В «Пряди о Карле» говорится следующее:
Нет теперь мира между Свейном Альвивусоном и конунгом Ярицлейвом, потому что конунг Ярицлейв полагал, что норвежцы повели себя недостойно по отношению к святому конунгу Олаву, и некоторое время не было между ними торгового мира.[735]
Речь идет, как следует из дальнейшего изложения, о 1034 годе. Е. А. Мельникова рассматривает «указание на отсутствие торгового мира при Свейне» как свидетельство того, что такой мир между Русью и Норвегией существовал «в предшествующее время». Исследовательница заключает на этом основании, что «во время правления Олава Харальдссона был заключен торговый мир с Русью, обеспечивавший свободную торговлю и безопасность норвежских купцов на Руси». Наиболее вероятными годами заключения договора о торговом мире с Норвегией Мельникова считает 1024–1026 гг., проведенные Ярославом в Новгороде, между проигранной им битвой при Листвене и его возвращением в Киев.[736]
События 1034 г. развиваются, по «Пряди о Карле», таким образом, что на Русь («в Аустрвег») решают отправиться со своими людьми два норвежских купца (солевары, накопившие денег и занявшиеся торговлей), Карл и его брат Бьёрн. Они осознают, что «из—за заявлений конунга Свейна и конунга Ярицлейва и того немирья, которое существует между ними, это нельзя назвать безопасным». И все же они плывут на восток, «пока не приходят в Аустррики; и встают там у большого торгового города». Думаю, можно не сомневаться, что «большим торговым городом», в котором купцы собираются «купить себе всего необходимого» и откуда затем отправляются в Хольмгард (Новгород), была Ладога.[737]
Норвежским купцам грозит нападение со стороны местных жителей, и Карл отправляется к конунгу. «Ничего не говорится о его поездке, пока он не приходит к конунгу Ярицлейву и приветствовал его». Ярослав «велел взять его и тотчас заковать в цепи, и так было сделано». Однако по просьбе Магнуса он освободил Карла. «И так хочет Магнус, – сказал он, – чтобы тебе был дан мир». («И всем тем норвежцам» – добавляет «Книга с Плоского острова».) Ярослав предложил Карлу либо уехать назад в Норвегию («Отправляйтесь с вашими товарами, как вам нравится»; в «Хульде» здесь следует вставка: «и позаботьтесь сами, чтобы вам был мир от других местных жителей, если я дам вам свободу»), либо остаться на зиму и весной выполнить его поручение.
Карл соглашается на второе предложение, едет по весне с поручением в Норвегию, но там попадает в неволю. Ему удается бежать не без помощи Кальва Арнасона, знатного норвежца, сражавшегося в битве при Стикластадире против Олава Святого, но сейчас готового присягнуть на верность его сыну Магнусу. «Затем едут они на восток в Гардарики к конунгу Магнусу, и оказывают конунг Ярицлейв и его люди Карлу самый что ни на есть радушный прием, и рассказывает он им все о своих поездках, и затем рассказывает он конунгу Магнусу о деле Кальва». Карл говорит, что Кальв готов поклясться, что он не убивал конунга Олава, и желает присягнуть на верность конунгу Магнусу. «И вот посылают за Кальвом, и получил уже Карл мир для него». Карл приехал к Ярославу. «Дал Карл тогда такую клятву, что он не убивал конунга Олава, и присягнул на верность с этого времени Магнусу».
Вновь, если обратить внимание на выделенные части этого рассказа, мы можем заметить, что, как и знатные норвежцы, купцы тоже все сразу не едут вглубь страны – отправляется «к конунгу» один Карл. Очевидно, он должен получить разрешение («мир») для остальных купцов на проезд от Ладоги до Новгорода. Когда Ярослав освобождает Карла, он говорит, что Магнус просит дать мир ему и всем тем норвежцам, т. е. «мир» для Карла – не освобождение из заточения, а действительно право на провоз товаров, как и для остальных норвежцев, ожидающих его в Ладоге. Идущая ниже по тексту вставка в «Хульде», противопоставляющая «мир» от местных жителей по пути следования Карла и «свободу» от конунга, подчеркивает, что в понятие «мира» входит также «личная безопасность».
История Кальва Арнасона повторяет фактически ту же схему: «на восток в Гардарики» Карл и Кальв едут вместе, но к Ярославу приходит только Карл. Это означает, что Кальв остается ждать, чтобы ему дали «мир» на проезд. «Мир», который Карл получает для Кальва Арнасона, вероятнее всего является гарантией его неприкосновенности, поскольку Ярицлейв и Магнус убеждены, что отец Магнуса, конунг Олав Святой, был убит именно Кальвом.
При том, что эта версия прибытия Кальва на Русь находится в противоречии с остальными вариантами того же сюжета в королевских сагах, при том, что мы не стремимся к извлечению из этого повествования прямой, буквальной, информации, мы определенно располагаем здесь очень важной информацией косвенной, а именно – указанием на то, что знатный норвежец, политический противник русского князя, должен был ожидать предоставления ему права на проезд вглубь страны. И, конечно, самым вероятным местом его временного пребывания была Ладога.
