«…Во время гастролей в Западной Германии, где живет Ребров, мне пришлось часто его слушать… Многих интересует, что я о нем думаю, как оцениваю этого певца. А кроме всего прочего, в последние годы пошла мода на Ивана Реброва и других „эмигрантов“, — обладание их записями, подобно увлечению стариной, стало для некоторых чуть ли не правилом хорошего тона. На коктейле после премьеры доктор Кеплехнер говорил о том, что наш приезд и полмиллиона разошедшихся пластинок с русскими песнями пробили поначалу маленькую брешь в ознакомлении Запада и других стран мира с русской музыкой и песней. Монопольным правом в этой области завладели эмигранты, осевшие на Западе, русского, полурусского и совсем не русского происхождения типа Биккеля, Бриннера, Рубашкина и др. Особое место в этом ряду занимает Иван Ребров, который поражает своим действительно незаурядным голосом почти что в три октавы[11]. Для западной публики он „кондовый славянин“ с окладистой бородой и архирусским именем. Его концертный костюм непременно включает в себя соболью шапку и броский, яркий кафтан с расшитым золотом кушаком. Популярность Реброва складывается, на мой взгляд, из нескольких компонентов: хорошие вокальные данные (на Западе басы всегда в большом почете), экзотический внешний вид, сценический образ этакого кряжистого русского медведя, акцент на меланхоличные и грустные русские песни, находящие особый отклик среди сентиментальной западной публики. Интересно, что Ребров пытался исполнять и немецкие народные песни, но особого успеха не имел. Его репертуар — удивительная мешанина из старинных русских песен (кстати, в убогой собственной обработке), например, „Помню, я еще молодушкой была“, которая фигурирует у него под новым названием „Наташа“. Песен из репертуара Шаляпина: „Из-за острова на стрежень“, „Двенадцать разбойников“, махровой цыганщины (тут и „Две гитары“, и „Ухарь-купец“) и всего, что только душе угодно. Модно петь „Подмосковные вечера“ — пожалуйста, мелодии из кинофильма „Доктор Живаго“ — извольте! В песнях Реброва слышатся и отголоски белогвардейской обречённости, и интонации мелодий расплодившихся на Западе бывших донских казаков (ведь надо как-то зарабатывать на жизнь!). Своими записями Иван Ребров явно старается потрафить мещанскому вкусу обывателей, знающих, вернее, не желающих знать больше Россию, только по водке и икре. Показательны уже названия его песен: „В лесном трактире“, „В глубоком погребке“, „Рюмка водки“. И сама пластинка называется „На здоровье!“ — Ребров поет о водке и вине. В общем, Ребров — типичный представитель коммерческого „массового искусства“, хозяев которого вполне устраивает, что не знающий ни родины, ни ее языка певец повествует о „русской душе“ песнями „Бублики“, „Маруся“, „Журавли“. Любопытно, что Иван Ребров бывал в Москве как турист и при посещении ВДНХ даже пел — не удержался! — с ансамблем Мицкевича, выступавшим в ресторане „Колос“».
«И запоешь, как Жан Татлян, про „фонари, которые не светят“…»
Вот она, квинтэссенция советской идеологии! Это их публику устраивает, что «…не знающий ни родины, ни ее языка певец повествует о „русской душе…“», а нашу, советскую не устраивает и не понятен какой-то отщепенец белогвардейский. И несмотря на уникальный голос и абсолютно, в общем, лояльный набор народных песен, был запрещен.
Ребров — настоящая немецкая звезда 70-х. Он и на театральных подмостках, и в шоу на ТВ, и на совместной пластинке с Татьяной Ивановой.
Иван Ребров весь в песне.
На красотку даже не глядит…
В послевоенной Европе западных звезд с русскими фамилиями немало. Пусть большей частью они лишь потомки первой эмиграции, но появляются и приезжие, уже из новой третьей волны. В их числе оказались бывшие отечественные эстрадные знаменитости: Лариса Мондрус в Германии, Бруно Оя в Финляндии, Жан Татлян во Франции, Аида Ведищева и Эмиль Горовец в Штатах, Леонид Бергер в Австралии. Более или менее они в эмиграции состоялись и даже сумели стать какой-то частью шоу-бизнеса новой родины, исполняя интернациональный репертуар. Но конкуренция была велика.
Во времена экономического кризиса конца 80-х в «поисках лучшей доли» уехало немало популярных артистов. Среди них был и «супер-стар» советской эстрады Эдуард Хиль. Вот как он вспоминает свою работу в парижском кабаре: «Мадам Мартини (хозяйка заведения) позволяла исполнять все, кроме „Мурки“ и вообще блатных песен. В „Распутин“ заглядывали наши артисты, поэты. Были и Никита Михалков с Юрием Любимовым и Олегом Янковским. Михалков пел „Не велят Маше за реченьку“ и был душой общества. А самыми богатыми посетителями кабаре были арабы из Эмиратов. Один играл там свадьбу дочери — на грузовике привезли пять тысяч белых роз. Погуляли на сто тысяч долларов, хотя по меркам „Распутина“ сумма небольшая. Заходили и русские дворяне первой волны эмиграции — графы, князья. Как-то перед концертом я спросил у коллеги-артиста: „Почему сегодня у нас столько охраны? А этот месье за столиком похож на Миттерана“. — „А это и есть Миттеран! Романсы послушать пришел“. А Мирей Матье как-то пришла и попросила меня спеть „Подмосковные вечера“. Артистам в „Распутине“ платили мало. На эти деньги прожить сложно. Я снимал квартиру у знакомых эмигрантов за полцены. Экономил на всем: пешком шел от дома до работы почти час. Мясо стоило слишком дорого, даже „ножки Буша“. Первое время покупал только картошку и крылышки. В кафе не обедал — это же целых 50 франков.
