тнести и новейшее исследование доктора Баженова (из Москвы), сделавшего недавно сообщение в парижском антропологическом обществе о результатах изучения бюстов казненных убийц и замечательных людей. В парижских музеях, в Jardia des plantes, в музее Орфила и в музее Брока находится довольно много таких бюстов, слепленных с натуры. Выбрав из них только вполне аутентичные и относительно коих имеются точные сведения, г. Баженов получил серию из 55 бюстов убийц и другую — из 19 бюстов замечательных личностей. Затем он мог дополнить свои наблюдения измерением голов живых людей, и именно двадцати пяти членов парижского антропологического общества, а также нескольких бюстов дикарей, именно жителей Ново-Гебридских островов. Свои измерения г. Баженов производил при помощи цефалометра Антельма, которым он определял величину радиусов, идущих от общего центра к различным точкам продольной окружности черепа (по средней его линии), начиная от лобно-носового шва и кончая затылочным бугром, отстоящим одна от другой на 5 градусов. Сравнивая величину однородных радиусов во всех четырех сериях голов, г. Баженов мог убедиться, что лобные радиусы значительно больше у замечательных людей, чем у убийц, тогда как в задней половине головы и, особенно, в затылочной области замечается обратное: здесь радиусы убийц превышают радиусы замечательных людей. Различие это выступает весьма наглядно при сравнении кривых, построенных на основании цифровых данных для радиусов различных серий. Из этих кривых ясно видно преобладание лба у людей выдающихся и преобладание затылка, хотя и гораздо менее выраженное, у убийц. Наибольший радиус (144,3 мм) у замечательных людей идет к средине лобной кости (приблизительно к вершине лба, т. е. к началу волос — у живого человека), тогда как наибольший радиус у убийц (140 мм) идет к средине теменного (стреловидного) шва или, приблизительно, к макушке головы. У членов антропологического общества (размеры радиусов которых, вообще, меньше, чем у замечательных людей) наибольший радиус приходится в верхней половине лобной кости, приблизительно на одной трети расстояния от венечного шва (брегмы), а у ново-гебридцев (134 мм) почти там же, где и у убийц. Все эти данные выведены из средних чисел, и у отдельных особей встречаются вариации; тем не менее, из замечательных людей 75 % выказывают заметное преобладание лба, тогда как из убийц это преобладание встретилось только у 5 %. Г. Баженов измерил также лицевой угол у замечательных людей и убийц с целью определит точнее степень развития и выступания вперед у тех и других челюстей. Оказалось, что в то время как из замечательных людей 70 % имеют лицевой угол в 80 и более градусов, и 30 % — в 75 и более градусов, — из убийц только 14,5 % представляют угол 80 градусов, 53 % имеют его — от 75 до 80 градусов, 27 % — от 70 до 75 градусов и 5,5 % — меньше 70 градусов. Таким образом, преступники-убийцы характеризуются, главным образом, малым развитием лба, несколько большим — затылка и значительным — лица; к этому следует еще прибавить усиленное развитие нижней челюсти. Все эти признаки, как справедливо замечает Мануврье, не могут еще считаться ненормальными или патологическими, и убийц вообще нельзя считать больными. «Убийцы, — продолжает Мануврье, — это такие особи, у которых части мозга, служащие субстратом для социальных инстинктов, для инстинктов самых высоких, развиты слишком мало, чтобы уравновешивать инстинкты эгоистические. Индивидов такого рода много во всех классах общества, но большинство их предохраняется от преступления своим материальным положением, воспитанием, влияниями среды, противоположными тем, которые обыкновенно толкают на убийство». Таким образом, люди с сильно эгоистическими, даже преступными наклонностями, с нравственно-порочной, преступной организацией, могут и не попадать в число преступников, как, с другой стороны, преступниками могут становиться иногда и люди нормальные под влиянием страсти, аффекта, алкоголя и т. п.
Главные предметы изучения антропологии составляют, однако, нормальные, племенные разновидности человеческого рода, его породы или расы, точно также и главным объектом этнологии или этнографии служат различные племена и народы. В последнее время изучение рас и племен, их типа, быта, языков, социального строя, подвигается вперед с усиленной энергией. Составляются целые экспедиции в отдаленные страны; отправляются отдельные путешественники, подготовленные к антропологическим и этнографическим наблюдениям; собираются слепки с голов, портреты, костяки, различные предметы быта и обстановки, произведения искусства и древности. Изучение идет двояким путем: с одной стороны, на месте, путем собирания данных в среде самих изучаемых племен, с другой — путем сравнительного изучения в европейских музеях и лабораториях тех материалов, которые доставляются туда экспедициями и отдельными путешественниками. Это собирание материала теперь как нельзя более кстати, так как с распространением европейских колонистов и европейской культуры тип и быт многих племен подвергается быстрым изменениям и утрачивает свои характеристичные особенности. Не мало было племен, например, в Полинезии, Америке, Сибири, которые уже исчезли, которые вымерли сравнительно в недавнее время, на глазах, так сказать, европейцев и, большей частью, вследствие их преследований или внесенных ими болезней, разврата, рабства и других неблагоприятных условий. Многие дикари уже помешались с европейскими колонистами, почти все вступили с ними в прямые или посредственные сношения и с каждым годом теряют чистоту своего типа, забывают многие из своих искусств или отраслей промышленности, усваивают себе европейские изделия, костюмы, нравы, религию, пороки. Чтобы встретить более чистые, девственные племена, приходится забираться всё далее и далее, в глубь материков, в горы, леса и пустыни, на отдаленные острова, да и то нужно торопиться, покуда еще не проникло туда достаточно европейское влияние, покуда племенные особенности не погибли еще под европейской нивелировкой. Пройдет еще несколько десятков, сотен лет, и дикарей уже не будет, драгоценные материалы для истории человеческого типа и культуры исчезнут, и всюду проникнут внешние формы европеизма, которые поглотят и задавят массу оригинальных особенностей.
