Русская расовая теория до 1917 года. Том 2 — страница 68 из 156

прогресса человечества! Но то же сделали наши писатели: Достоевский, Тургенев, Лермонтов, Лев Толстой, и оттого все они сделались нравственной необходимостью для человечества и стали властителями мировых дум. Недаром французы, провожая в Россию гроб Тургенева, говорили, что у него два отечества: Россия и Франция. Для них он был такой же великий писатель и такое же духовное сокровище, как и для нас. Одно небольшое произведение Толстого «Хозяин и Работник» произвело необычайное впечатление во всей Европе, в особенности в Англии. Сильные духом и волей англичане, более, нежели другие народы, оценили значение душевной мощи у «Работника», который готовился встретить смерть с тем спокойствием и с той детской простотой чистой души, с какой, по словам Михаила Ивановича Драгомирова, живет и умирает русский солдат. Русские художники и русские писатели внесли крупную лепту в сокровищницу всечеловеческой души и тем сослужили великую службу международному психическому прогрессу, который состоит из суммы национальных прогрессов, согласно удачной мысли Николая Александровича Добролюбова. Русские, отстав от Запада в разработке объектов внешней культуры, не отстали в разработке вопросов духа, которым не без основания, придает такое значение маститый старец нашего времени Лев Толстой. Поэзия, искусство, художество, наука, — всё это плоды высших душевных доблестей; всё это вопросы духа, которые равно дороги всему человечеству, какая бы нация их не разрабатывала.

В разработке вопросов духа человеческие расы не в одинаковой степени талантливы по всем направлениям, но отличаются весьма существенно: так, англичанину присуща физическая мощь и неподражаемая сила воли и самообладания, почти недоступные другим народам; французу свойственны тонкий ум и рафинированное чувство, едва ли вполне доступное другим народам.

Особливые качества, свойственные душе каждого народа, стали, с недавнего времени, предметом научного исследования, почин которому положил немецкий психолог Лаццарус, начавший впервые издавать специальный журнал, посвященный изучению психологии народов. У всех народов, не исключая и нашего отечества, началось научное изучение народной души. Важность такого изучения столь велика, что все размеры его в настоящую минуту едва ли могут быть вполне оценены. Народный дух — это величайшее биологическое богатство, созданное веками биологической и исторической жизни, глубокие пружины которой скрыты от современного взора. Слон, которого теперь безбожно истребляют (и скоро вконец истребят!) для добывания слоновой кости, вызвал у французских психологов справедливое сетование. Природа, — рассуждали они, — употребила полтора миллиона лет, чтобы создать слона с его белой костью и с его высокими духовными качествами, а человек варварски уничтожает эту биологическую ценность, не понимая ее значения. Нечто подобное происходит в оценке индивидуальных особенностей народов. Эти особенности находят себе истинный прием и своевременную оценку только на родной почве, где эти особенности зародились и возросли. Но чужому народу они были бы мало понятны. На международном рынке, при гуртовой оценке, эти высшие психологические новинки подвергались бы риску не быть замеченными и опасности не быть правильно оцененными. Сила воли англичан, вероятно, котировалась бы за пределами Англии (что мы видим и теперь) как грубость и бесцеремонность; тонкость ума и чувства французов шла бы, на чужом рынке, за сентиментальность и т. д. Но на родной почве все психические особенности рано подмечаются и бережно культивируются. Эти родные черты каждому народу дороги, как величайшее биологическое и духовное наследие, которым определяются судьбы народа и которое, в годину народных бедствий, выступает всеми своими выпуклостями и нередко является спасительным средством для народа. В этом факте лежит глубокая причина существования и процветания национальных партий у всех народов, где возникла политическая жизнь и политическая борьба. Национальные партии являются главным штабом национального психизма и первыми оценщиками и таксаторами духовных богатств своего народа.

Духовные богатства каждого народа накоплены задолго до появления национальной партии. К этим богатствам относятся: язык, поэзия, литература, художество, религия, нравы и обычаи. Все эти проявления народной души имеют свою особенность у каждого народа и дороги каждому народу, как самая жизнь. Национальные партии должны взять на себя главную охрану этих национальных богатств и главную заботу об их развитии и направлении.

