Русская расовая теория до 1917 года. Том 1 — страница 55 из 183

ой же показатель немного побольше, но разница чрезвычайно ничтожна. Распределение же типов цветности дало результат прямо противоположный ожидаемому, а именно — заметное уменьшение темного типа и значительное преобладание светлого цвета волос и глаз среди широколицых. Следовательно, те данные, какие имеются налицо, указывают на сродство широколицых великоруссов никак не с монголами (брюнетами), но скорее уже с финнами или тевтонами (норманнами). Но тевтоны не отличаются особою шириною лица, а потому наша группа широколицых скорее всего указывает на некоторое сродство с финнами, среди которых встречаются, между прочим, и группы высокорослых, светловолосых и в достаточной мере широколицых представителей. Впрочем, материал, вошедший в обработку, слишком недостаточен по числу наблюдений, и единственное, что можно из него заключить, сводится к утверждению о недоказанности сколько-нибудь резкого влияния монгольского типа на современных великоруссов. Для дальнейшего же выяснения этого, как и многих других вопросов, нам приходится терпеливо ждать дальнейших исследований, собранных и разработанных по определенной программе в разных областях, заселенных великоруссами. Раз зашла речь о смешении славянских племен с инородческими, о степени влияния этих последних на чистоту типа современного великорусса, было бы несправедливо обойти молчанием вопрос о способности современных великоруссов ассимилировать чуждые элементы и, в свою очередь, подчиняться влиянию инородческих элементов. Всякий наблюдатель, которому приходилось бывать в областях, где великорусское население соприкасается с инородческими племенами, мог, конечно, убедиться в необыкновенной способности великоруссов не только мирно уживаться со своими соседями, но и поразительно быстро заимствовать у них многие обычаи, привычки, слова, выучиваться их речи. Способность русских к изучению языков давно уже вызывает у западных европейцев чувство удивления. Но изучение языков и некоторое приспособление к нравам более культурных народов вызывается известными потребностями человеческого духа и не заслуживает еще того удивления, как факт чрезвычайной приспособляемости великоруссов к нравам и языку племен, стоящих даже ниже их по культуре. Мне лично приходилось многократно делать наблюдения в областях соприкосновения великоруссов с татарами, калмыками, киргизами (в Астраханской губ.), с башкирами, черемисами, мордвою, чувашами и т. д. (в Казанской губ.) и, наконец, с поляками, немцами (в западных и северозападных губерниях), и везде можно было отметить, что в то время, как в целом районе соприкосновения не найдется ни одного, например, киргиза, могущего кое-как связать две-три русские фразы, чуть ли не половина русских могла бегло говорить на киргизском языке и т. д. Но в упомянутых областях русское население все-таки является преобладающим и не имеет необходимости вступать в кровное родство с иноплеменниками. Там же, где великоруссы оказывались в меньшинстве и были принуждены брачиться с иноплеменниками, процесс поглощения русским элементом выражен, по-видимому, очень сильно. Так, еще Щапов отмечал сильное объякучивание русского населения Якутской области. Во многих местностях потомки русских давно забыли свой язык, одежду и приняли внешний вид, а также, по-видимому, и физический тип якутов. Новейшие исследования (И. И. Майнова, работой которого, еще не вышедшей в свет, я мог пользоваться, благодаря любезности автора, в рукописи) показывают, однако, что наряду с объякучиванием русских идет и обратный процесс — обрусения якутов. Оказывается вместе с тем, что и в областях наибольшего объякучивания русских, физический тип славян является гораздо более устойчивым, чем это можно было бы предположить с первого раза. Если метисы и являются, по данным г. Майнова, и более темноволосыми, и более темноглазыми, чем великоруссы, однако более высокий рост русских упорно сохраняется и у метисов. Эти и аналогичные им наблюдения имеют большую ценность уже потому, что позволяют судить до некоторой степени и о том, что происходило в те отдаленные времена, когда пришлые славянские племена столкнулись впервые с аборигенами современной центральной и северной России. Судя по аналогии с явлениями, наблюдаемыми теперь, мы можем думать, что и в доисторическую эпоху славянские пришельцы не вытеснили и не разогнали окончательно аборигенов страны, но мирно уживались с ними и дали новый средний тип, восприняв некоторые чуждые черты, но стойко сохранив и некоторые основные свои признаки, среди которых рост занимает, по-видимому, одно из первых мест. Для выяснения истории сложения физического типа современного великорусса нам остается желать дальнейших в этом направлении работ, которые показали бы нам, насколько эластичны основные черты славянского типа. Много, впрочем, существует и других пробелов, не дающих возможности высказаться с желательной степенью определенности относительно столь близкого и вместе с тем столь трудного для нас вопроса о самопознании. И если ряд недомолвок и недостаточно обоснованных предположений вызовет у читающего эти сроки чувство горькой обиды, да не обвинит он за то русских антропологов; пусть лучше он вспомнит, что наша наука слишком еще юна, а исторический закон судеб таков, что мы всегда и во всем начинаем свои познания с области внешнего мира, великое же «???» приходит значительно позже, по накоплении больших сумм знаний внешнего мира.


