Кроме упомянутой пластинки, Хвостенко записал там две кассеты «блатных песен», которые недавно были переизданы на одном диске под названием «Последняя малина».
В записи приняли участие сын патриарха кабаре Марка де Лучека — Паскаль де Лучек и Андрей Шестопалов.
По возвращении в Париж Хвост несколько сезонов подряд устраивает в сквотах театральные постановки. Режиссирует горьковское «На дне», превращая действо в мюзикл. Сам играл Луку и пел.
Девяностые дали надежду вернуться к своему зрителю. Появились совместные проекты с российскими рок-музыкантами. Начались выставки, гастроли. Президент Путин своим указом вернул ему гражданство.
Хвост не верил в приметы и не привык искать «знаки свыше». Он не видел в названии своих последних альбомов «Могила Live» и «Рай» ничего особенного.
Журналисты заметят это потом.
А еще у Алексея Львовича было стихотворение, звучащее нынче как завещание:
Ну, пора, товарищи, прощайте.
Вы меня совсем не вспоминайте,
Никогда не вспоминайте,
Иногда не забывайте.
Творчество Н. Г. Медведевой и А. Л. Хвостенко, конечно, стоит особняком от остальных (прежде всего музыкальных, в соответствии с темой книги) произведений третьей волны. И хотя ими сделаны штучные жанровые альбомы в эмиграции, следует признать, что это лишь малая, далеко не основная доля их наследия и реализованных духовных исканий. Любые ограничения для фигур такого дарования — прокрустово ложе. Их надо воспринимать целиком, как явление, не растаскивая на «забавные» или «трагические» историйки их сложные судьбы.
Глава IVЗакат империи
У нас на Брайтоне веселая мишпуха,
У нас на Брайтоне отличные дела,
И здесь услышишь, если ты имеешь ухо,
Что эмиграция смогла и не смогла.
На бывшей родине тем временем начался «ледоход», к власти пришел новый лидер и объявил о переменах. С открытием границ стала меняться музыка эмиграции.
Владимир Михайлов, певец-орденоносец
Марина Львовская
Широким потоком хлынула к нашим бывшим свежая советская эстрада. Дети эмигрантов «торчали» от «Ласкового мая», Муромова и Малинина. Блатняк стал постепенно уходить с брайтонской сцены. Один за другим выходят проекты с кавер-версиями популярных шлягеров, перепетых артистами-эмигрантами. Сестры Роуз, Анатолий Могилевский, Аркадий Дунайский, Эрик Шварц и Марина Львовская спели тогда «Яблоки на снегу», «Ягоду малину», «Белые розы», «Ярмарки краски» и прочие перестроечные хиты. А в 1988-м приехала в Америку с гастролями сама Алла Борисовна. Началась агония «эмигрантской песни». Она продлилась в Штатах довольно долго. Как спичка, прежде чем погаснуть, на секунду ярко вспыхивает, так озарилась под занавес «полной иллюминацией» брайтонская сцена. Владимир Михайлов, Борис Жердин, Саша Царовцев, Анатолий Алешин, Рэма Ким, Михаил Мармар, Амалия Грин, Курбан Галий, Олег Фриш, Илья Словесник, Александр Раппопорт, Слава Медяник и Наталья Брейдер — последние звезды «русской Америки» 90-х.
Теперь вернулись почти все. Поет на правительственных концертах замечательный музыкант Владимир Михайлов. Награжден за вклад в искусcтво десятками наград, в числе которых немало орденов, а рядовому слушателю не известен. Парадокс.
Вернулся Саша Царовцев и играет рок с группой «Пилигрим». Ведет программу на «Серебряном дожде» и снимается в кино Александр Раппопорт.
Последняя звезда третьей волны
Нет, Москва, я певец, а не шулер-игрок,
В интерес я с тобой не играю,
Я иду по Арбату, в толпе одинок,
И о прежней Москве вспоминаю…
Живет в Москве бывший красноярец Владислав Медяник — последний «примкнувший» к «могучей кучке» певец.
Владислав Медяник
Человек одаренный, широкого, как Сибирь, таланта, он встал в один ряд с лучшими: Шуфутинским, Гулько, Успенской. Певец поехал в Штаты из любопытства, когда стало можно, имея лишь тысячу баксов в кармане и обратный билет, а задержался на пять лет. Медяник очень быстро и результативно реализовался в эмиграции. Сначала выпустил кассету «Песни с обочины 2», потом умудрился купить убыточный ресторан «Голубая лагуна», переименовать его в «Северный» и раскрутить «до небес». В итоге три альбома за пять лет, всеобщий респект, признание и успех. Но вместе с этим пришло понимание, что Брайтон стал тесен. Слава элементарно перерос местечковый уровень «маленькой Одессы» и поехал искать своего слушателя домой. Теперь трудно найти человека, кто бы ни разу не слышал Медяника. А когда-то…
Для первого, январского номера журнала «Шансонье» я делал развернутое интервью с маэстро. О лихой молодости, о годах в эмиграции, о новом бизнесе и творческих задумках шла тогда наша беседа.
— Владислав Васильевич, перед нашей встречей я прослушал один из своих любимых жанровых альбомов, к созданию которого, вы имеете самое непосредственное отношение. Это «Песни с обочины» 1988 года. По подбору песен видно, что исполняемый материал вам хорошо знаком. Там были песни и Шандрикова, и Розенбаума, и Вертинского, и совсем малоизвестные вещи. Как вы пришли к первому альбому?