Психологическое орудие, которым направляется национальная жизнь, заключается в чувствах симпатии и антипатии. Значение первого чувства достаточно всем известно; чувство же антипатии, в самое недавнее время, было предметом исследования хорошо известного и у нас французского философа Рибо. Этот мыслитель определяет психологическое и, если можно так выразиться, международное значение чувства антипатии. Чувство это имеет гораздо больший удельный вес и обладает большей психологической валютой, чем то предполагалось раньше. Всем было известно чувство симпатии, и все одинаково признавали за антипатией лишь отрицательное значение и психологическую противоположность симпатии. Рибо доказывает психологическую самостоятельность антипатии и положительное значение этого чувства. Антипатия, по взглядам Рибо, есть оборотная сторона чувства самосохранения; она помогает народам крепче чувствовать себя и крепче держаться за свои духовные особенности, которые нередко могут быть и большими психологическими ценностями, недоступными для других, часто непонятными для других и потому сугубо ценными для обладателя. Счастливый обладатель может вырастить из них национальную, а, впоследствии, и общечеловеческую ценность. Высокая оценка, какую дало всё культурное человечество Тургеневу и Льву Толстому за то, что ими созданы многоценные художественные этюды русской души, показывает, какое значение для международной души имеют национальные типы народов. Один Тургенев, рассказы которого из русской жизни с жадностью выслушивались избранниками интеллигенции Парижа всякие две недели, снискал нашему отечеству больше симпатий, чем то могли сделать целые серии дипломатов и ученых. Жил и умер этот писатель в Буживале возле Парижа двадцать пять лет тому назад, и всё еще до сего дня он продолжает жить в нежнейшей памяти всех народов. И другой писатель, еще здравствующий и имеющий жительство в Ясной Поляне, обитает также и в сердцах всего человечества. Через этих писателей русская душа вошла в международную и стала ее достоянием. Не слова министров и их интервьюеров, но художественные штрихи писателей поднимают психическую валюту народов. Таково значение духовной мощи!

Легко понять, милостивые государи, почему те, которые враждебны русскому народу, нападают главным образом и всего более на его поэтов, писателей, ученых, на его великих людей и проч. Такие нападатели и хулители одушевлены не чувством антипатии (она дозволительна и законна!), но чувством гнева, презрения и другими низменными страстями. Приведем несколько таких примеров, так как они более, нежели что-либо другое, должны быть предметом ведения националистов. Эти типические гневные нападки представляют собой авангардные выступления и обнаруживают мысли и цели тех, для которых существование великодушного и мирного слона восточной Европы является чем-то вроде острого ножа в сердце. Вот одно из таких выступлений. Это стихотворение, помещенное в одной из газет и озаглавленное: «На мотив Лермонтова».

Мы приводим это стихотворение целиком:

Скажи мне, банда черной сотни,

Где родилась ты, где цвела?

Каких задворков, подворотни

Ты первой гордостью была?

Поведай, чьею волей злою

Ты даже в Думу заползла?

Тому ли Грингмут был виною.

Иль в Крушеване корень зла?

Иль вражьей рати лучший воин

Честной отец Илиодор

Нашел, что злобы дух достоин

Представлен в Думе быть тобой?

Нагайки свист, шипенье гада,

Из-за угла наскок лихой, —

Всё полно мерзости и смрада

В тебе самой и под тобой.

Все знают, конечно, чудное стихотворение Лермонтова «Ветка Палестины»:

Скажи мне, Ветка Палестины,

Где ты росла, где ты цвела?

Каких холмов, какой долины

Ты украшением была?

Все также знают, что этот художественный перл вылился из души скорбного поэта в тот момент, когда ему предстояла вторая административная ссылка на Кавказ. Поэт скоро справился с личным горем, вызванным перспективой этой ссылки, но для него тяжка была мысль о страданиях близких ему, которым предстояла разлука с ним. И вот, объятый высокой альтруистической скорбью, поэт олицетворяет себя в «Ветке», а своих близких в «Пальме», от которой насильственно отторгается ветка: пред его художественным взором восстает картина возможной смерти друзей или близких людей. Это повергает поэта в глубочайшую печаль, и он, в тяжком томлении души, задает вопросы и ведет разговор с веткой:

И Пальма та жива ль поныне?

Или в разлуке безотрадной

Она увяла, как и ты,

И дольний прах ложится жадно

На пожелтевшие листы?

Таковы были мысли и тревоги поэта! Для нас, русских, стала святыней каждая минута скорбной жизни поэта, вылившейся в звуках его поэзии. Друг и переводчик Лермонтова, немецкий поэт Боденштедт, называет всю поэзию нашего великого поэта «драгоценными слезами», которые, как выражается Боденштедт, служили Лермонтову утешением при жизни и создали неувядаемый венок славы по смерти. И, вот, в эти драгоценные слезы газетный кривляка дерзнул кощунственно обмакнуть свое нечистое перо, чтобы сводить счеты со своими политическими противниками. Когда дурной человек (какого только можно представить себе!) желает обидеть и оскорбить своего противника, он для этого оскорбляет и позорит его мать. Рифмоплет, о котором идет речь, сделал это со священной памятью великого русского человека. Все лучшие произведения Лермонтова, например, «Бородино», и произведения многих других поэтов стали мишенью для людей, которые исполнены гнева и презрения в отношении русского народа и нападают на всё священное для нас. Вдумайтесь: нападают не на наши недостатки, а на наши святыни.