В родном городе всех знаешь, и встреча оказалась возможной. Я вычислил местного водителя, который его возил, он оказался знакомым моих знакомых, и я сначала передал через него кассету со своими песнями. Водитель ее Токареву отдал, тот послушал, и ему понравилось. Несколько дней спустя тот же шофер добыл мне служебный пропуск, и я прошел в гримерку к Токареву. Вилли очень по-дружески встретил меня. Я его назвал на вы, а он мне: «Старик, я что, дедушка?
Ты музыкант, и я музыкант. Давай на ты». Я пригласил его в свою студию.
Он говорит: не думаю, что получится, меня здесь буквально разрывают на части.
Но я на всякий случай дал ему телефон, а он оставил мне свой и через два дня неожиданно сам звонит. Представляешь, сам Токарев звонит мне. Это волнение и радость может понять только человек, который помнит то время и его атмосферу. Его опекали как суперзвезду все представители местной верхушки, жил он под охраной на крайкомовской даче. И вдруг звонит: «Надоели мне все эти коммунисты! Приезжай после концерта». Я, окрыленный, встретил его на своей «Волге». На студию мы не попали (не оказалось ключа), а поехали ко мне домой. Когда отъезжали, я сдавал назад и сильно въехал в столб. Но я был так рад, что даже не вышел взглянуть на след удара, а вмятина оказалась очень серьезная.
Дома накрыли стол и так душевно посидели. А через некоторое время я получил письмо от Вилли, где он писал, что внимательно послушал мою кассету, и звал приезжать, выражал готовность помочь. Морально в творческом плане он меня очень поддержал.
А в 90-м году в Сочи я попал на концерт Шуфутинского. Подступиться к нему было так же нереально. И тогда я попросил знакомую девушку, когда она будет дарить на сцене цветы, передать мою кассету. Потом я узнал, где Миша остановился, и позвонил ему в номер. Дело в том, что Шуфутинский пел в концерте не один.
С Александром Розенбаумом
Это была целая программа под общим названием «Черная роза». На моем втором альбоме как раз была песня с таким названием, которую я спел в дуэте с Натальей Брейдер. Я спросил Мишу, могу ли я там выступить. Он отказал, сослался на менеджеров-организаторов. Но, видимо, материал мой ему понравился, потому что, когда я сказал ему, что собираюсь в Нью-Йорк, он ответил, что теперь живет в Лос-Анджелесе, но предложил записать телефон известного в эмиграции человека, большого поклонника хорошей песни Сани Местмана. Действительно, в дальнейшем мне это помогло, и я связался с ним по приезде в Штаты.
— До Америки вы бывали где-то за границей? Имели представление о жизни там?
— Нет, нигде и сразу оказался в Нью-Йорке.
В Америке меня никто не встречал. Я летел и даже не думал об этом.
Тысяча долларов в кармане, телефон Местмана — весь джентльменский набор.
Я рассчитал: 700 баксов на гостиницу за неделю, 300 на еду должно хватить, и назад. А звезды так легли, что задержался на полтора месяца.
На второй день я гулял по Брайтону и увидел в витрине маленький плакатик:
«Миша Гулько поет здесь!» Я пришел чуть пораньше, осмотрелся: маленькая сцена, зал мест на сто, не больше. Сижу, думаю: «Как же так? Ведь Успенская пела „У нас на Брайтоне отличные дела…“» Я представлял себе Брайтон-Бич минимум как Бродвей. С роскошными заведениями, длиннобородыми швейцарами в униформе, а тут такое… Народу было мало, Гулько после выступления подошел ко мне, разговорились. Оказалось, он первый мой альбом уже слышал и ему понравилось. В конце вечера Миша даже не дал мне рассчитаться за ужин, сам заплатил.
В первую поездку мне встретились удивительные люди, я не потратил практически ни копейки, но еще и заработал. Меня окружили таким вниманием, как будто я настоящая звезда.
— А как вы познакомились с Успенской?
— Это случилось году в 1995-м, у меня уже был свой ресторан «Северный».
Люба выступала в каком-то зале, а потом был банкет в ресторане «Националь», но мои клиенты утащили ее ко мне в клуб. Представь себе, я на сцене, стою, пою. Вдруг открывается дверь и входит Успенская. Я тут же бросил микрофон и пошел через зал к ней. Мы обнялись, и как-то быстро вспыхнула искра дружбы. Она провела тогда неделю в Нью-Йорке, и мы встречались почти каждый день в общих компаниях. А годом позже мы записали дуэтную песню «Я сам по себе, ты сама по себе». Я эту песню услышал в фильме «Падение», где Алика Смехова в главной роли. Мне доставляет большое удовольствие работать с Успенской. Тембрально наши голоса очень здорово сочетаются. Она, кстати, тоже считает, что мы идеально подходим друг другу в дуэтных композициях.
— В середине 90-х годов, когда вы еще были в эмиграции, по нашему телевидению крутили клип певицы Светланы Медяник. Она имеет к вам какое-то отношение?
— Светлана Медяник — это моя однофамилица, она живет в Канаде. Лет десять назад я был в тех краях на дне рождения у брата Любови Успенской и познакомился с ней. Мы долго разговаривали, пытались найти общих родственников, но так и не докопались до истины.
