Русская революция, 1917 — страница 15 из 61

Большинство членов комиссии сочли мои предложения ересью, но впоследствии им пришлось воплощать их на практике. Выступая в Думе, я говорил царским министрам: «Если у вас есть какая-то совесть, если осталось хоть сколько-то патриотизма, уйдите!» Дума хранила гордое молчание. Мой голос оставался вопиющим в пустыне. Меня считали пораженцем, презрительно отвергали мои опасения и тревоги за страну. В 1914–1915 годах было принято называть пораженцами, германофилами, фантазерами, доктринерами всех, кто, предчувствуя катастрофу, видя Россию на краю пропасти, осмеливался утверждать, что при власти Распутина нечего даже мечтать о победе. Нас сурово упрекали в подрыве «политической солидарности» в стране, грубо приказывали прекратить постоянную критику. Но именно те, кто не мог или не хотел видеть истинного положения дел, кто уклонялся от исполнения своего долга по предотвращению последствий всеобщего развала, невольно способствовали гибели России.

С началом военных действий, когда Дума собралась на историческое заседание 8 августа, Родзянко попросил меня среди прочих высказать мнение по поводу соображений, которые ему предстояло представить царю. Я посоветовал уговорить царя немедленно объявить всеобщую политическую амнистию, вернуть Финляндии конституцию, предоставить Польше автономию, положить конец политическим преследованиям, установить равноправие, ввести гражданские свободы. Естественно, Родзянко моему совету не последовал. То же самое и с тем же успехом я предлагал лидерам прогрессивных партий. Меня резко упрекнули в ребяческом энтузиазме, заметив, что даже в Англии парламентская оппозиция отказалась от противостояния с правительством после начала войны. Какая наивность! Разве можно сравнивать английские парламентские партии, сплотившиеся вокруг демократического национального правительства, с думским большинством, позорно подчинившимся некомпетентным преступным царским властям? Практичные политики Великобритании сплотились вокруг правительства, вдохновленные патриотическим чувством, поддержали власть, сделали все, что считали необходимым для блага страны. Наши «действующие» политики не только отказались увидеть грозившую стране опасность и требовать срочных реформ, но и позволили правительству спокойно проводить губительную порочную политику.

Все, что удалось сделать нашим мудрым политикам, доказывает их некомпетентность. Не только правительственные чиновники, от которых можно было ожидать любой глупости, но и думские представители среднего класса не сумели усвоить, что без добровольного объединения всех слоев населения ни одно государство не в силах продолжать такую войну. В течение целого года, пока все не поняли положение дел, ресурсы страны — экономические, материальные, человеческие — расточались безжалостно, нелепо, преступно.

После поражения в Галиции, гибели миллионов людей, потери пограничных укреплений глаза у России открылись. Страна преисполнилась ужасом, негодованием, и правительство, словно пойманный с поличным убийца, трусливо пошло на некоторые уступки. Режим террора был слегка ослаблен, средний класс получил определенную возможность независимой деятельности, главным образом в сфере снабжения армии. Начался второй этап войны. Распоряжаться ресурсами страны было поручено независимым правительственным органам. Наконец послышался голос Думы. Возникали разнообразные организации, средний класс поставил перед собой задачу облегчить положение армии, особенно систему снабжения, реорганизовать производство и распределение продовольствия во всей стране. Здесь удалось добиться успеха, так как средний класс пользовался существенной патриотической поддержкой рабочего класса. Крестьяне, рабочие, кооперативные общества, провинциальные чиновники, объединенные общей заботой, вдохновленные одним патриотическим чувством, спешили помочь родине. Народ, сознавая свой долг перед страной, проявил в то время небывалую мудрость и выдержку.

Если бы осенью 1915 года Дума была смелее и увереннее, лучше чувствовала настроения народа, действовала заодно с честными демократическими прогрессивными силами России, она с легкостью разгромила бы внутреннего врага и гарантировала победу над внешним.

В 1915 году страну еще не истощили экономические нужды, армия не была смертельно обескровлена, и разумная радикальная смена системы правления могла дать наилучшие результаты. Население находилось в совершенно здравом расположении духа, страна не успела устать от войны. К несчастью, оказалось, что самоотверженный порыв ничего не изменил, не принес никакой пользы.

По прошествии определенного времени на настроениях стало сказываться впечатление от поражения 1915 года. Правительство вернулось к прежнему образу действий, народ в большинстве своем перестал интересоваться войной. Только привилегированные классы сохраняли видимость независимости и свободы действий. Тем не менее, некоторые организации представителей среднего класса, скажем Союзы городов и земств, наладили более тесный контакт с армией, внося огромный вклад в ее реорганизацию и снабжение. Между этими организациями, солдатами и офицерами установились дружеские, братские отношения, вскоре породившие некий союз армии с буржуазией, союз, который через полтора года обеспечил возможность свершения революции.

