметики. В 1811 г. вместе с добровольцами из полка Андреев был произведен в офицерский чин и направлен в формирующийся 50-й Егерский полк 27-й пехотной дивизии [87, стр. 178].
Общее количество офицеров русской армии, получивших специальное образование, даже при учете весьма слабо образованных выпускников Дворянского полка, не превышало 22–23 % от общей численности офицерского корпуса.
Свыше 13 процентов офицеров имели недворянское происхождение. Солдатские дети могли быть произведены в офицерский чин после 8 лет выслуги в унтер-офицерских чинах, а вольноопределяющиеся – после 4 лет; и те и другие после 15 лет службы унтер-офицерами имели право выйти в отставку с получением первого офицерского чина. Военнослужащие из духовного сословия могли претендовать на офицерский чин после 8 лет выслуги унтер-офицерами. Рядом преимуществ при производстве в офицеры пользовались военные поселенцы и однодворцы. Для подавляющего большинства недворян условием получения первого офицерского чина была 12-летняя выслуга в унтер-офицерских званиях. И все-таки необходимо учитывать, что все вышеприведенные строгие сроки в реальных условиях зачастую не выдерживались.
В рапорте М. И. Кутузова Александру I от 11 сентября отмечалось: «34-го егерского полка фельдфебель Золотов в бывшем сражении в 26-й день августа при Бородине за взятие французского генерала Бонами в плен по власти, высочайше мне данной, произведен в подпоручики…» [96, Ч. 1, стр. 285].
В приказе же по армии от 1 сентября оговаривался комплекс мер, направленных на пополнение сильно пострадавшего офицерского корпуса: «Лейб гвардии в пехотной дивизии выбрать к производству по два унтер-офицера выслуживших сроки и по пяти подпрапорщиков, отличившихся неустрашимостью, которых его светлость произведет в офицеры в армейские полки; рядовым даны будут знаки военного ордена.
Полки обеих армий и артиллерии выберут к производству достойных портупей-прапорщиков, подпрапорщиков и самих унтер-офицеров, рядовым даны будут знаки военного ордена, сколько их найдено отличнейших…» [44, стр. 456, 457]
Дальнейшее чинопроизводство обер-офицеров зависело от открывающихся в полку вакансий. Шеф или командир полка выдвигали кандидатуру офицера на повышение в чине и после обсуждения со штаб-офицерами утверждали ее, причем зачастую служебные достоинства или человеческие симпатии перевешивали соображения старшинства, и на повышение шли более молодые офицеры. Еще более субъективным было повышение «за отличие», которое в реальных условиях вызывало немало недовольства. Штаб-офицеры производились на вакансии, открывающиеся во всей армии.
Широко варьировался возраст офицеров. В армию нередко принимали 15-летних, а в отдельных случаях – и более молодых недорослей. В сражении при Салтановке рядом с командиром 7-го корпуса Н. Н. Раевским сражались его сыновья – прапорщик 5-го егерского полка 17-летний Александр и прапорщик Орловского пехотного полка 11-летний Николай. Раевский-старший в письме жене с гордостью писал: «Николай, находившийся в самом сильном огне, лишь шутил. Его штанишки прострелены пулей» [135, стр. 215].
В целом же «средний возраст прапорщиков… равнялся 24 годам, подпоручиков и поручиков – 25 годам, штабс-капитанов… – 28, капитанов… – 30, майоров – 34, подполковников 37, полковников – 38 годам» [158, стр. 139]. Таким образом, русские офицеры были на 5–7 лет моложе офицеров соответствующих чинов наполеоновской армии.
Для большинства офицеров единственным источником существования служило жалованье, весьма небольшое. Так, по штатам павловского времени, армейский и гвардейский прапорщики получали соответственно 200 и 172.20 рублей в год, подпоручики – 200 и 191.90, поручики – 240 и 249.30, штабс-капитаны – 340 и 445.50, капитаны – 340 и 558.60, майоры – 460, подполковники – 600, все полковники – по 900 рублей. В первые годы XIX века цифры изменились незначительно. Лишь немногие офицеры получали доходы от поместий, и только один из десяти имел семью.
Краткая, но достаточно точная характеристика офицерской доли прозвучала в словах М. М. Петрова: «Я дворянин, обязанный оправдать это обетное звание. Мне 22 года от роду, мое достояние – острая шпага, мои прелестные сокровища – военная честь и боевая слава, мой жребий – тяжелые труды и смертельные язвы, мой брачный гимн – победные крики торжества героев Отечества моего» [126, стр. 124].
1.4. Обмундирование и снаряжение
Приступая к описанию столь очевидного на первый взгляд вопроса, автор избрал в качестве основы для главы труд выдающегося русского военного историка Г. С. Габаева «Роспись Русским полкам 1812 года» [60], изданный в г. Киеве к столетней годовщине войны, дополнив его вновь выявленными материалами. Автор позволил себе не помещать в кавычки текст Габаева, так как практически каждое предложение этого текста подверглось исправлению или дополнению.