Любопытен в этом отношении рассказ «Пряди об Эймунде» о путешествии на Русь Эймунда Хрингссона и Рагнара Агнарссона:
Эймунд со своими людьми не останавливаются теперь в пути, пока не пришли на восток в Хольмгард к конунгу Ярицлейву. Отправляются они сначала к конунгу Ярицлейву, как предложил Рагнар. Конунг Ярицлейв был в свойстве с Олавом, конунгом свеев. Он был женат на его дочери, Ингигерд. И когда конунг узнает об их прибытии туда в страну, посылает он мужей к ним с тем поручением, чтобы дать им мир и [пригласить их] к конунгу на хороший пир, и они охотно согласились.[738]
Здесь в тексте содержится явное противоречие. Начинается рассказ со стереотипной формулы: «þeir lettu eigi fyrr ferð sinni en þeir komu…» – «они не останавливались в своей поездке (они не прерывали своей поездки), пока не приехали…».[739] Но через три фразы выясняется, что остановиться им, скорее всего, пришлось, – ведь только после того, как Ярослав узнал об их приезде, он послал им «мир». (Здесь, впрочем, вместо термина frið «мир, личная безопасность» употреблен термин friðland «мирная земля», использовавшийся традиционно викингами, когда они давали обязательство не грабить ту или иную территорию при условии, что им будут гарантированы приют и свободная торговля.) Похоже, что, вопреки стереотипному рассказу, в тексте отразились реальные черты – невозможность для знатных скандинавов беспрепятственно добраться до Новгорода и вероятная их остановка в Ладоге.
Вопрос в том, какого времени события перед нами – начала XI в., когда Эймунд и его попутчики отправились на Русь к князю Ярославу Мудрому, или конца XIV в., когда в состав самой крупной исландской рукописи «Книга с Плоского острова» (1387–1394 гг.) вошла «Прядь об Эймунде»? Приведенная выше стереотипная формула относительно безостановочного пути применялась в сагах в тех случаях, когда автор не располагал сведениями о каких—либо событиях во время пути. Делалось это регулярно и почти автоматически. Если бы составитель «Книги с Плоского острова» сознательно вносил в сагу информацию о «мире», данном путешественникам Ярославом, он должен был бы опустить «путевую формулу». Вероятнее, на мой взгляд, вторая возможность: составитель «Книги с Плоского острова» не придал значения рассказу о «мире», который присутствовал в более раннем тексте, и потому описал маршрут Эймунда еще и традиционным образом.
Скорее всего, и в XI в. «мир» давался тем же способом, что и в более позднее время. Для XII и XIII вв. мы такой информацией располагаем. Так, под 1188 г. Новгородская I летопись рассказывает о конфликте между новгородскими и немецкими купцами: в ответ на конфискацию новгородских товаров на Готланде новгородцы не позволили своим купцам отправиться за море, а находившихся в Новгороде варягов отпустили на очень сложных условиях – «ни съла въдаша Варягомъ, нъ пустиша я без мира».[740] Варяги, отпущенные из Новгорода, тем самым, не имеют гарантий личной безопасности: у них нет «мира», т. е. некоего охранного документа, и нет с ними «съла», т. е. человека, обязанного сопровождать иностранцев в пределах Новгородской земли как при приезде, так и при отъезде.[741]
О «послах», выполняющих указанные функции, говорится в Договорной грамоте Новгорода с Готским берегом, Любеком и немецкими городами о мире и торговле (1262–1263 гг.) и в Проекте договорной грамоты Новгорода с Любеком и Готским берегом о торговле и суде (1269 г.).[742] В договорах XIII в. Новгород брал на себя ответственность за безопасность плавания иноземных купцов на участке пути от острова Котлин до Новгорода. Здесь же были подробно оговорены условия и обстоятельства перехода через волховские пороги при участии «пороговых лоцманов» (vorschkerle), обязанных доставлять суда и товары от Ладоги до Новгорода без ущерба и повреждений. Как комментирует это место договоров В. А. Брим, «получается впечатление, что вся организация этого перехода идет еще от времен варягов и была унаследована ганзейскими купцами почти без всяких изменений».[743]
О том, как осуществлялись контрольные функции, как передавалась информация, в какой форме давался «мир», мы можем судить также по серии работ, посвященных функционированию подвесок со знаками Рюриковичей на Руси и верительных знаков (jartegnir) в Скандинавии.[744]
Вполне естественно, что опорными и контрольными пунктами на водном пути от Ладоги до Новгорода служила цепочка укрепленных поселений, располагавшихся вдоль Волхова, – Любша, Новые Дубовики, Городище, Холопий городок. Ладога действительно занимала «ключевое положение на этом пути, ведущем из Балтики вглубь Руси и далее на Восток». А. Н. Кирпичников полагает, «что торгово—пропускные функции Ладожской области, отчетливо выступающие во времена новгородско—ганзейской «коммерции», были унаследованы от значительно более ранней поры».