Поражения и тяготы, пережитые армией при отступлении в 1915 году, уничтожили последние остатки ее верности самодержавию и династии Романовых. Действительно, единодушные усилия народа не смогли в 1915 году пресечь череду военных неудач, поддерживая армию больше морально, чем материально, но главная причина гибели России — власть Распутина — действовала по-прежнему, ничто не менялось в государственной и административной системе. Национальное движение сдерживало развал и шатание Российской империи, подобно железным балкам, которые на какое-то время скрепляют готовое обрушиться здание.

К весне 1916 года положение в армии улучшилось настолько, что Брусилову удалось предпринять наступление в Галиции, которое спасло Италию, вопреки мнению вышестоящего начальства, считавшего армию слишком деморализованной отступлением 1915 года для проведения активных операций. Однако он не смог развить первый блестящий успех без всякой поддержки Верховного командования, при полной дезорганизации, неразберихе, анархии в Ставке. Дальнейший ход брусиловской кампании перечеркнул первые победы, принес новые разочарования, огромные потери. Такие события, как гибель десятков тысяч людей под Ковелем, вполне объясняют возникшее в армии ощущение абсолютной безнадежности. Процесс окончательного развала наших вооруженных сил пришелся на осень 1916 года. К январю следующего года сложилась в высшей степени критическая ситуация.

Реакционеры, утверждающие, будто русскую армию сгубила революция, будто армия, героически сражавшаяся в 1914–1915 годах, разбежалась в 1917-м, совершенно искажают факты. Армия неотвратимо утрачивала боеспособность. Она все больше напоминала недисциплинированную, плохо экипированную толпу под началом командиров, большей частью надевших офицерскую форму после шести-семи недель военной подготовки, которыми, в свою очередь, командовали штабные офицеры, позорно пренебрегавшие собственным долгом. Для полного понимания трагической картины, сложившейся в 1916 году в русском государстве и армии, вспомним о разгуле и бунтах солдат тыловых гарнизонов. Недаром Брусилов заявил однажды, что «события 1916 года подготовили революцию». Возможно, таким положением дел объясняется разработанный в октябре 1916 года генералом Алексеевым (в ту пору начальником Ставки Верховного главнокомандующего, Николая II) и одобренный князем Львовым проект ареста и высылки царицы в Крым, а также предъявление царю требования согласиться на некоторые реформы.

Ситуация в стране в целом стала в то время еще более отчаянной, чем в армии. Распутин со своей кликой окончательно распоясались. Их способы правления, поведение, отношение к русскому народу граничили с предательством и беспредельной наглостью. С удвоенными усилиями преследовались кооперативные общества, Союзы городов и земств, городские управы, другие аналогичные организации, несмотря на критическое положение со снабжением страны, острый транспортный кризис, нехватку продуктов питания и товаров первой необходимости, финансовый и экономический крах. Свирепствовала цензура, закрывая газеты и совсем безобидные организации, была отменена свобода собраний, в Сибирь под конвоем шли ссыльные со всех концов страны. Правящая клика, утопая в крови, продолжала жестокую оргию, а Россия двигалась к гибели. Народ обуял страх, отчаяние, ненависть.

В рабочих кварталах усиливалась пораженческая и большевистская пропаганда. Не прекращались забастовки и стачки, спровоцированные властями, бунты в армии и среди голодающего населения. Началось непрерывное дезертирство из армии. В пограничных губерниях усиливалось сепаратистское движение. Страна падала в пропасть. Вся Россия, от великих князей до крестьян, содрогалась от ужаса и возмущения.

В ноябре 1916 года великий князь Николай Михайлович писал царю: «Ты вновь подтвердил свое намерение вести войну до победного конца. Веришь ли в такую возможность в сложившейся ныне в стране ситуации? Знаешь ли истинное положение дел в пограничных губерниях и внутри страны? Поверь моей просьбе, сбрось с себя оковы. Надеюсь, что, освободившись, ты спасешь трон и нашу возлюбленную страну от непоправимой беды».

Под «оковами» великий князь подразумевал императрицу Александру Федоровну и распутинскую клику.

Опасаясь, как бы безумства Алисы, вошедшей в императорскую фамилию под именем Александры Федоровны, полностью не погубили династию, великий князь Дмитрий Павлович принял участие в убийстве Распутина. Той же самой зимой 1916 года далеко еще не революционная Дума заговорила на языке революции. В своей знаменитой речи Милюков открыто напал на правительство Штюрмера и без всяких околичностей спросил: «Неужели страна действительно находится в руках изменников?» Российский средний класс потребовал, чтобы правительство отчитывалось перед Думой. Но Дума и этот вопрос отложила в долгий ящик. Когда вся страна настаивала на радикальных конституционных реформах, «прогрессивный блок» (думское большинство) во главе с Милюковым, Шульгиным (правый центр) и Шидловским (левые октябристы) уже предложил довольно туманную формулу «министерства, ответственного перед народным представительством».