— Вы упомянули свой ресторан «Северный», которым владели на Брайтоне.
Он просуществовал довольно долго, и период его расцвета пришелся на пик ажиотажа в Америке по поводу пресловутой «красной мафии». Вам приходилось с ней сталкиваться?
— С мафией я никак не пересекался. Их интересы, видимо, лежали вне области моего бизнеса. Хотя, конечно, эти люди, бывало, заглядывали ко мне поужинать, отдохнуть. Например, известный боксер Олег Коротаев любил погулять с размахом.
Когда много выпивал, бил стаканы, посуду. Иногда выходил на сцену, просил музыкантов подыграть и исполнял свою любимую вещь «Любо, братцы, любо».
К сожалению, он трагически погиб.
— Что за история со стрельбой приключилась с вами в вашем же ресторане «Северный», когда вы чудом остались живы?
— Наверное, это громко сказано. Никакой особой истории не было. Я, Михаил
Гулько и Александр Кальянов сидели за столиком, и к Саше очень назойливо лез знакомиться какой-то посетитель. Было видно, что он неадекватен и находится под воздействием наркотиков. Это было днем, и так получилось, что охраны в клубе не было. Я попытался мирно уладить ситуацию, но он ничего не соображал, мозг был полностью одурманен. Гулько, видя, как развиваются события, вывел Кальянова через кухню, а я вышел в холл ресторана. Следом за мной вышел и этот отморозок. Я развернулся к нему спиной, а он в это время вынул пистолет и стал целиться мне в спину. К счастью, это увидел швейцар и успел сбить ему руку. Так что пять пуль ушли мне в ногу.
— Иметь свой ресторан — дело хлопотное, тем не менее после долгого перерыва вы решили возобновить этот бизнес, но в Москве! Скучаете по тем временам?
— Ресторанный бизнес — дело, конечно, непростое, особенно во время становления.
Сейчас необходимо завести механизм, как часы, а потом пусть им занимается управленческая команда.
Проект «Медяник club» делался не из желания заработать. Скорее, для имиджа и постоянной возможности встречи со своей публикой.
Когда я владел рестораном «Северный» в Нью-Йорке и уже выпустил несколько альбомов, мне стали поступать предложения приехать с концертами в Россию.
Но я долгое время отказывался, не верил, потому что гонорары, которые мне объявляли за один концерт, покрывали прибыль от работы ресторана за месяц, а то и больше. Так что дело не в деньгах.
— Вас можно увидеть на сцене собственного клуба?
— Да, когда я не на гастролях, обязательно выйду, спою две-три песни, поздороваюсь с публикой. Постоянно здесь работает Курбан Галий, мой земляк, которого я привез в свое время в Америку и теперь вот сюда. Я не бросаю старых друзей. Если я узнал человека в бизнесе, совместных делах, съел, как говорится, не один пуд соли, то мы и дальше идем по жизни вместе.
— В кругу артистов нашего жанра, да и вообще от разных людей, стоит упомянуть ваше имя, непременно услышишь: «Медяник?! Непростой человек. Очень закрытый. Весь в себе». Так ли это? Какой вы на самом деле по натуре?
— К достойным людям, талантливым коллегам по цеху я отношусь хорошо. Я не тусовочный человек — это правда, скорее, я одиночка. Не люблю долго находиться в компании, устаю от многочасовых застолий.
— А какой отдых предпочитаете?
— Летом люблю рыбалку. У меня дача недалеко от большого озера, и там мои знакомые егеря, мои почитатели, показывают место, где клюет, и я с удовольствием ловлю карасиков. Вообще люблю быть наедине с природой. Такое общение восстанавливает. От гастролей, журналистов, бизнеса очень устаешь.
Еще читаю. Нравятся исторические романы, биографии великих людей.
Недавно закончил книгу о Петре Первом. Сейчас читаю историю религий. Хотя каких-то приоритетов в литературе у меня нет. Критерий один — чтобы было интересно.
— А на себя чужие биографии примериваете?
— Человек всегда примеривает прочитанное или увиденное на себя. Так он устроен. Бывает, я смотрю какую-нибудь мелодраму, а там показывают дом, семью, детей.
И думаю: как бы и мне хотелось вот так же. У меня дочь в Нью-Йорке, Катя, а получается, и нет у меня дочери. Потому что, когда я уехал, ей было четыре годика, а она осталась там, далеко. Родительского счастья я так и не познал, хотя я, конечно, принимаю участие в ее судьбе.
Заглавная песня в альбоме «Эх, жизнь моя» была неким ответом на мои внутренние переживания того периода. Это была первая пластинка, которую я издал в Москве после возвращения из Америки.
— Если бы не музыка, кем бы вы стали? Была ли такая развилка в жизни?
— Даже не знаю. В старших классах я хотел быть зоологом, даже списывался с МГУ на предмет поступления. Отец хотел, чтобы я был военным медиком, но уж никак не кабацким музыкантом. Когда я начал работать в ресторане, он даже несколько охладел ко мне. Говорил: «Ты нашел свое место в балагане!»
Он был готов помочь мне поступить в Ленинградскую военно-медицинскую академию, но судьба распорядилась иначе.