Ученые Европы это сознают, а потому и употребляют все усилия, чтобы собрать драгоценные материалы, покуда еще возможно. Важность антропологических и этнографических музеев доказывалась некоторыми лицами уже давно, как о том свидетельствуют, например, старания собирать антропологические коллекции — Блуменбаха (в конце прошлого века) и усилия по созданию этнографического музея в Париже — Жомара и в Лейпциге — Клемма (в сороковых годах нынешнего столетия). Полное осуществление получили эти попытки, однако, лишь в новейшее время, благодаря возрастанию числа деятелей и сочувствию к их стремлениям со стороны правительств и общества. Ученые миссии, посылаемые французским правительством, собирание коллекций английскими и немецкими музеями, умножение путешественников в отдаленные страны, наконец, основание местных центров для этнографических исследований в Соединенных Штатах, Индии, Японии, на Малайском Архипелаге, в Австралии и т. д., — всё это дало возможность собрать такие материалы, в таком количестве и полноте, какие были немыслимы в прежние времена, при скудости тогдашних сил и средств, и при отсутствии в то время надлежащей поддержки и сочувствия. Новейшие антропологические и этнографические музеи в Лондоне, Берлине, Париже, Копенгагене, Вене, Флоренции, Вашингтоне, Гамбурге заключают в себе массу материалов для изучения племен, вполне соответствующую той богатой литературе по этнографии, которая накопилась за последние 10–15 лет.
Особенную важность представляют данные, собираемые местными институтами, обществами и исследователями, имеющими возможность ознакомится подробнее и обстоятельнее со всеми особенностями изучаемых племен. Так, например, наблюдения, собранные австрийскими «попечителями о туземцах», новозеландским ученым институтом, полинезийскими миссионерами и агентами немецкой фирмы Годефруа, ведущей торговые сношения с островами Меланезии и Микронезии, значительно обогатили и увеличили те сведения, которые имелись о племенах австралийских и полинезийских. Так, различные отделения «азиатского общества», имеющего главную резиденцию в Калькутте, обогатили науку многими данными об Индии, Сингапуре, Китае; батавское ученое общество собрало много материалов для изучения племен Малайского Архипелага; немецкое общество для исследования восточной Азии в Иеддо (Эдо) — для изучения Японии; этнологическое бюро в Вашингтоне — для изучения американских индейцев. Весьма ценные материалы собираются, впрочем, и учеными экспедициями, посылаемыми из Европы, как, например, немецкой экспедицией в Лоанго, французскими миссиями Пинара, Винера, де-Цессака и др. в Америку, немецкими миссиями Финша — в Меланезию, Бастиана — в Перу, новейшей Якобсена — в бывшую русскую Америку и др. Упомянем и о русских путешественниках в Азию: Пржевальском, Потанине, Полякове и других, проникающих в этот материк с севера, навстречу англичанам и немцам, исследующим его с юга.
Из всех частей света Австралия и соседние с ней Новая Гвинея и острова Меланезии сохранили в наибольшей чистоте тип и быт первобытных их обитателей. Новая Гвинея, как известно, только в самое последнее время стала привлекать к себе европейских миссионеров и поселенцев (из Австралии), которые, впрочем, основались покуда только на некоторой части южного и восточного берега и имеют лишь весьма скудные сведения о внутренних частях острова. Между тем, Новая Гвинея по величине равняется Франции, и обстоятельное исследование ее потребует, несомненно, многих лет. В Австралии европейцы уже утвердились давно, а потому и материк этот сравнительно более изучен, хотя внутри его есть также области, в которых еще не была нога европейца. Первобытные жители Австралии, однако, никогда не были, по-видимому, многочисленны, а в настоящее время при раздробленности и разобщении племен, из коих многие не превышают по численности нескольких сот душ, их ждет, по всей вероятности, скорое вымирание. Между тем, тип, особенности, культура этой расы настолько примитивны и характеристичны, что изучение ее представляет весьма значител