И. Д. БеляевО великорусском племени

Позвольте занять несколько времени беседою о великорусском племени. В Москве, — в сердце великой русской земли всего приличнее повести беседу об этом предмете, и тем более это прилично, что еще недавно большая часть западноевропейских журналов и газет, по команде польских эмигрантов, общим хором утверждала, что мы великоруссы, никто другой как татары, скифы, финны, гунны, тураны и чуть не турки, даже хуже турок, какие-то чудища, оскверняющие европейскую землю. Обо всем этом даже читались публичные лекции, как говорят привлекавшие многочисленную публику в Западной Европе. Да и в настоящее время между западными европейцами еще много охотников верить сим подобным толкам и россказням.

Кто же мы великоруссы? Что мы не турки, не татары, не гунны, не какие-то тураны, — это ясно как светлый день, этому неумолкающий свидетель — история, этого не может видеть только тот, кто не будет смотреть, кто с намерением зажмурит глаза от света, кто со злым умыслом завяжет их повязкой лжи: ни татарского, ни турецкого, ни какого-то туранского переселения в здешний край история не ведает и его никогда не было на самом деле. Вся азиатчина, которую польские крикуны навязывают нам в родоначальники и предки, или только держалась временно на южных степных окраинах нынешней Российской империи, или только проходила через русские земли, не оставляя на них следа. Так по летописям известно, что обры или авары временно владели Волынью, но они скоро прошли далеко на запад за границы Русской земли, и там древнейший летописец Нестор сказал о них: «были обры велики телом и умом горды», и Бог истребил их, измерли все и не осталось ни одного обрина и есть притча в Руси и до сего дни: «погибли как обры, и нет их племени ни наследка». Да авары и не заходили в здешнюю сторону, их поприщем на Руси были только южные степные окраины и Волынь. В VII, VIII, IX и X столетиях в низовьях Волги и Дона даже до Черного моря была сильная держава Хазарская; но хазары не доходили до Оки, и следы их в двух трех урочищах не заходят далее Дона и Донца, да в низовьях Волги говорит еще об них утка казарка. Камские или волжские болгары известные и по нашим летописям, и арабам и Константину Порфирородному, еще в конце XIII столетия держались в углу, образуемом Камою и Волгою и даже воевали с Суздальскими князьями; но они поселились в Суздальском краю и поглощены или истреблены татарами. В начале IX столетия в придонских и приднепровских степях появились печенеги и пробрались степями за Днепр до Дуная; но они всегда держались со своими кочевьями южных степей и не доходили до Оки. Ока всегда оставалась непереходимым рубежом для степных кочевников. За печенегами в придонских и приднепровских степях явились половцы, также протянувшиеся до Дуная; но и они в Суздальском и Рязанском краях не показывались. Здешним краем вероятно прошли в X столетии только угры или венгры, мадьяры, сродники башкирцев; но и они только разве прошли здешним краем, и нигде здесь не останавливались и не оставили никаких следов. Наконец, в первой половине XIII столетия через Болгарскую и Мордовскую земли пришли сюда монголы и татары, под предводительством Батыя, и прошли вдоль и поперек здешний край, опустошили его и заставили русских платить дань монгольскому хану; но они монгольских и татарских поселений здесь не оставили, и напротив все, дошедши только до Игнача креста в Новгородской земле, поворотили на юг и раскинули свои кочевья в степных низовьях Волги, Дона, Днепра и Днестра до самых берегов Черного моря, или заняли старые пепелища казар, печенегов и половцев. Следовательно, не могли оставить даже и подозрения о каком-нибудь сродстве с русскими; русские, будучи даже данниками татар, всегда смотрели на них как на поганых, и ни та, ни другая сторона никогда не думали сближаться друг с другом. Даже клочок татарской орды, со своим царем поселенный Московскими великими князьями в Касимове, до сего времени сохранил свой татарский тип и не сроднился с русскими, хотя касимовские татары полюбили Петербург и ходят туда на заработки и даже живут там по несколько лет. О турках же и каких-то мифических туранах, чтобы они когда-либо жили в здешнем краю или проходили через него, нет даже никаких слухов или сказочных преданий, на которые бы, хотя сколько-нибудь, могли опереться горячечные бредни польских эмигрантов. Таким образом вся исчисленная нами азиатчина, навязываемая польскими крикунами в предки русскому народу, ни в каком случае, по свидетельству истории, не может быть причислена хотя в какую-либо дальнюю родню не только великорусскому племени, но и малорусскому, жившему в ближайшем соседстве с южными степями. Да кроме недавних польских крикунов и их товарищей никто никогда и не думал навязывать нам в родню всю эту азиатчину.