— Мне было шестнадцать лет, и случайно я оказался в одной компании с Аркадием Северным. В те годы были распространены подпольные концерты шансонье.
Такие исполнители, как Звездинский, Беляев, даже Высоцкий, по приглашениям деловых людей того времени выступали, что называется, для узкого круга.
Северного в тот раз пригласили одесские моряки. Я набрался наглости и ради девушки, с которой пришел, спел одну песню из репертуара Челентано.
Аркадий Северный, король блатной песни
После этого Аркадий Дмитриевич подошел ко мне и как коллегу спросил: «А где ты поешь, сынок?»
Я отвечаю: «Я нигде не пою, я еще в школе учусь».
На что он произнес фразу, которая воодушевила меня на всю жизнь:
«Тебе надо петь. У тебя получается».
Ему было сильно за тридцать уже. Я запомнил его как человека с большим юмором. Он много шутил, рассказывал анекдоты, выпивал, но пьяным не был, в общем, создавал очень легкую атмосферу.
— Знаковой оказалась встреча?
— Конечно, и хотя я с юности увлекался музыкой, коллекционировал записи, но большое внимание жанровой песне стал уделять лишь после встречи с Аркадием Северным. У меня была очень солидная коллекция эмигрантов, начиная с Александра Вертинского, Петра Лещенко, Ивана Реброва, сестер Берри и так далее.
Измаил, где я тогда жил, — портовый город, и моряки привозили пластинки и записи со всего мира. Северного я вообще переслушал, наверное, всего на бобинах еще.
Во время работы в ресторане я пробовал перепевать некоторые песни из его репертуара, а также Высоцкого, Димитриевича.
Кстати, Высоцкий в начале 70-х был под большим запретом наравне с другими подпольными певцами. Помню, однажды на школьной перемене в погожий день радист из радиорубки выставил «колокол» и включил Высоцкого. Больше я этого парня никогда не видел. Наверное, у него случились серьезные неприятности.
Каждая новая запись в те годы была событием, настроение повышалось, когда что-то новое попадало в руки. Я переписывал эти записи, иногда за деньги, а когда переехал жить в Красноярск, открыл там кооперативную студию звукозаписи.
Времена настали другие, был конец 80-х, и уже потеплело в стране, но советская власть еще была в силе. В холле Дома быта (где располагалась студия) висел стенд с моим каталогом. Там был огромный выбор: группы АС/DС, Nazareth, эмигранты, само собой.
И как-то раз приехал московский журналист из «Комсомольской правды».
У него было задание взять интервью у представителя набиравшего тогда обороты в СССР кооперативного движения. Он позвонил руководству Дома быта, представился и думал, видимо, все сразу падут ниц перед московским гостем.
Мне передали, что приехал репортер, но в тот день меня на месте не оказалось.
Потом он позвонил еще пару раз, а у меня всё не складывалось в силу занятости с ним увидеться. Тогда, в очередной раз приехав, он посмотрел на вывешенные каталоги групп и артистов, узнал еще, что у меня новая машина недавно появилась, и, наверное, со злости написал разгромную статью «Песни с обочины», где заклеймил меня позором. «В сердце России, в Сибирь, где люди чисты в помыслах и желаниях, — писал журналист, — приехал какой-то деятель из портового города, с его вольными нравами, и навязывает красноярцам сомнительные музыкальные новинки. Здесь и гнусные антисоветские западные команды типа АС/DС, и бывшие предатели Родины — эмигранты, воспевающие „сладкую“ жизнь за океаном…» В общем, в таком духе. Статья обошлась мне большими неприятностями, даже в КГБ вызывали. Но, с другой стороны, она и подтолкнула использовать этот «черный пиар» в своих целях. Под псевдонимом Владислав Фомин я записал первый магнитоальбом под названием… «Песни с обочины». Хотелось сделать жанровый проект в современных аранжировках, с хорошим звуком.
— Альбом действительно очень широко разошелся, и многие уже тогда решили, что вы эмигрант, как Вилли Токарев или Михаил Шуфутинский!
— Нет, в ту пору я еще жил в Красноярске, а Токарева сам мечтал хотя бы увидеть.
В 1989 году я отдыхал в Туапсе, когда пришло известие о предстоящих в Москве концертах Вилли Токарева. Для меня это было огромным событием. Он был первым, чья «запрещенная» нога ступила на нашу советскую землю (смеется).
Я на машине с друзьями рванул в столицу. Приехали к Театру эстрады на Берсеневскую набережную, а там толпа неимоверная и нет билетов. Просто нет. Ни за какие деньги. Но я же не мог не попасть туда. В одно время с Токаревым в Москву приехала группа Pink Floyd, и как-то мы узнали, что можно поменяться билетами. Чудом мы смогли провернуть это дело, деталей я теперь не помню, и попали на концерт. Представляете себе уровень популярности того времени эмигрантов в стране? Полный зал народу, оркестр Анатолия Кролла и общее ощущение праздника. Было огромное количество охраны, и увидеться с Вилли поближе тогда не получилось. А где-то через полгода он приехал с гастролями в Красноярск и семь дней давал концерты на самой большой площадке города во Дворце спорта. Вся неделя — битком зал!