Полицейские в Париже ни разу не попросили меня предъявить паспорт. Иногда спрашивали: „Вы кто?“ — „Шансонье“. — „Где?“ — „Кабаре `Распутин`“. — „О!“ Это для них фирма, как Гранд-опера. Идешь ночью по негритянскому кварталу, французский мент остановит: „Не страшно?“ — „Я русский“. — „А! Тогда понятно“» (по материалам сайта www.blatata.com).
Мозаика второй волны
А где же теперь все друзья боевые,
Бойцы и сыны моей бедной Руси?
В харчевнях Стамбула берут чаевые
И крутят баранку в парижских такси.
Помимо Бориса Рубашкина и Ивана Реброва, было и есть много интересных имен. Их биографии, репертуар и судьбы, в общем, схожи, но хотя бы несколько слов об этих людях надо сказать обязательно.
Саша Зелкин
Петр Худяков, музыкант из Австрии, записал несколько блестящих пластинок с жанровой песней, а теперь, подобно Реброву, говорят, ушел в исполнение церковной музыки. Занимается ею последние годы еще одна «легенда» — певец из Финляндии Виктор Клименко. А в лучшие годы, бывало, хлопнет перед концертом бутылку водки и «зажигает» «Гори, гори…» на кураже. По сей день Виктор собирает залы в стране тысячи озер.
Теодор Биккель
Давно ничего не слышно о Саше Зелкине — мастере русской песни из Франции. В 60-е в Америке было издано два виниловых диска артиста. Иногда на блошиных рынках Европы можно найти его французские песенные опыты. Где он сейчас? Жив ли? Он не намного моложе Реброва и Рубашкина. Кстати, биографии Саши Зелкина и Виктора Клименко в начале пути как две капли воды напоминают историю жизни Бориса Рубашкина: дети белогвардейцев, осевших в разных странах, но сохранивших корни. К сожалению, мне почти ничего неизвестно о замечательной певице из Германии Татьяне Ивановой. Недавно в России переиздали несколько ее пластинок. Она была звездой, да еще какой! В дискографии Ивана Реброва есть их совместный проект. Иванова умерла рано, по-моему, в начале 70-х.
А как забыть Теодора Биккеля, выпустившего одним из первых «Песни самиздата советской России»! Найди у вас в те годы эту пластинку органы, и срока не миновать. Биккель, правда, вообще к России никакого отношения не имеет, он лишь записал несколько проектов с уличными и цыганскими композициями, а большей частью он актер. В 2004-м справил 80-летие, но бодр и полон сил, много выступает, собрал горы всевозможных премий и наград. Жил в Израиле, теперь в США.
Юлия Запольская
Юлия Запольская и Женя Файерман — последние из той плеяды, о ком хочу поведать.
В чем-то их судьбы схожи: и Юля, и Женя оказались за кордоном благодаря бракам с иностранцами. Московский коллекционер Владимир Павлович Цетлин рассказывал, что в конце 40-х Юля пела в «Кинотеатре повторного фильма» у Никитских ворот, тогда было принято приглашать артистов выступать перед сеансами. Она оканчивала консерваторию и собиралась профессионально заниматься серьезной музыкой, но судьба свела ее с американским военным. Он влюбился в русскую красавицу и каким-то чудом увез ее в 1953 году в Америку! На Западе талантливая женщина записала девять виниловых пластинок: «Песни беспризорников», «Песни А. Вертинского», «Москва после темноты» и т. д. Выпускалась она на американских лейблах и была вполне успешна, однако счастье длилось недолго: в 1965 году, довольно молодой, она умерла от болезни. Недавно у нас издали небольшую пластинку Юлии Запольской, или просто Юли, как зовут ее коллекционеры. Одна из самых заметных певиц «второй эмиграции», она делала настоящую жанровую песню.
Женщина-огонь
По кругу пойдет и песню запоет,
Что напевала мать у колыбели,
Немой запоет, а мертвый оживет,
Больной забудет сразу о постели…
А Жене Файерман — Женьке-цыганке — повезло больше. Последние три десятилетия живет на Земле обетованной, часто выступает. Случается же, что реальный человек носит фамилию, как нельзя лучше соответствующую его характеру. Файерман в переводе с идиш — «человек-огонь».
Женя Файерман
Родом певица из Каменец-Подольского, что на Украине.
С концертами она объездила вдоль и поперек Северную и Южную Америку, Австралию, всю Европу. Четырежды совершила турне по странам бывшего СССР.