Всей полевой пехоте был присвоен металлический прибор желтого цвета; в Гвардии использовалась красная медь, в Армии – латунь.
Кафтан (мундир) был темно-зеленого грубого ворсованного сукна, двубортный, длиной до талии, имевший сзади фалды. Левый борт заходил на правый и застегивался на 6 слегка выпуклых пуговиц. На левый борт симметрично нашивалось 6 таких же пуговиц. Рукава заканчивались обшлагами в 1¾ вершка ширины; на обшлаг перпендикулярно нашивался клапан шириной в 1 и длиной в 3½ вершка с 3 пуговицами.
Обер-офицер и гренадер лейб-гвардии Преображенского полка. И. Каппи. 1815 г.
Пятиугольные погоны на обоих плечах были шириной у плеча в 1 вершок и у воротника в ¾ вершка; погоны пришивались (или вшивались в шов) у плеча и пристегивались на пуговицу у воротника. Левая фалда несколько заходила на правую. Фалды имели отвороты, суживавшиеся на передних концах и у талии и расширявшиеся сзади настолько, что их уголки сходились между собой; в этом месте нашивалась пуговица. Две пуговицы нашивались также сзади на лифе. В большинстве полков продолжали носить кафтаны с высокими скошенными воротниками, но к середине 1812 г. гвардейцы, а возможно, и часть армейских полков, перешили воротники на новые, низкие: высота такого воротника составляла от 1¾ до 2 вершков, застегивался воротник на 3 крючка. Длина фалд кафтана – 9 вершков, ширина нижнего среза – 2 ¾ вершка.
Для нового гвардейского – лейб-гвардии Литовского – полка в марте 1812 г. были построены кафтаны с красными воротниками и лацканами [5, Л. 195]. Кафтаны с темно-зелеными (с красной выпушкой) лацканами носились также в лейб-гвардии Финляндском полку. Каждый лацкан пристегивался на 7 пуговиц (7-я нашивалась ближе к погону у верхнего края лацкана). Лацканные кафтаны застегивались на середине груди крючками.
Егерь и унтер-офицер егерского полка. Л. И. Киль. 1819 г.
Цвет воротника, погон, клапанов и обкладки фалд был по полкам и по роду оружия, а именно: воротник, обшлага и обкладка фалд в полках тяжелой пехоты были красные, а в егерских – темно-зеленые с красной выпушкой по свободному краю (на обшлаге, кроме того, выпушка загибалась вниз в месте соприкосновения с клапаном, ближнем к внутреннему шву рукава). Рукавные клапаны у полков тяжелой пехоты были темно-зеленые без выпушки, а у егерей – темно-зеленые с выпушкой по 3 краям (кроме края, обращенного к внутреннему шву рукава). Полки лейб-гвардии имели воротники следующих цветов: Преображенский и Литовский – красные, Семеновский – светло-синие с красной выпушкой, Измайловский и Финляндский – темно-зеленые с красной выпушкой, Егерский – темно-зеленые с оранжевой выпушкой.
Мушкетеры пехотного полка. И. А. Клейн. 1815 г.
Городской исторический музей г. Нюрнберга. Германия.
Для гвардейских полков в 1812 г. были разработаны новые образцы полковых басонов (преображенский басон также назывался гвардейским): на желтом поле по краям проходили красные полоски, а в центре – просвет полкового цвета (красный в Преображенском, Литовском и Егерском полках, светло-синий в Семеновском, темно-зеленый в Измайловском и Финляндском), обрамленный оранжевой каймой. На воротниках с каждой стороны от застежки нашивалось по 2 петлицы полкового басона, на клапанах – по 3 петлицы измайловского басона. Такие же петлицы, но из белой шерстяной тесьмы, имели солдаты Лейб-гренадерского полка. Погоны во всех гвардейских (кроме Егерского, которому были присвоены оранжевые погоны) и гренадерских полках были красные; в первых по старшинству (см. Приложение 4) полках пехотных дивизий – красные, во вторых – белые, в третьих – желтые, в четвертых – темно-зеленые с красной выпушкой, в пятых (Вологодский полк 19-й дивизии) – голубые; в старших (с меньшим номером) егерских полках дивизии – желтые, в младших – голубые (светло-синие), хотя в 15-й дивизии 13-й Егерский полк имел голубые погоны, а 14-й – желтые [15]. В армейских частях на погоны нашивалась шифровка из красного (на белых и желтых погонах) или желтого шнура: в гренадерских полках это были начальные буквы названия, в пехотных и егерских – номер дивизии.
Гренадеры, егеря, унтре-офицер и обер-офицер 41-го егерского полка.